#иммерсивныйтеатр #cargomoscow

В Cargo, в отличие от Remote, зрители пассивны - собственно как в любом традиционном театре - и не только невидимы из-за зеркальной стены, но и беззвучны – исполнители не слышали, когда мы смеялись, а когда аплодировали. Поэтому очень точным было замечание дальнобойщиков, что зрители здесь - просто груз - в отличие от них самих, живых и реальных.

Здесь уместно вспомнить про “делегированный перформанс” - понятие, сформулированное американским критиком Клэр Бишоп, и описывающее случаи, когда художники (или другие авторы) передают свои функции профессиональным и/или непрофессиональным исполнителям, чтобы те разыграли перед зрителями свою идентичность.

В Cargo есть и те, и другие, причем их роли мерцающие. Дальнобойщики - профессионалы в сфере своей профессии, однако они непрофессиональны как актеры. Периодически мы встречаем на трассе девушку у микрофона, она поет песни про дальнобойщиков, вполне профессионально - певица это или актриса мы не знаем. Реальные дальнобойщики обеспечивают Cargo “гарантию подлинности” (Бишоп), а поющая девушка, наоборот, напоминает об условности происходящего. Есть еще один исполнитель - узбек, которого мы встречаем на мойке машин. Пока он моет фуру, звучит смешной реп с сильным акцентом про “маленького человека”, который вынужден мыть 30-35 машин в день. Чей именно реп и исполняет ли его реальный мойщик, это также не сообщается зрителю.

Тем не менее, подобные участники - частые герои проектов Rimini Protokoll. Коллектив любит знакомить зрителей с теми, кто работает на непрестижных профессиях (возит, моет, убирает, чинит), но на которых стоит этот самый мир либерального капитализма.

После спектакля мы с племянницей пообщались с водителями. Они рассказали нам, что директор их фирмы предложил им принять участие в проекте, они согласились, а теперь мечтают, чтобы быстрее все кончилось: устали, да и хочется уже отправиться в дальнюю поездку, а не по Капотне разъезжать. Конечно, они дружественно передали привет отчиму моей племянницы, а она сказала им большое спасибо за историю про Диснейленд: молодой дальнобойщик рассказал, что уже много лет обещает свозить дочь в парижский Диснейленд, но никак не получается из-за работы и как он об этом сожалеет. На этих словах она была очень растрогана, так как у нее с ее отчимом такая же история, а еще она сказала, что теперь понимает, какая у него сложная работа.

Вот это живое общение, конечно, добавило много к самому спектаклю.
#Riminiprotokol

#документальныйтеатр #девяностые #театрнавыставках

Возвращаясь к опыту "Сквотов" в "Театре.doc". После того, как спектакль закрыли, его создатели не бросили попытки "осмыслить 90-е", как они это называли. Руслан Маликов на фестивале «Территория» в 2012 году сделал подобие мини-квеста «Ненавижу театр!» в заброшенном здании на Страстном бульваре, в рамках выставки-спектакля «Девяностые: победа и поражение». Четыре актера вели зрителей по двухэтажному зданию, воспроизводя монологи Анатолия Осмоловского, Дмитрия Гутова, Олега Кулика и Валерия Чтака о времени 1990-х (куратор выставки Олег Кулик, авторы сценария —– Екатерина Бонд, Андрей Стадников). Текст был сделан традиционным уже для такого рода вещей методом вербатим (в данном случае это был монтаж интервью).

