Где я еще была вчера? На дискуссии "Иммерсивность", организованной командой "Груза 300". Напомню, это такой "иммерсивный спектакль", рассказывающий про пытки в российских тюрьмах, а потом предлагающий зрителям играть в Шавку и Командира. Один из таких показов в Питере вызвал негативные отзывы из-за того, что одна из перформерок дала зрительнице пощечину.
Что обсуждали? Саша Старость привела в пример остенсивные практики, которые, на ее взгляд, имеют непосредственное отношение к спектаклю. Это навело меня на мысль, что, в целом, "Груз 300" - это такое логичное продолжение "перформансов насилия" Новой драмы, о которых целую книгу написали Марк Липовецкий и Биргит Боймерс. Я-то как раз не считаю, что Новая драма была исключительно о насилии. Насилие - это инструмент разрешения кризиса идентичности. Поэтому среди героев Новой драмы много подростков и молодых людей. В своей диссертации я проделала штуку, важность которой осознаю только сейчас, в ходе своей художественной практики и наблюдения за арт-активистами.
В первой части я подробно описываю сообщество Новой драмы как социокультурное движение. Для большинства из организаторов и участников Новая драма была местом самоопределения и самоосуществления. Что непосредственно отразилось и в текстах, где аналогичные авторам герои решали свои кризисы тем или иным способом. Дело доходило до полного неразличения. На негативные реплики критиков о героях автор мог вскочить с криками: "Вы сейчас оскорбляете моих друзей!" Или автор мог писать в третьем лице и вдруг перейти на первое - личный голос побеждал историю. Или, как часто бывало в Доке, зрители воспринимали актеров как реальных людей, которым дали слово на сцене. Или вот пример, "Павлик - мой бог" Нины Беленицкой, где автор и образ автора в тексте выясняют свои отношения с отцом, используя историю Павлика Морозова. И не случайно Михаил Юрьевич Угаров разозлился, пролистав автореферат моего диссера. Ему хотелось бы, чтобы образ кризиса идентичности перестал быть основной темой рефлексии драматургоа. Такие авторы появились: Павел Пряжко - самый яркий из них.
Поэтому "Груз 300" - это "перформанс насилия", явленный во плоти, а не в тексте. Я вижу в нем многие черты российского документального театра, доведенные до предела. И в первой части, и во второй. И особенно то самое агрессивное доковское по отношению к зрителю: "Здесь вас никто развлекать не собирается".
Ирония в том, что спектакль обозначили как иммерсивный, то есть выбрали определение, которое теперь уже стойко ассоциируется с развлечением, даже если речь о кровавых квестах, где вам могут напугать до полусмерти, облапать и оглушить.
Я увлеклась и отвлеклась собственно от дискуссии. Организаторы будут готовить расшифровку записи, поэтому мне нет смысла пересказывать все, что происходило. Расскажу только, что меня разозлило так, что глаза налились кровью, и я начала материться, как сапожник.
- Терпеть не могу, когда люди назвали что-то чем-то, влезли туда, в чем не особо разобрались, а потом дают обратный ход. Назвались спектаклем, должны понимать, что создали определенную рамку и с ней нужно работать. Но не из серии "нам пох на эту рамку и критиков", а отрефлексировав, зачем мы это назвали иммерсивным спектаклем, в какой контекст попали и какой зритель к нам идет. Мы искусством занимаемся или чем? Рефлексируем на медиум и проблематизируем его.
- Идет постоянное перекидывание ответственности: то на себя, то на зрителей. И как раз рамка театра этому способствует. Ну нет никакой горизонтальности в театре! Там всегда есть кто-то главный, хотя обосритесь, хоть устранитесь. И это конвенция между авторами и зрителями. И она должна быть. Иначе просто ничего не случится. Понимаете? Событие происходит на границе между авторами и зрителями. Это значит, вы уже в неравной позиции и в одновременно равной. Неравной, потому что авторы ведут и знают всегда больше, чем зритель. Равной, потому что без зрителя ничего не будет. Событию он необходим.
