Я понимаю, что в последнее время у меня перепостов гораздо больше, чем раньше. Но этот текст особенно хочу сохранить, потому что мало кто критически пишет о тех, кого всегда хочется похвалить только за то, что человек ищет незаурядные пути. Речь о Волкострелове, этот спектакль я не видела пока, но, прочитав текст Виктора, полностью понимаю, что там происходит и почему.

Что касается моих текстов, потерпите немного. Скоро начнется ридинг-группа Валеры Золотухина в "Гараже", скоро я окажусь на "Манифесте", а потом, если Аэрофлот не подведет, в Казани на театральной конференции, посмотрю вещи Диденко и того же Волкострелова. Ну и #антисловарьугарова еще не весь здесь опубликован. Готовлю тексты для канала, будьте здесь, останьтесь со мной.
#новости #Волкострелов

Операция, которую Дмитрий Волкострелов проделывает в «Диджее Павле», довольно тривиальная для совр.тятра: перенос обыденного контекста внутрь театра — целый час люди просто танцуют под советские песни и цветомузыку; то есть то, что маститые-критики-профессионалы назвали бы профанацией театра, является, наоборот, как бы экспансией театральной энергии на внеположные ей территории. То есть чисто формально всё супер-ок, обмен ценностями, инновация через инклюзию.

Но что происходит с этим спектаклем в действительности? Волкострелов заимствует ситуацию дискотечной реальности и помещает её в закрытое, в общем, театральное пространство. Всё, дверь захлопывается, российский театр получает какой-то импульс обновления, но остаётся таким же закрытым, как и был. Демократический горизонтальный современный театр не делает ситуацию вокруг себя более открытой.

Я думаю о том, как на этот спектакль отреагировала бы какая-нибудь наша общая легкомысленная подружка вообще вне театрального контекста. «Бля, ну какой-то уёбищный дискач» — думаю, так бы отреагировала. То есть это было бы даже несмешно, потому что Волкострелов, разумеется, вообще не умеет в постиронию. То, как он выскакивает отплясывать со своими друзьями — это ситуация такой милой шутейки, это в каком-то смысле очень реальная ситуация, потому что я уверен, что ровно так эти люди иронично, как им кажется, и пляшут в каком-нибудь караоке на чьём-нибудь др.

Поскольку отсутствует воздушная подушка фикции, спектакль, естественно, превращается в чистый перформатив. Но и здесь получается наёбка: как это часто происходит у Волкострелова, текстовое описание спектакля в анонсе полностью исчерпывает его содержание, так что время внутри спектакля не аккумулируется, длящейся перформативности не происходит, его можно не смотреть вообще или посмотреть первые 5-10-20 минут и затем уйти или — ещё лучше — не уходить, а просто отключить внимание и находиться внутри этого ландшафта.

Но всё-таки самым важным мне кажется вот это соображение о включении в контекст изолированного театрального мира кусков повседневной реальности. Это работает на инновацию в театре, но парадоксальным образом генерально оставляет всё вообще как есть. То есть для реального современного театра (которого, как я всё чаще думаю, у нас в мире вообще ещё просто не существует) нужна либо обратная, либо вообще другая операция: театр должен выходить наружу, а не впускать в себя куски реальности, через знаки времени или форму удерживаясь на одной территории с современностью.

Вообще современный театр в России, насколько о нём можно вообще говорить, это такая партия системных либералов. Они в принципе за всё хорошее против всего плохого и, как говорится, делают всё, что могут, но их методы и интенции на самом деле полностью апроприированы и даже подразумеваются системой. Театру в России так же нужны невидимые антагонисты, которые будут деликатно с ним спорить, как и нужен какой-нибудь Герман Греф или Эльвира Набиуллина: мы будем номинировать их на золотую маску и не давать, мы будем называть их перспективными молодыми режиссёрами, мы будем помогать им грантами и на их фоне будет ярко высвечиваться наша власть. Надо понимать, что для молодых режиков это бессмысленный путь, который не ведёт к реальному обновлению. Мне кажется, Волкострелов полностью существует в этой парадигме деликатной дискуссии, которая на самом деле не дискуссия вообще, а бесконечный разговор с фантомами.

В Образовательном центре "Гаража" начались #ридингруппы театроведа Валерия Золотухина "Театр участия: от праздненства к партиципаторному искусству".

Сегодня читали "О новой маске (Автобио-реконструктивной)" Николая Евреинова. История в ней изложена замечательная.