#документальныйтеатр #спектаклипрохудожников

Еще раньше театр «Практика» инициировал создание серии текстов и спектаклей «Человек.док», в котором представители современной культуры рассказывали свои личные истории. Среди участников были и художники: Александр Петлюра, Олег Кулик, Гермес Зайготт. Очень понравилась вещь с участием Петлюры - это была выставка-спектакль. Крутым, на мой взгляд, получился и спектакль про Олега Кулика. В сети есть только маленькие отрывки (там же можно найти отзыв самого Кулика на этот проект)

https://www.youtube.com/watch?v=YA2N5dGtYFQ

Москва – город, где создаётся история. Поздравляем 👊

Вот такой стрит-арт. Респект автору

Сегодня в Екатеринбурге - лекция Глеба Ситковского про моду на иммерсивный театр. Мода - это нечто, прямо скажем, преходящее. В названии есть доля критики:

https://m.facebook.com/events/1469528236450366/?acontext=%7B%22ref%22%3A%2229%22%2C%22ref_notif_type%22%3A%22plan_user_invited%22%2C%22action_history%22%3A%22null%22%7D&notif_t=like&notif_id=1505107723135921&ref=m_notif

#иммерсивныеситуации #тиносегал

Вчера пробралась сквозь День города в МУАР посмотреть Тино Сегала. Его ретроспективу я видела в берлинском музее Martin-Gropius-Bau в 2015 году, поэтому не очень спешила на московские вещи. Теперь жалею, что пропустила Kiss, говорят, именно в МУАРе это было сильно.

Свои вещи Сегал называет «ситуациями» или «сконструированными ситуациями». В МУАРЕ вас ждет «Этот прогресс» (работа 2006 года) - перформанс для одного зрителя.

Это, по сути, прогулка по помещению музея (снизу вверх) в сопровождении четырех перформеров (у меня это были – мальчик, юная девочка, зрелая и пожилая женщины). Мальчик задает вопрос: «Как вы думаете, что такое прогресс?» Я начала вещать что-то про социальную эволюцию, он попросил конкретный пример. Тогда я неожиданно для себя сказала, что на заре человечества люди ели руками, а сейчас используют специальные приспособления. Эти мои слова мальчик передал девочке, она искренне удивилась и повела меня дальше. Разговор с ней и другими перформерами получился вполне естественным, только с мальчиком было сложно: взгляд у него был совершенно стеклянный, он явно говорил по инструкции, контакта не случилось.

Юная девушка живо интересовалась тем, кто я, чем занимаюсь и то ли это, чем я хотела бы заниматься. Зрелая женщина, окинув меня взглядом, сказала, что во время работы часто задумывается над темой унификации. Тут я ответила, что одинаково люди выглядят, потому что существует масс-маркет. Она подхватила тему и рассказала о своем исследовании: большинство девушек приходят в музей с рюкзаками, самыми разными, иногда встречаются Louis Vuitton, и она всегда спрашивает, фейк это или нет. Попадались и фейки, и подлинники. Много внимания она уделила девушке 18 лет, которая сама заработала на подлинник. Так мы дошли до следующей перформансистки. Женщина возраста моей матери рассказала, как сын ей дал волшебного пинка, чтобы она потратила деньги на свою мечту – поехать в Аргентину , вместо того чтобы делать ремонт.

На этом все, перформанс длился от силы 10-15 минут. Я была пассивным собеседником, можно было быть активнее. Например, проходящие мимо меня участники говорили оживленно о Сталине. Тем не менее, какой-то «сюжет» наметился в моем «Прогрессе». Мальчик – детство – эта короткая беседа про развитие и любопытство, которое его сопровождает. Девушка – юность – про цели и их реализацию. Женщина – зрелость – про ответственность использования ресурсов и реализацию в социуме. Пожилая женщина – старость – про реализацию тех планов, на которых не хватило времени или смелости в предыдущие периоды.

Я знаю наверняка, что у других участников были другие сценарии. Какой именно порядок тем и как их выбирают перформеры, осталось за кадром.
После иммерсивных вещей вроде Smile Off или «Твоей игры» я ожидала, что эта прогулка ведет к чему-то важному (тому самому «что-то еще», которое ты получаешь помимо видимых элементов участия). Однако нет. Эта прогулка – как раз об упущенных возможностях, о том, что мог, но не стал говорить.