- Рамка театра есть, а актеров нет. В "Грузе 300" это чревато тем, что, хотя перформеры в первой части исполняют все-таки роли...
Что обсуждали? Саша Старость привела в пример остенсивные практики, которые, на ее взгляд, имеют непосредственное отношение к спектаклю. Это навело меня на мысль, что, в целом, "Груз 300" - это такое логичное продолжение "перформансов насилия" Новой драмы, о которых целую книгу написали Марк Липовецкий и Биргит Боймерс. Я-то как раз не считаю, что Новая драма была исключительно о насилии. Насилие - это инструмент разрешения кризиса идентичности. Поэтому среди героев Новой драмы много подростков и молодых людей. В своей диссертации я проделала штуку, важность которой осознаю только сейчас, в ходе своей художественной практики и наблюдения за арт-активистами.
В первой части я подробно описываю сообщество Новой драмы как социокультурное движение. Для большинства из организаторов и участников Новая драма была местом самоопределения и самоосуществления. Что непосредственно отразилось и в текстах, где аналогичные авторам герои решали свои кризисы тем или иным способом. Дело доходило до полного неразличения. На негативные реплики критиков о героях автор мог вскочить с криками: "Вы сейчас оскорбляете моих друзей!" Или автор мог писать в третьем лице и вдруг перейти на первое - личный голос побеждал историю. Или, как часто бывало в Доке, зрители воспринимали актеров как реальных людей, которым дали слово на сцене. Или вот пример, "Павлик - мой бог" Нины Беленицкой, где автор и образ автора в тексте выясняют свои отношения с отцом, используя историю Павлика Морозова. И не случайно Михаил Юрьевич Угаров разозлился, пролистав автореферат моего диссера. Ему хотелось бы, чтобы образ кризиса идентичности перестал быть основной темой рефлексии драматургоа. Такие авторы появились: Павел Пряжко - самый яркий из них.
Поэтому "Груз 300" - это "перформанс насилия", явленный во плоти, а не в тексте. Я вижу в нем многие черты российского документального театра, доведенные до предела. И в первой части, и во второй. И особенно то самое агрессивное доковское по отношению к зрителю: "Здесь вас никто развлекать не собирается".
Ирония в том, что спектакль обозначили как иммерсивный, то есть выбрали определение, которое теперь уже стойко ассоциируется с развлечением, даже если речь о кровавых квестах, где вам могут напугать до полусмерти, облапать и оглушить.
Я увлеклась и отвлеклась собственно от дискуссии. Организаторы будут готовить расшифровку записи, поэтому мне нет смысла пересказывать все, что происходило. Расскажу только, что меня разозлило так, что глаза налились кровью, и я начала материться, как сапожник.
- Терпеть не могу, когда люди назвали что-то чем-то, влезли туда, в чем не особо разобрались, а потом дают обратный ход. Назвались спектаклем, должны понимать, что создали определенную рамку и с ней нужно работать. Но не из серии "нам пох на эту рамку и критиков", а отрефлексировав, зачем мы это назвали иммерсивным спектаклем, в какой контекст попали и какой зритель к нам идет. Мы искусством занимаемся или чем? Рефлексируем на медиум и проблематизируем его.
- Идет постоянное перекидывание ответственности: то на себя, то на зрителей. И как раз рамка театра этому способствует. Ну нет никакой горизонтальности в театре! Там всегда есть кто-то главный, хотя обосритесь, хоть устранитесь. И это конвенция между авторами и зрителями. И она должна быть. Иначе просто ничего не случится. Понимаете? Событие происходит на границе между авторами и зрителями. Это значит, вы уже в неравной позиции и в одновременно равной. Неравной, потому что авторы ведут и знают всегда больше, чем зритель. Равной, потому что без зрителя ничего не будет. Событию он необходим.
- Рамка театра есть, а актеров нет. В "Грузе 300" это чревато тем, что, хотя перформеры в первой части исполняют все-таки роли...