Несколько молодых людей (шесть!) старших классов влюбились в одну девочку (она была их младше), которая никому не отдавала предпочтение, чем разбила не только их компанию, но и сердце каждого. Педагог, увидев, что дело плохо, предложил всем участникам этой любовной истории поставить спектакль, в котором бы они проиграли всю ситуацию.

В итоге, все случилось, с помощью формата комедии del'arte. После долгих репетиций спектакль случился и был показан перед небольшим кругом зрителей. Итог: ситуация была осмыслена всеми участниками, все исцелились от несчастной влюбленности.

Можно по-разному относиться к этой истории и к восторгу Евреинова по поводу терапевтического эффекта театра. Не исключено, что история несколько приукрашена. Но вот какую интересную мысль вывел Валера. Выбирая маску, мальчики выбирали роль в этой истории. Все дальнейшее - игра. Выбор маски был определяющий. Он и был терапией.

Участница ридинга высказывала версию, что весь спектакль был устроен для того, чтобы показать мальчикам, какая плохая и ветреная была эта девочка, то есть обесценить ее. Потому что Коломбина явно не героиня драмы, не Пьеро и не Арлекин. Вылечили мальчиков от травмы, травмируя девочку, короче. "Этот хорошенький зверек... бобр, грызущий душу другого", - вот так после спектакля говорили о ней, например, мальчики.

Из важного еще - размышляли, чем театральное свидетельство отличается от свидетельства у психолога или следователя.
#чтениенаночь #теория

Новая творческая лаборатория, названная по-модному - "Практика постдраматурга" - запустится в конце этого года.

К участию театр "Практика", Фестиваль "Любимовка" и СТД РФ приглашают авторов до 40 лет.

Честно, в манифесте для меня много размытого и общего. Судя по всему, хотят учить делать вещи по Леману, постдраматически, хотя Леман, несмотря на то что ему прямо поклоняются (потому что больше некому), никакой теории новой не вывел - зато хорошо описал и сгруппировал то, что есть.

Предполагаю, что принцип "пойди туда - не знаю куда; принеси то - не знаю что" может дать небанальные результаты. #новости

Дерзайте!

Все условия - на сайте:
https://praktikatheatre.ru/about?fbclid=IwAR0GcRyT14nFDMe2zMoLm9Y9RAOWQCkii1b1IWPGy1ZEWedjVptTEQANIi4

Вот это понятие ключевое для документального театра и вообще Новой драмы эпохи нулевых. Удивительно, но тогда почти никто не задумывался о том, что объективной реальности не существует (то есть это было преодоление постмодернистского сознания), как и о том, почему собственно реальность, предлагаемая участниками движения, объективнее всего остального. #антисловарьугарова

РЕАЛЬНОСТЬ – объективная с точки зрения автора картина реальности, противостоящая ложной, созданной телевидением и другими СМИ. Пожалуй, именно этому понятию (и его синониму «действительность») Михаил Угаров и его коллеги уделяли непрестанное внимание.

Слоган проекта «Документальный театр»: «Самое потрясающее в документальном театре? Есть тексты, которые ты не придумаешь никогда – даже если проживешь три жизни», – ориентировали авторов на более внимательное отношение к действительности и людям как к источнику «текстов» для театра.

Девизы – «Всё, что вы увидите, случилось на самом деле» и «Театр.doc» – «театр, в котором не играют» – задавали «рамку» восприятия зрителя, который на веру должен принять «реальность» показанных историй.

В афише одного из дней дискуссионного клуба «Реальность.doc: документализм в художественном» (фестиваль «Новая драма», 2005) указано: «Новая драма» и родственные ей направления в искусстве выбирают своим принципом реальность и современность. Возникает «мода» на документализм, на «настоящую» жизнь, на подробности и детали. Увлечение биографиями, дневниками, точной фактологией». Упор на фактографичность и документальность, попытка собрать из отдельных фактов и событий, историй и свидетельств истинную картину реальности, которая, по сути, будет собственной «картиной мира», были одновременно попытками самоопределения как движения в целом, так и его участников в частности.

«Какая разница, в подвале мы или на шикарной сцене? – писала в буклете фестиваля «Новая драма-2006» Елена Гремина. – Главное, что мы говорим то, что хотим и как хотим, и нас слушают, чтоб возникали моменты радости от душевного единения с публикой, которые дает только театр. Давайте писать пьесы, давайте ставить их, давайте попытаемся понять нашу жизнь такой, какая она есть».