#иммерсивныеситуации #тиносегал

Вторая вещь, показанная в МУАРе - This Variation («Эта вариация», 2012).
Заходишь в абсолютно темную комнату, наступаешь на чью-ту ногу или руку. Чувствуешь, что где-то рядом передвигаются люди, двигаешься на ощупь, по запаху (люди в темноте, оказывается, сильно пахнут)) и на слух (вокруг пение, битбокс и прочие звуки) и так, пока глаза не привыкнут.

This Variation – это такая репетиция во мраке: перфомеры отбивают себе ритм, звучат, молчат, двигаются – звуковая пластическая композиция. В какой-то момент они замолкают – и вам повезло, если вы заходите именно в эту минуту. Тем неожиданнее будет переход из пространства музея.

Здесь нет ни начала, ни конца, ни середины, ни кульминации. Можно сколько угодно (время работы музея) находиться в этой темной комнате и слушать, лежать, сидеть, ходить. Теоретически можно присоединиться: если вы крикните что-то, то перформеры могут подхватить ваше слово и спеть какие-то свои вариации.

В Берлине перформеров и зрителей было гораздо больше, поэтому зритель оказывался просто на какой-то вечеринке в толпе. Любой мог присоедиться к танцу и пению. В МУАРе же перформеры оставались живыми скульптурами.

Во время этого перформанса я подумала, как же все-таки тягостна та ответственная роль, которую делегирует современный и иммерсивный театр и перформанс зрителю: нет никаких привычных точек для восприятия, есть только большое поле свободы, ограниченное исключительно внутренними установками самого зрителя. И не то чтобы этой свободой очень хотелось воспользоваться.

Сегалу все-таки не очень интересен зритель как активный участник, влияющий на процесс. Форма "Этого прогресса", например, жесткая, в нем есть четкая структура, его даже можно назвать мини-спектаклем для одного зрителя. При этом он идет конвейерным образом. Зрителю не приходится ждать очереди, ждать начала действия, т.е. музейный формат также соблюден. Он делает именно "произведения". Ему совершенно не важно, что происходит между участниками и перформерами, кто именно целуется в его Kiss, что поют в This Variation. Сама "ситуация" становится произведением в рамках музея. Единственное, что дается зрителю - возможность переосмыслить сам факт посещения музея и правил, установленных в нем.

Импрессарио предупреждает

#редимейд #всеволодлисовский #акынопера #шпатель #термины #опера #свидетельскийтеатр #свидетельскийбалет

Кое-что про человеческий реди-мейд. Можно его перепутать со свидетельским театром, хотя все же лучше провести различие. В свидетельском театре участвуют очевидцы того или иного события. Обычно это разовые акции, чтобы избежать превращения свидетелей в актеров.

Человеческий реди-мейд – иная история: на сцену выводится представитель той или иной профессии, однако он не свидетель, он играет – хотя может рассказывать при этом свою личную историю.

У Всеволода Лисовского в Доке есть несколько таких проектов. В 2012 году им и его помощниками (Нана Гринштейн, Руслан Маликов, Анастасия Патлай) была поставлена «Акын-опера», в которой участвовали памирские таджики, пребывающие в России в статусе гастарбайтеров. Все трое имеют образование, которое позволило им выступать на сцене (в Таджикистане они были музыкантами и артистами), и опыт сложного выживания и труда (их профессии в Москве — уборщица, маляр и отделочник), сделавший их носителями остросоциального документального материала. Помимо собственно личных историй герои спектакля пели песни на родных языках и играли на национальных инструментах. Перевод транслировался в титрах.

Проект «Акын-опера» принес актерам спектакля спецпремию музыкального жюри «Золотой маски», после чего главный герой уехал на Памир. Состав участников стал меняться, Лисовский принципиально составлял верстку спектакля за полчаса до начала, не желая создавать законченное и цельное произведение. Как театральное представление в результате «Акын-опера», по словам самого Лисовского, пострадала. В новой версии он объявил участникам, что теперь у каждого будет свой проект, свой индивидуальный спектакль, а его роль в нем — только помогать. Так получился «Шпатель»: один из мигрантов, каракалпакский танцор, сделал свое одноактное представление о жизни обычного трудового мигранта, которое называли «мигрант-балетом» и «свидетельским балетом» и которое можно было бы назвать подобием партиципаторной практики, где люди определенных профессий и статуса становятся основным художественным средством и материалом.