...(есть даже декорации и костюмы), во второй части эти роли не выдерживаются. Мы воспринимаем перформеров как конкретных людей. Не персонаж Полины ударил, а сама Полина, хотя наверняка это была логика персонажа. Надо ли им выдерживать свои роли, второй вопрос. Потому что убедительно играть насилие у подставных лиц выходит с трудом. Как и у зрителей. Рамка театра и публичность способствуют тому, что зрители как раз выходят не сами по себе, а выходят играть и драматизировать! Некоторые явно приходят с домашними заготовками.
- Наконец, от чего я вообще впадаю в ярость. Это завышенные ожидания по отношению к зрителям и явное бравирование своим, отличным от зрительского, опытом. Во-первых, к чему вообще сравнения? У каждого человека свой опыт. И, если мне было прикольно на спектакле, то кто-то сидел, скрючившись. Во-вторых, заебись, вы молодцы, все уже поняли, хватит уже орать об этом на каждом обсуждении и удивляться, почему люди не могут убедительно проявить насилие.
И положительный момент - договоры или соглашения перед спектаклем будут. А вот будут ли создатели называть это спектаклем дальше, я не знаю. Возможно появится новый формат, но я бы не изобретала велосипед. Как спектакль - это подрыв, как что-то иное - надо смотреть.
#партиципаторныештуки #иммерсивныйтеатр
#документальныйтеатр #юридическое
- Наконец, от чего я вообще впадаю в ярость. Это завышенные ожидания по отношению к зрителям и явное бравирование своим, отличным от зрительского, опытом. Во-первых, к чему вообще сравнения? У каждого человека свой опыт. И, если мне было прикольно на спектакле, то кто-то сидел, скрючившись. Во-вторых, заебись, вы молодцы, все уже поняли, хватит уже орать об этом на каждом обсуждении и удивляться, почему люди не могут убедительно проявить насилие.
И положительный момент - договоры или соглашения перед спектаклем будут. А вот будут ли создатели называть это спектаклем дальше, я не знаю. Возможно появится новый формат, но я бы не изобретала велосипед. Как спектакль - это подрыв, как что-то иное - надо смотреть.
#партиципаторныештуки #иммерсивныйтеатр
#документальныйтеатр #юридическое
Договор - это соглашение о взаимных обязательствах. Обе стороны берут на себя ответственность, и это и есть решение этического вопроса. Именно так и решаются все этические вопросы - через закон. Другого инструмента человечество еще не изобрело. Все остальное - сотрясание воздуха.
#этическое #юридическое
#этическое #юридическое
Forwarded from Театр и академия
Я не смогла быть на дискуссии - сложно говорить о том, чего ещё не видел, и хочется услышать прежде всего психолога. Ни слова Ильмиры кажутся важными. Связь с Новой драмой и насилие как этап кризиса идентичности. Не могу только понять, почему договор считается магическим разрешением этического конфликта, это же только юридически что-то значит, а сути вопроса не меняет. И дааа, иммерсивность - какой-то вообще не про этот спектакль контекст
..
..
Важное уточнение от Елены про договор. Да, поясню, что в данном проекте, по всей видимости, организаторы не заботятся о возможных травмах зрителей. Или заботятся так, как могут. В конце концов, психолог во время представления - это их идея. Давайте не будем демонизировать авторов, это эксперимент, последствия которого они сами, да и мы с вами, не осознаем.
#иммерсивныйтеатр
#иммерсивныйтеатр
Forwarded from Театр и академия
Поясню про договор: мне не кажется, что можно взять ответственность за свою будущую травму. Пока ты не травмирован, ты не понимаешь, что это такое и чем это грозит реально. Поэтому ставя галочку на бумажке, ты облегчаешь совесть организаторам и только. И возможность поговорить с психологом тут же на спектакле оборачивается лицемерием, потому что сказаться событие на тебе может и потом, потому что одного сеанса может не хватить. И как бы да - будь взрослым, пойди к психотерапевту сам. Но не видно самого внимания организаторов эксперимента к участникам эксперимента, к их дальнейшей судьбе. (и оттого и хочется услышать психологов и психотерапевтов, что они думают о возможной степени травмирования и прочем).