Михаил Угаров противопоставлял понятию «реальность» – «сказку». На лаборатории «On. Драма» в Санкт-Петербурге в 2010 году он говорил: «Большое кино полностью захвачено сказкой. Те, кто работает на реальность и документ – в меньшинстве. […] Срабатывает техника психической безопасности, человек просто перестал реагировать на то, что происходит вокруг него. И это понятно – если я буду реагировать на все обстоятельства, я не выживу.

У сегодняшнего человека выработана очень интересная техника безопасности – отмена события: этого я не вижу, этого я не слышу, а значит, этого не было. Большая часть зрителей приемлет только фэнтази и сказку».

У демонстрации "реальности" была определенная цель – противостоять ложной картине, выстраиваемой политическими силами и вводящей людей в заблуждение.

«Чего больше всего ненавидит наша власть – это реальность, – пояснял Угаров в интервью «Эхо Москвы». – Они любят нашу историю до смерти, они любят наше будущее, особенно во времена социализма. И не дай Бог обратить внимание на здесь-сейчас – реальность».

Сегодня успела посмотреть часть проекта "Манифеста", выставленную в Orto Botanico (Ботаническом саду) Палермо, Сицилия.

Сам сад не простой. Растения в нем высажены по классификации Линнея, поэтому кучкуются семьями. То в аллею колючих бутылочных деревьев попадешь, то оказываешься среди кактусов. Акцент, конечно, на экзотических растениях, что дало повод говорить о колонизации - одной из актуальных тем для современного искусства.

Всего выставили 11 объектов восьми авторов. Кураторы, видимо, поставили себе задачу как можно тщательнее спрятать работы. Не имея карты (а мы с моей коллегой Таней Волковой от нее отказались), найти что-либо было практически невозможно. Этикетки к работам были выполнены так, что мало отличались от этикеток к растениям. Цвет проекта - красно-оранжевый - тоже не использовался.

Таня находила работы благодаря какому-то своему особому нюху и чутью. Вот в зарослях бамбука спрятано видео Bo Zheng об эко-квире, вот в теплице Alberto Baraya выставил свой фейковый гербарий из искусственных цветов, а Lungiswa Gqunta в теплице рассыпала битое стекло, да так искусно, что мимо этой работы можно было бы легко пройти мимо, если бы не бутылка с ярко-голубой жидкостью, призывно сверкающая с ветвей экзотического растения. Традиционные медиа (фото Michael Wang и графику Toyin Ojih Odutova) убрали с глаз в садовые помещения. А инсталляция пакистанца Khalil Rabah и вовсе состояла из упорядоченного мусора, продаваемого обычно на барахолках.

Квест "найди арт-объекты" оказался увлекательным и вполне иммерсивным. Весь сад был завален обломками деревьев после вчерашнего урагана. Инсталляция британцев Cooking Section вообще была испорчена: сетки, которыми они покрыли мандариновые деревья в центре города, организаторы прижали тяжелыми большими кирпичами. Так вот, по их свидетельству эти кирпичи вчера летали от ветра, как воздушные шарики, а сетка сильно перекрутилась, и мы видели, как они пытались ее раскрутить.

Одна из важных тем этой "Манифесты" - изменения климата. Погода как будто специально устроила всем показательное выступление, дав понять, что какие бы постапокалиптичные миры не рисовали художники, то, что в действительности может сделать стихия, нам и не снилось.
#иммерсивныеситуации

В сторис в инстаграме - много фото и мои комментарии.
https://instagram.com/ilmira.bolotyan

В инстаграме у меня вчера, сегодня и завтра - посты про тренды в современном искусстве. По следам Манифесты. Здесь будет рассказ про перформанс, на котором я побывала в Палермо, и вот просветительский пост от моей коллеги Тани Волковой.
#термины

