Между искусством и театром
2.91K subscribers
865 photos
60 videos
7 files
1.07K links
Канал Ильмиры Болотян. Современное искусство, театр, кино, литература

@wonderrrwoman
Download Telegram
#ридинг #теория #чтениенаночь
Я час назад окунулась в экзистенциальный ужас на спектакле "Наследие. Комнаты без людей" компании "Римини Протокол" и театра "Види-Лозан" на #фестивальтерритория, поэтому пусть оно у меня отлежится, напишу позже. А пока поговорим про Рансьера, тем более сегодня - последний в этом сезоне ридинг с Валерием Золотухиным в образовательном центре "Гаража". Речь об «Эмансипированном зрителе» Жака Рансьера. Валерий поделился с нами чудесным конспектом этой вещи: все по сути, ничего лишнего. Поэтому дальше выжимки из этого конспекта, а все для того, чтобы показать, что отношение к эмансипации зрителя в театре и современном искусстве, в общем, схожи.

Итак, суть. Рансьер предлагает рассмотреть «парадокс о зрителе»: с одной стороны, театр не может существовать без зрителя; с другой, на протяжении веков его статус оценивался негативно, так как зритель — это человек, во-первых, находящийся под воздействием иллюзии, а во-вторых, пребывающий в пассивном состоянии.

Отсюда два возможных вывода; первый сводится к тому, что театр — абсолютное зло, которое должно быть уничтожено. Однако большинство пошло другим путем, предложив идею театра без зрителей, где все являются участниками действия. Эта идея знает две противоположные формы. Первая предлагает вырвать зрителя из пассивного состояния посредством непонятного зрелища, которое заставит его искать смысл происходящего. Вторая, напротив, требует уничтожения всякой дистанции; публика должна быть непосредственно вовлечена в действие. Ну, вы поняли, это Брехт и Арто.

Практически все современные театральные реформаторы мыслят в этих категориях. А цель - пассивного зрителя вывести из пассивности (читай, инфантилизма). И создать вот из этих пассивностей живую общность людей. #Рансьер это дело критикует, допишу.
Реформаторы критиковали театр именно как спектакль, зрелище (вспоминаем Ги Дебора). «Театральная публика приравнивается к сообществу, смотрение — к пассивности, сосредоточенность на внешнем — к раздвоенности, медиация — к симулякру; меж тем как коллектив противопоставляется индивидууму, образ — живой реальности, активность — пассивности, самообладание — отчуждению» .

Так была сконструирована история грехопадения и спасения: театр кается в том, что обрекает зрителей на пассивность, и берется искупить вину, вернув им активность.

Так, сцена и само представление превращаются в посредника между исконно порочным спектаклем и истинным театром: посредника, который наставляет зрителя в том, как перестать быть «только» зрителем и стать активным членом сообщества.

Брехт ли, Арто ли, в обоих случаях, подчеркивает Рансьер, театр стремится способствовать собственному уничтожению, растворению в стихии социального.Чтобы попытаться выйти за пределы замкнутого круга, Рансьер предлагает переформулировать проблему, исходя из принципов интеллектуальной эмансипации, представленных в его работе «Невежественный наставник».

Согласно традиционной педагогической логике, невежей является тот, кто не только не обладает знанием наставника, но и не ведает, как его приобрести. Поэтому наставник всегда идет на шаг впереди, тем самым создавая непреодолимую дистанцию между положением «знания» и «невежества». В такой ситуации базовым знанием ученика становится ощущение собственной неспособности, ведущее к его отуплению (и инфантилизации). Но Рансьер видит и другой путь, когда человек обучается «естественно», как родному языку, наблюдая и сопоставляя различные жизненные явления. Именно по этому пути должен идти «невежественный наставник» - наставник, игнорирующий непреодолимый разрыв между знанием и невежеством, и не пытающийся его «заполнить». Он сопровождает ученика, помогая ему переводить опыт в слова, слова в доказательства, и т.д., где каждое интеллектуальное движение есть переход от незнания к знанию, не имеющий абсолютного характера. По мере прохождения дистанции она нивелируется, и в этом суть интеллектуальной эмансипации.

Как традиционные наставники, реформаторы театра обладают сознанием той пропасти, которая отделяет их активную позицию от пассивности зрителей, и видят свою задачу в том, чтобы ее преодолеть. Однако, спрашивает Рансьер, не создает ли эту пропасть само желание убрать предполагаемую дистанцию? Что позволяет считать зрителя «пассивным», если не противопоставление действия и отсутствия активности?