Человеческий реди-мейд – это, конечно, не жанр, это скорее прием, с помощью которого в театральное пространство вовлекаются те, кто был из него исключен. Другой такой проект Лисовского – «Пир» с участием бездомных. О нем в другой раз.

Фото выше - Полины Королевой. Предоставлено Театром.doc.
Кстати, на фото видно, что один из участников сидит с перевязанной головой. Пока спектакль был в репертуаре, на него напали националисты. И он эту историю ввел в спектакль. То есть стал свидетелем.

#иммерсивныйтеатр #ридинг

На ридинг-группу по театру Валерия Золотухина (в Гараже) собралось сегодня 27 человек, среди которых оказались к моей радости театральные критики Елена Ковальская и Кристина Матвиенко. Для ридинга людей много, но Валере удалось продуктивно обсудить с нами текст Дерриды о театре Арто - высший пилотаж.

Поделюсь одним интересным замечанием об иммерсивном театре, которое возникло в самом финале. Валера точно отметил, что каким бы ни был иммерсивный театр, в нем всегда есть возможность выхода для зрителя, и это важная конвенция, обеспечивающая безопасность участника и его доверие (все-таки без доверия и некоторой открытости зрителя никакого театра не будет). Он вспомнил только один случай, когда это правило было нарушено (в современном театре таких примеров больше наверняка).

У японского режиссера Сюдзи Тераяма был спектакль в замке (название пока не нашла). Зрители заходили, актеры запирали дверь. И вот, во время спектакля одна пожилая пара захотела уйти. Актер в костюме самурая не отпустил их и, практически угрожая, заставил досмотреть до конца. Потом после спектакля был шум, а Тераяма объяснил, что его целью было создать пространство сновидения, из которого невозможно выбраться. Воспроизвести один из кошмаров, когда хочется проснуться, но не можешь.

#редимейд #всеволодлисовский #театрдок #пир #термины #галереявтрехпрудном

Продолжу про "человеческий реди-мейд" - термин звучит не благозвучно, признаю. Откуда он у меня возник, не скажу. Может, где-то увидела, гугл пока не дал ответа, а, может, он возник в разговоре с Лисовским.

В следующем своем проекте, «Пир» (2015), он обратился не только к непрофессионалам, но к тем, кого принято считать исключеннейшими из исключенных - московским бездомным. По его приглашению они приходили в театр, чтобы репетировать трактат Платона. Предполагалось, что бездомные потом будут играть в спектакле.

Тут вспоминается «Милосердие» (1991) Константина Реунова и Авдея Тер-Оганьяна, выставка в «Галерее в Трехпрудном переулке», на которой «оживили» репродукции Рембрандта с изображением нищих. Помимо репродукций в зале находилось трое бездомных, которые просили милостыню у посетителей. Реунов и Тер-Оганьян позволили им остаться в пространстве галереи теми, кто они есть. Вот такой вот "человеческий редимейд".

В итоге «комиссар» Лисовский столкнулся с естественными в таких случаях препятствиями: отсутствием мотивации у участников и, увы, смертностью среди них . Он тогда поставил «Пир» с участием актеров для бездомных как зрителей. Так репертуар «Театра.doc» пополнился еще одним спектаклем, где классический философский текст восприняли как один из первых вербатимов - с этим понимаем играли его и актеры. Они сидели между двумя рядами зрителей, чтобы те тоже оказались на «пиру». Вместо еды зрителям выдавали напечатанные идеи рецептов разных блюд (ну тут не нужно объяснять, почему идеи блюд вместо еды, Платон все-таки)