Вчера в рамках дискуссионной программы Манифесты в Палермо мы посмотрели документальный фильм о Донне Харауэй. Биолог, профессорка факультета феминистских исследований и факультета истории сознания Калифорнийского университета Донна Харауэй работает с исследованиями науки и кибертехнологий, постгуманизмом и экофеминизмом.
Экофеминизм – это активистское и академическое движение, которое проводит параллель между доминированием над природой и доминированием над женщинами в современном мире и соединяет цели феминизма и экологии.
Экофеминистки считают, что разрушение окружающей среды - это следствие устройства патриархатного капиталистического общества с мужским контролем над производством и женщинами, и агитируют за социальную и экологическую революцию чтобы спасти жизнь на земле. Экофеминизм поднимает вопросы нашей ответственности перед окружающей средой и единства между женщинами и природой. Эти идеи очень очень близки некоторым идеям кундалини йоги, которая тоже много работает с ресурсами природы.
Внутри экофеминизма существуют различные направления - социалистический, радикальный, культурный, веган экофеминизм. Некоторые экофеминистки стремятся воссоздать дохристианские религии, ориентирующиеся на землю, природу и почитание богинь.
На фото - видео-инсталляция эко-квир-феминистского художника из Китая Джен Бо в Ботаническом саду Палермо, который стал площадкой для одной из основных экспозиций биеннале, олицетворяя её тему "планетарного сада", в котором культивируется ответственное сосуществование различных форм жизни.

На “Манифесте” в Палермо я была три дня, поэтому из публичной программы, помимо фильма о Донне Харауэй, успела посмотреть только перформанс Multispecies Salon (дословно “Многовидовой салон”) Ури Орлоу (Uriel Orlow). Он прошел вчера в Ботаническом саду города “Орто Ботаника”, наполненном экзотическими растениями, расположенными блоками по классификации Линнея.

Орлоу проводил свой перформанс с и для студентов Цюрихского университета искусств, однако присоединиться мог кто угодно. Долго ждали мэра города. Наконец, он приехал (с двумя телохранителями) и произнес приветственную речь. Затем перформеры раздали всем овощи, фрукты и зелень. Мне достался круглый ярко-лиловый баклажан. Кому-то - гранат, кому-то лук, а мэру - артишок, который он вставил в лацкан своего пиджака.

Всей процессией мы пошли по саду и заполнили большую стеклянную теплицу, наполненную кактусами. Сам Орлоу был как будто только одним из участников, всё делали его перформеры. Это был так называемый делегированный #перформанс, когда художник придумывает только “сценарий”, а все остальное делают за него специально подготовленные люди. Эта форма удобна, так как таким образом художник может оставить свое произведение музею, галерее, а также продать его, как это делает, например, Тино Сигал.

Итак, перформер призвал нас глубоко и медленно дышать с закрытыми глазами, потом - прислушаться к тому, что происходит далеко от нас, затем - к тому, что находится близко. И так несколько раз. Движения тоже были, но совсем легкие, доступные каждому. Предложили также мееееедлено исследовать среду вокруг. И пока мы исследовали, студенты зачитали тексты из Википедии и Фрэнсиса Бэкона - о Meta text salon и понятии сада, но вникнуть в английский с акцентом мне не удалось.

Дальше пошли в заросли бамбука, где меня жадно покусали комарихи. Нам вновь предложили закрыть глаза и почувствовать себя растением: пустить корни, ветви, вырасти вверх и т.д. Дальше состоялся Dinner party small talk, где перформеры задавали вопросы: what plant are you? where are you from? На меня перформера не хватило, но все окружающие оживленно общались, а я подумала, что я, конечно, ель и из России. И вряд ли меня срубят на Новый год, слишком уже высокая, в квартиру не влезу.

Пошли в другую теплицу, собрались вокруг маленького водоема, в котором плавали золотые рыбки. Здесь студенты прочли тексты Люси Иригарей и Майкла Мардера Plant lessons, по которому им потом Орлоу задал ряд вопросов. Готовили ли они ответы заранее или отвечали спонтанно, я не поняла, но было чувство неловкости, которое возникает на парах у студентов, когда отвечать никто не решается и тебе тоже лень.

В тексте была фраза When it comes to respect for the environment we are still children, or even infants. Вот, например, ее обсуждали, что значит быть детьми в данном случае. Весь перформанс, в общем, был решен в духе environmental pedagogy: у Орлоу получился такой семинар-прогулка с элементами вовлечения учащихся. Чем это отличается от театра? Размытая гибкая структура, нет, по сути, ролей, только исполнители, да и зрителей нет как таковых - мы на уроке у художника, у самой природы и у тех мыслителей, которых нам предложили услышать. А еще на уроке у самих себя - потому что выудить смыслы в этом случае можно только самостоятельно. А можно ничего и не выуживать: я, к примеру, наслаждалась запахами и видами сада, чесала искусанные комарихами ноги и кормила золотых рыбок.