На самом деле зритель (как и ученик) активен, поскольку занят процессом наблюдения, отбора, интерпретациии, в конечном счете, составления собственного произведения из элементов спектакля. Проблема в том, что его создатели, как правило, стремятся донести до аудитории некий заданный набор смыслов, считая, что он может быть одним и тем же на входе и на выходе. Однако, помимо дистанции между творцом и зрителем, существует естественный зазор между ними и спектаклем, который не принадлежит ни тому, ни другому, и ведет самостоятельное существование, сводя на нет возможность прямой передаче смыслов.

Этот третий компонент зачастую игнорируется реформаторами, которые направляют все свои усилия на преодоление разделения сцены и зала, в предельном случае —на восстановление утраченной общности смотрящих и действующих. За этим стремлением к объединению стоит представление о неотъемлемой общинной природе театра, который — как считается, в отличие от кино или телевидения — обладает способностью превращать собрание разрозненных людей в живое сообщество зрителей. На самом деле театральная публика состоит из отдельных индивидуумов, каждый из которых ведет собственную интерпретационную работу. Все сидящие в зале обладают равной способностью осмысления происходящего (хотя результаты этого осмысления могут быть разнообразны). Именно в этом состоит их эмансипация.
#теория #ридинг #чтениенаночь #Рансьер
И еще одна цитата из Рансьера: «Если мы избавимся от фантазмических представлений, что слово обратится плотью, а зритель станет активным, и убедим себя в том, что слова — всего лишь слова, а спектакли — театральные представления, то это скорее поможет нам понять, как слова и образы, истории и зрелища действительно способны что-то изменить в том мире, в котором мы живем».

Короче, обобщаем: театр как медиум не подходит для передачи сообщения и смысла, и глубокого замысла режиссера. Театр существует для того, что превращаться во что-то иное, для создания новых отношений со зрителями. Это, коллеги, то же самое, что и ответ на вопрос "что такое современное искусство?" (то, что постоянно уничтожает старое представление о том, что такое искусство).

У Рансьера зритель - переводчик. Зритель переводит для себя спектакль. Он не пассивен, даже если просто сидит в уютном кресле. Дистанция создает равенство между зрителем и сценой, поэтому она необходима. Но все чаще мы сталкиваемся с тем, что современный театр лишает нас возможности быть просто переводчиком.

#ридинг #теория #чтениенаночь #Рансьер
Итак, рассказываю, почему вдруг меня настиг экзистенциальный ужас на спектакле "Наследие. Комнаты без людей" компании #riminiprotokoll и театра "Види-Лозан" на #фестивальтерритория. Дело в том, что выстроено восемь комнат, над каждой отсчитывается время, так зритель понимает, какая дверь скоро откроется и входит. Конечно, никакого строгого порядка нет, и вы можете попасть в эти комнаты в самой разной последовательности, поэтому и композиция у вас сложится своя. Я заскочила сразу в комнату Рихарда Фраковяка, рассчитанную всего на шесть зрителей.

Садишься на стул, надеваешь наушники, видишь человека напротив, потом появляются фото Рихарда, и он рассказывает, где и как он был сфотографирован, а дальше – о том, что хотел бы жить еще 50 лет (сейчас он на пенсии), только с сохранением всех когнитивных функций, в уме и твердой памяти, как говорится. Но не всем это дано. Наш мозг в какой-то момент начинает сжиматься, у всех этот процесс идет по-разному, но, может, быть у вас уже, говорит нам Рихард (а он доктор наук), начались процессы сенильности. Что, если вы потеряете ваши способности, перестанете узнавать близких и самого себя в зеркале? А дальше нам, собственно, предлагается это испытать на себе. Закрываем глаза, представляем себя. Когда открываешь глаза, ожидаешь увидеть себя в зеркале, но видишь сначала лицо другого человека, сидящего напротив, потом лица других, они накладываются друг на друга. Вот тут меня ужас и настиг – я просто физически ощутила на себе, что это такое – не помнить, как ты выглядишь, т.е. на несколько секунд впала в деменцию, будучи при этом в сознании.