Да, я просто вообще не понимаю, как может не волновать то, что у зрителей травма от твоего проекта. Только одно возможное объяснение есть - авторы не видят в травме ничего плохого. И вопрос - в насилии тоже?
На май купила себе билет. Если бы не была исследователем, не пошла бы, но тут нельзя - иначе получится, что осуждаю то, чего не видела. Очень надеюсь, что страхи мои окажутся пустыми.
Да, я просто вообще не понимаю, как может не волновать то, что у зрителей травма от твоего проекта. Только одно возможное объяснение есть - авторы не видят в травме ничего плохого. И вопрос - в насилии тоже?
На май купила себе билет. Если бы не была исследователем, не пошла бы, но тут нельзя - иначе получится, что осуждаю то, чего не видела. Очень надеюсь, что страхи мои окажутся пустыми.
Вообще-то, это не смешная история, а как-раз таки про #этическое Не знаю, говорил ли кто прямо Дубосарскому, что тырить чужие фотки для своих работ - это не есть гуд, но этот вопрос точно обсуждали за его спиной. Во всяком случае, когда он показывал выставку со своей живописью по фоткам из соцсетей, мне ряд художников все уши прожужжали, какой это зашквар. Герои же картин только радовались, что попали в живопись таким образом.
Я тоже рисую по найденным фотографиям, но либо спрашиваю разрешения авторов фото, либо меняю композиции и лица так, чтоб они не были легко узнаваемы. Дубосарский намерено это не делал. Зачем? Никто так и не понял. Просто все продолжают радоваться.
#живопись #юридическое
Я тоже рисую по найденным фотографиям, но либо спрашиваю разрешения авторов фото, либо меняю композиции и лица так, чтоб они не были легко узнаваемы. Дубосарский намерено это не делал. Зачем? Никто так и не понял. Просто все продолжают радоваться.
#живопись #юридическое
Forwarded from psycho daily (Филипп Миронов)
Смешная история: художник Дубосарский взял, как он полагал, рандомную фотографию с фейсбука, превратил ее в картину с тегом МИРНАШ и продал с аукциона. А фотография оказалась вовсе не абстрактной, а с конкретными девочками из бани с конкретной предсвадебной вечеринки. Претензий никаких — художник подарил моделям подписанные принты, и девушкам приятно висеть теперь в масле у кого-то на даче. Вот так думал в бане парился, а попал в искусство.
Примеры моих работ по найденным фото. Надо ли объяснять, почему эти портреты приходится именно рисовать? Ни одна женщина в своем уме не согласится повесить такую интимную фотку на выставке.
#живопись #нематериальныйтруд
#живопись #нематериальныйтруд
Не делайте так, не написывайте мне в другие мессенжеры, кроме телеграма. Мы с вами на брудершафт не пили. Мне такие невоспитанные подписчики не нужны, отписывайтесь. Ни здрасьте, ни представился/-ась (99 процентов, что это мужчина).
#интригинашегогородка
#интригинашегогородка
Москвичи и гости столицы! 17 апреля мы покажем первый из четырех выставочных проектов, которые были придуманы во время моего курса в Школе дизайна НИУ ВШЭ в декабре. Курс назывался «Самопродвижение художника. Сценарии и маркетинговые инструменты», состоял всего из четырех занятий, однако этого хватило не только для того, чтобы участники создали свои проекты, но и для того, чтобы нам всем вместе выйти в финал шестой сессии программы «Фабричные мастерские» ЦТИ Фабрика. Да, наш проект, строго говоря, с трудом проходил сквозь заданные условия конкурса, но он отвечал, видимо, всем наболевшим вопросам и проблемам, которые и раскроют в своих проектах художники и кураторы, выделившиеся из художников.
Начнем с «Нормальной дочери» Тарьи Поляковой. Важно напомнить, что именно Тарья была куратором несостоявшейся выставки «Быть собой: истории ЛГБТ-подростков» в галерее Red square, расположенной на территории бывшего Электрозавода. Еще до открытия к владельцу помещения наведалась полиция, после чего галерею пришлось закрыть. Причина – на выставке должна была быть показана серия портретов российских ЛГБТ-подростков с их прямой речью, снятая Марией Гельман и Дмитрием Роем.