Последняя часть перформанса - Plant songs. У студентов в руках были пустые горшки от цветов, куда они положили свои смартфоны и айфоны и включили музыку. У кого-то с пением птиц, у кого-то просто веселые мотивы. Так мы вернулись обратно, сложили овощи в одно место, как на алтарь, сфотографировали это, а потом разобрали.

Я слышала, как мэр шепнул Орлоу, что ему очень все нравится, хотя он ушел сразу после зарослей бамбука, я прошла этот перформанс от начала до конца, но мне не хватило бОльшей вовлеченности. Виноваты ли были комарихи, английский язык или еще что-то, не важно. Важно то, что европейский перформанс показался мне слишком бережным к его участникам.

Максимально бережные предложения наклонить головы, вздохнуть поглубже, осторожные вопросы, какое вы дерево, неуверенные ответы по поводу текста Иригарей - действие получилось слишком хрупкое. Вот-вот пропадающий перформанс - так бы я назвала эту междуформу. Привыкла пожестче.
#иммерсивныеситуации #сайтспецифик #перформативнаялекция #экскурсия

#новости огонь!

Коханi, пизда.
У нас тут в отдельно взятом театрике будет равноправие. Никогда ещё оно не было так близко. Мы открываем приём заявок на «Охоту за реальностью» — фестиваль новых проектов Театра.doc. Попасть в Док может каждый. Для этого не обязательно нужно быть драматургом или режиссёром, иметь диплом о профессиональном (о боже) образовании, нужно просто научиться не бояться и подать заявку. Теперь никакой дискриминации и господства документального — «Охота» стала fiction и non-fiction.
Формат заявки вообще не оригинальный:
— имя и фамилия участников проекта;
— краткая информация об участниках;
— одна страница с описанием проекта и/или пьеса.
— отправить нам почту ohotadoc@gmail.com
Дедлайн: 10 ноября.
Заявки мы передадим в нежные руки ридеров и 15 ноября опубликуем результаты.
И это та новость, о которой надо рассказать всем, потому что горизонтальный театр сам себя, конечно, сделает, но так-то бы его и поддержать можно. Потому что на часах судного дня две минуты до апокалипсиса, надо торопиться.

Основные стратегии работы с документальным материалом - эксклюзив для вас! Прямо с конференции лаборатории "Публичная история в России. Перформансы прошлого в театре и за его пределами", которая сейчас проходит в Казани.

1. Предельное отстранение.

Отличный пример - проекты лаборатории "Inliberty. Демонстрация 25 августа 1968 года на Красной площади" в Гоголь-центре.

Материал - выступления протестующих в суде.

Результат - эскизы проектов, показанных один раз. Я видела только Лисовского и Волкострелова, но благодаря докладу Елены Гордиенко могу кратко рассказать обо всех.

Лисовский - демонстрация того, на сколько может быть свободен человек на сцене, а на сколько - зритель. Яркий момент - насильный поцелуй актрисы, который получил один из зрителей (а еще его таскали и валяли на полу, он вообще не сопротивлялся).

Волкострелов - растяжение исторических 10 минут (до выхода на демонстрацию) на долгие полчаса.

Бондаренко и Гордеева - предложение зрителям повторить позы демонстрантов и так стоять. Зрители быстро уставали и их заменяли другие, те, кто проявил к ним сочувствие. "Маленькая тренировка неравнодушия". А потом десакрализация Красной площади с помощью фантазий, что там могло бы быть.

Стадников - "великие слова" произносят клоуны.

Александровский - "репетиция свободы". Зрители садились под шатер, который держали волонтеры. Если кто-то вставал, его осмеивали. Опыт публичного осмеяния.

Вывод: главное здесь - осмысление самого жеста выхода, жертвы. И реакция на эти жесты.

2. Предельное давление.

В буквальном смысле слова - на психику. Пример: проекты "Маршрут памяти", созданный музеем истории Екатеринбурга и ТОС "Академический", и "Дело номер 39496", созданный теми же людьми. О проектах рассказал директор музея Сергей Каменский.

Материал: истории родных и близких репрессированных, личные дела, приговоры, документы НКВД.

Первое - это аудиоспектакль в автобусе. Он едет по местам, где жили репрессированные и где обитало НКВД. В конце есть всегда обсуждение.