Собственно на этом можно было остановиться, спектакль для меня состоялся. Потому что дальше, в каждой из комнат зритель слышит истории людей, которые вот-вот должны умереть или решили умереть посредством эвтаназии. Вот старый мусульманин, живущий в Германии, заранее готовит себе гроб и его внутреннее убранство, чтобы потом, после смерти, его отправили на родину, в Турцию. «Меня не печалят мысли о смерти, - говорит он. – Душа не умирает».

Вот парашютист взбирается на гору, чтобы совершить свой прыжок. Пожилая пара обращается к людям будущего, призывая их не верить идеологиям (сами они не были противниками Гитлера в свое время, в чем теперь раскаиваются). Неизлечимо больной записывает видео для своей дочери. Женщина, которая почти всю жизнь помогала людям в Африке, перед смертью организовывает фонд помощи африканским художникам. Старая женщина Надин Грос вспоминает, как хотела быть актрисой, но работала секретаршей в офисе BMW...

В комнатах выстроены интерьеры их жилищ, есть также реальные предметы, которые они подарили проекту.

Перед тем, как зрители попадают в пространство с комнатами, они какое-то время ждут в холле, в котором транслируется видео разрушения старой квартиры. Выходя, зрители видят то же видео, но сам спектакль создал иллюзию, что разрушается не все, остается память и остается театр – как место, в котором вспоминают, в котором можно услышать послания уже умерших людей. Тут вспоминается и Кантор с его разделением театра на мертвых на сцене и живых в зрительном зале.

Признаюсь, что я посетила комнату Рихарда Фраковяка еще раз и испытала все то же самое, что и в первое посещение. Потому что единственное, что собственно пугает в смерти – это разложение, распад, забвение, страдание – и только в этой комнате ученого атеиста, который один из всех героев сказал, что хотел бы жить еще, зритель сталкивается с этим. В остальных же, даже если говорилось о страданиях из-за серьезной болезни, было полное принятие будущей смерти и сознательный шаг ускорить ее с помощью эвтаназии. Воистину, наверное, к смерти имеет смысл готовиться заранее. И спокойно)
Хорошие #новости. Надеюсь, это сотрудничество Трансформатора.док и Зверевского центра сложится. А я начинаю цикл постов про #трансформатордок

#всеволодлисовский #жест #лабораториясмерти
После празднования 15-летия «Театра.doc» Лисовский открыл новое пространство «Трансформатор.doc», одним из важных проектов которого стала «Лаборатория смерти» (подразумевается, конечно, смерть театра). Кураторами лаборатории были Людмила Бредихина, Светлана Баскова, Ксения Перетрухина, Алексей Киселев, Всеволод Лисовский, а участниками – художники Олег Мавромати, Дмитрий Хворостов, Варвара Геворгизова, Дмитрий Фиалковский, Илья Романов, Вероника Актанова, Ангелина Меренкова, кураторы Михаил Климин и Павел Гладков и др.

Деятелей современного искусства пригласили к участию потому, что, по словам Лисовского, «эта отрасль продвинулась на пути смерти намного дальше, можно сказать, что она уже своего рода живой мертвец. Но на этом пути оно потеряло нечто важное — зрителя и его непосредственную реакцию. А у театра это осталось».

Искусствовед Людмила Бредихина провела мероприятие с показательным названием «О жестах». Жест в ее интерпретации – это обозначение своего присутствия. У зрителей одновременно была возможность сделать жест и наблюдать жесты других, видеть, кто из собравшихся присутствует «безусловно, безоглядно, со всей очевидностью». Основным критерием жеста Бредихина обозначила «заметность» и кратковременность: «Такие жесты долго не живут».

В представлении все формально присутствующие в зале могли сделать свое присутствие неформальным через значимый для них жест. На поставленные автором вопросы: «Что делает их жесты искусством, театром/перформансом? Что мешает считать это искусством, театром/перформансом? Есть ли плохие спектакли в обновленной системе ценностей, когда маршрут движения на сцене и вокруг нее случаен, а профессионализм не обязателен?» - пожалуй, ответили проекты Дмитрия Хворостова и Алексея Киселева. О них - в другой раз, это, коллеги, реально радикальные штуки!
Вот по поводу "Наследия" #riminiprotokoll интересно добавить, что сами авторы на своем сайте ставят маркировку, что это "театр", хотя это можно легко маркировать как документальную инсталляцию, что верно отметил критик Алексей Киселев. Вот этот маркер "театр" заостряет наше внимание на том, что это театр без актеров, более того - без физического присутствия (привет Фишер-Лихте и Гёббельсу), более того - мы слышим голоса тех, кого уже нет или кто очень скоро умрет.
Вы слышали про такое забавное понятие, как #творческоесвидание? Это когда ты себе устраиваешь свидание с приятным искусством. Чисто для отдыха. Иногда и такое нужно, не все же по экспериментам бегать. А кому-то и эксперименты в радость. Кто к ним привык и жить без них не может.