После того, как стало понятно, что проект не получится показать в галерее, его смонтировали на Гоголевском бульваре. После он был конфискован полицией.
Все это происходило в далеком 2015 году, но страсть Тарьи к острым социальным темам не прошла, а только усилилась. Она воспринимает выставку как свое художественное высказывание.
В ней она анализирует концепт "нормальная дочь", создаваемый обычно представлениями родителей. Это вымышленная желаемая версия, некая идеальная проекция женщины, которой невозможно соответствовать до конца. Тем не менее, дочери либо стараются ей соответствовать, либо борются с навязываемым им образом. Десять художниц проанализировали этот концепт и собрали небольшую выставку, в которой, тем не менее, проблематизированы представления о маргинальном и нормативном. Вся выставка – образ коллективного материнского бессознательного.
Жаль, что как координатор всех четырех проектов, я не смогла принять участие в «Нормальной дочери», а мне есть, что сказать на эту тему. Потому что образ этой самой «дочери» - отчасти часть моей идентичности, и, как я бы не убегала от него, он меня периодически догоняет. Причина банальна, но сложно исправима: зависимая самооценка и жажда одобрения требуют пищи, а потому у меня есть большой соблазн стать леди и перестать, например, материться, но, когда я вспоминаю среду, в которой выросла, то смеюсь над своими притязаниями. Так и балансирую где-то между.
Приходите 17 апреля в ЦТИ «Фабрика» (Переведеновский пер., 18). Кто заблудится, пишите мне.
#выставки #новости
https://www.facebook.com/events/2313690822179460/
Начнем с «Нормальной дочери» Тарьи Поляковой. Важно напомнить, что именно Тарья была куратором несостоявшейся выставки «Быть собой: истории ЛГБТ-подростков» в галерее Red square, расположенной на территории бывшего Электрозавода. Еще до открытия к владельцу помещения наведалась полиция, после чего галерею пришлось закрыть. Причина – на выставке должна была быть показана серия портретов российских ЛГБТ-подростков с их прямой речью, снятая Марией Гельман и Дмитрием Роем.
После того, как стало понятно, что проект не получится показать в галерее, его смонтировали на Гоголевском бульваре. После он был конфискован полицией.
Все это происходило в далеком 2015 году, но страсть Тарьи к острым социальным темам не прошла, а только усилилась. Она воспринимает выставку как свое художественное высказывание.
В ней она анализирует концепт "нормальная дочь", создаваемый обычно представлениями родителей. Это вымышленная желаемая версия, некая идеальная проекция женщины, которой невозможно соответствовать до конца. Тем не менее, дочери либо стараются ей соответствовать, либо борются с навязываемым им образом. Десять художниц проанализировали этот концепт и собрали небольшую выставку, в которой, тем не менее, проблематизированы представления о маргинальном и нормативном. Вся выставка – образ коллективного материнского бессознательного.
Жаль, что как координатор всех четырех проектов, я не смогла принять участие в «Нормальной дочери», а мне есть, что сказать на эту тему. Потому что образ этой самой «дочери» - отчасти часть моей идентичности, и, как я бы не убегала от него, он меня периодически догоняет. Причина банальна, но сложно исправима: зависимая самооценка и жажда одобрения требуют пищи, а потому у меня есть большой соблазн стать леди и перестать, например, материться, но, когда я вспоминаю среду, в которой выросла, то смеюсь над своими притязаниями. Так и балансирую где-то между.
Приходите 17 апреля в ЦТИ «Фабрика» (Переведеновский пер., 18). Кто заблудится, пишите мне.
#выставки #новости
https://www.facebook.com/events/2313690822179460/
Facebook
Открытие выставки "Нормальная дочь"
Art event in Moscow, Russia by ЦТИ Фабрика on Wednesday, April 17 2019 with 940 people interested and 162 people going.
Никогда в жизни не аккредитовывалась на Маску и уже не буду. Пусть Вилисов мучается и пишет про ЗМ.
#интригинашегогородка
#интригинашегогородка