Состояние после, как определили психологи, у людей, в основном, - депрессия или агрессия. А по истечению нескольких дней эмоции сходят на ноль, что вызвало появление второго проекта.

Второе - #иммерсивныйтеатр Посетители Мемориала жертв политических репрессий проходят процедуры, которые пережили репрессированные. Их фотографируют, они заполняют анкеты, на них заводится дело, а в деле отмечают выборы, которые им приходится делать во время прогулки по лесу. Например, быть следователем или обвиняемым. Кстати, чаще выбирают первое.

В финале просят сбросить в обрыв камень, похожий на могильный. Многие бросают, не задумываясь. Эта ситуация как будто показывает, на что способен человек в таком контексте. Вывод - часто человек просто не успевает задумываться о своем выборе.

Социологи, которые работали на проекте, отметили, что спектакль ухудшает психологическое состояние человека, особенно если он пришел не вовлеченным.

Вывод: проекты направлены на исправление комплекса свидетеля ("моя хата с краю"), целенаправленно воздействуют и манипулируют эмоциями.

Круто же? Интересно, что посередине.
#экскурсия #сайтспецифик #Волкострелов #теория #тренд #променад #жест #всеволодлисовский #регионы #конференции

Разочарование сезона - спектакль казанского театра "Угол", о котором я слышала много восторженного. Речь о "Свидетелях" (реж. Семен Серзин, текст Нияза Игламова), который позиционируется как иммерсивный.

Действительно, формально это проход с улицы внутрь театра, по его комнатам, в темноте, с точечным светом, с вовлечением зрителей в чтение протоколов и писем репрессированных. И все это было сделано хорошо: перформеры, которые водили нас, указывая табличками, что делать - "Идите", "Стойте", что читать (зрителям раздали номерки текстов), сам материал - репрессированные во времена террора татары (не крымские, а проживавшие в Татарстане). Есть даже подобие сюжета - история разлученных сына и матери, объявленной врагом народа. Письма сына написаны на больших листах и озвучиваются заранее записанным детским голосом.

Так что же не так?
- Удручающее однообразие приемов: прошли, прочитали или прослушали, пошли дальше, снова прочли и послушали. Даже если это было задумано для того, чтобы показать типичность дел врагов народа, не было выдержано достаточное соотношение документов и писем, а, может быть, выборка материала была не очень точной. Я уверена, что каждый из вас легко сможет предположить, что мог писать в письмах мальчик своей матери и что было написано в документах.

- Видимо, чувствуя это, создатели спектакля добавили элементы костюма (на читающих зрителей могли надеть платок, кожанку) - и это было здорово. Но зачем-то в одной сцене актер изображал монаха и читал отрывок из Евангелия, но читал так, как читают алтарники молитвы, которые надо быстро пробубнить. Ребята, если используете "авторитарный текст", а Евангелие - это такой текст, то поймите сначала, как с ним надо работать. Это сложно, это не все умеют. Для сцены о репрессированной монахине достаточно было церковной люстры и запаха ладана. Хотя и без этого хорошо бы сработало. Короче, опять не хватило чувства меры - тут перебрали.

- Про материал. Почему речь только о татарах? Из желания выделить эту группу репрессированных как отдельную? Непроясненный никак в спектакле момент.

- Зачитываются также письма репрессированных, из которых они предстают людьми неоднозначными. В заблуждениях и иллюзиях относительно своего положения и всей ситуации. Почему, опять же, такая выборка?

- В финале спектакля на экране появляются списки репрессированных, которые идут по алфавиту. В какой-то момент перформер показывает табличку "Идите". Зрители начинают выходить, а кто-то решает остаться до конца, досмотреть весь список. И вот тут случается главный прокол - зрителям не дают побыть в этой длительности перечисленных татарских имен полностью. Список сокращен! Просто, условно говоря, после буквы Д сразу идет П. Ну и до буквы Я. Вот как так?! Зачем это все тогда? Этот список - самое ценное в этом спектакле, а мне предлагают имитацию, редукцию репрессированных. Я зла. Как можно так не чувствовать материал?

- И якобы табличка "Идите" здесь провокация. Мол, для выбора зрителя. Выйдет он или останется. Ну, осталась. И что? На урезанный список смотреть?

Если меня читают авторы спектаклей, не делайте так. Если вы зрители, оставляйте гневные отзывы на такую нечувствительность.
#иммерсивныйтеатр #регионы