Сегодня у меня этих свиданий целых три. На одном я уже побывала. Это #Цирк Максима #Диденко. Я до того не видела ни одного его спектакля. Более того, я не видела (пока) советский фильм "Цирк", по мотивам которого сделан спектакль. И специально не стала смотреть накануне, но сделаю это на днях.

Что могу сказать? Бедные креативные работники в моем лице были, конечно, в шоке от богатства, которое открылось взору. Крутая очень сценография с видеомэппингом, стильным - ивкляйновским - хромокейным синим цветом, живым оркестром (я аж рот открыла, когда из оркестровой ямы поднялись на поклон музыканты, не ожидала такой роскоши), сложными цирковыми трюками (дополнительные переживания для зрителя, выдержат стропила, поднимающие Ингеборгу Дапкунайте со столом, или нет), а еще и песни поют. Практически мюзикл, но сам Диденко называет свой театр "физическим", имея в виду соединение пантомимы, театра масок, водевиля и т.п.

Не буду все расписывать, надо видеть. Красиво, стильно, боХато, местами весело, местами сюрно, карлики, горбуны и синие львы тоже есть. Отмечу только удачную шутку, в которой ЦИРК превратился в Центр исследований русского космоса - такая прекрасная отсылка к одержимостью наших культурных работников русским космизмом.

Объяснять не надо, почему Диденко делает "Цирк" именно сейчас. Фильм был снят в 1936 году и воспевал прекрасную страну СССР накануне Большого террора. Любимый фильм Сталина, кстати. Диденко работает вот с этой ностальгией "по совку" и великой стране с иронией, но в духе сказки и детских впечатлений, о чем он говорит прямо в своих интервью. Фильм "Цирк" дарил маленькому Диденко ощущение, что он живет в лучшей стране мира (я только понять не могу, кто этот фильм мог показывать ребенку 20 лет назад с хвостиком). На сцене Диденко погружает в эти детские впечатления, где слово "расстрелять" вызывает смех, а не страх, и зрителей. Цирк был, есть и будет, товарищи. Ну, вы поняли.
#ТеатрНаций #мюзиклы
#творческоесвидание номер 2. "Октябрь" - проект дневного пиротехнического спектакля к 100-летию революции. Красная площадь, Москва. Цай Гоцян в Пушкинском.

Под меланхолическую музыку Чайковского (дальше цитаты) "похожий на березовые стволы белый дым поднимается со стороны Москвы-реки. Клубы желтого дыма раскрываются как золотые осенние листья. Листья постепенно краснеют.
В небе распускаются разноцветные лепестки цветов и падают на землю.
Короткая пауза. Две сигнальные ракеты, как две слезы, медленно опускаются вниз..."

Пожалуй, лучше китайского художника никто не сочинил бы такое нежное произведение о столетии революции. Вот так отстраненно и медитативно. Над Москвой взмывают то цветы, то звезды, то "Черный квадрат", то черный крест, то белый венок, то надпись "Ура!", а завершается все радугой - то есть символом надежды. Но мне нравится именно новый "радужный" смысл, который во всем этом возникает. Радугу над Красной площадью, пожалуйста.

(Это я к тому, что российским художникам об этой дате поэтично говорить пока не получится). #Пушкинский
#творческоесвидание номер 3. Едем в автобусе, спектакль #Червь Всеволода Лисовского на #фестивальтерритория. Марина Карлышева рассказывает о том, что такое счастье, а Людмила Корниенко - о червях, а червь, как известно, стал прообразом автобуса. Никита Щетинин только что вылез из гроба и поведал историю о двух подругах, по-разному относящихся к жизни. Сева велел нам всем положить под язык горькое - из пакетов, которые нам дали на входе. И я сейчас рассасываю, простите, горошину черного перца. Автобус двигается от Ленинского проспекта до метро Щукинская. Сева затянул "Вставай, проклятьем заклейменный..." Мой телефон садится. До зааавтра...
#всеволодлисовский