/ Пятое Пермское
#diaghilevfest
Периферийный пятый день меня деформирует. Про муз. концерты почти сюда не пишу – не хочу, да и по делу-то сказать мне нечего. Днём был на Ensemble Modern в Органном зале, где и проходят все концерты. Играли сложное для включения современное и академическое. Очень разряженная музыка, не задающая настроения, но и открытости в ней нет никакой. Критического аппарата к такому у меня нет, поэтому приходится просто уходить в своё.
Вечером страдал на спектакле с Изабель Караян «Мадемуазель смерть встречает господина Шостаковича», где она читает тексты Хармса, Хлебникова и прочих на немецком языке. Полные стыда полтора часа были: сначала она что-то читает, затем играют Шостаковича – и всё по-новой. Читает надрывно, с паузами и прочим. Невыносимо смотреть.
#diaghilevfest
Периферийный пятый день меня деформирует. Про муз. концерты почти сюда не пишу – не хочу, да и по делу-то сказать мне нечего. Днём был на Ensemble Modern в Органном зале, где и проходят все концерты. Играли сложное для включения современное и академическое. Очень разряженная музыка, не задающая настроения, но и открытости в ней нет никакой. Критического аппарата к такому у меня нет, поэтому приходится просто уходить в своё.
Вечером страдал на спектакле с Изабель Караян «Мадемуазель смерть встречает господина Шостаковича», где она читает тексты Хармса, Хлебникова и прочих на немецком языке. Полные стыда полтора часа были: сначала она что-то читает, затем играют Шостаковича – и всё по-новой. Читает надрывно, с паузами и прочим. Невыносимо смотреть.
/ Шестое Пермское
#diaghilevfest
Перед «Не спать» Алена Плателя была лекция Ники Пархомовской о хореографе. Говорят, она с ним работала. По большей части смотрели видео с нарезкой работ Плателя за последние двадцать с чем-то лет, попутно слушая какие-то истории о создании, стилистике в целом, его работах с другими хореографами, но не про танц. язык хореографа.
Оговорюсь, что его работ до этого я вообще не видел, но вполне себе знаю других бельгийцев – Шеркауи (он даже танцевал у Плателя), Вандекейбуса, ну и немного дальше от него Кеерсмакер с Фабром, к примеру. Их я смотрел многократно, а потому половина того, что происходило в «Не спать», меня отсылало ко всем остальным: вот животно-ритуальные штуки и крики, дыхание, шепот, как в фильмах Вима, а вот хореография со взлётами и падениями, как позже у Шеркауи, ага. В основе ещё «Весна священная».
И это вообще не критика, не претензия, потому что спектакль отличный, хотя и понятный. Но это именно то, что убивает всякий интерес – доступность и скорейшее раскрытие. Платель работает через упражнения (разрывание одежды друг на друге), постоянную смену того, кто выпадает из ритуала.
Сценической строгости и лаконичности здесь нет. Рваная одежда случайна, случайны и мизансцены, переходы с борьбой и агрессией. Платель, как оказалось, говорит этим о войне и насилии, но с животной дикостью.
С обсуждения пришлось сбежать. Там начались разговоры со зрителями, обсуждение становления исполнителей и прочее.
#diaghilevfest
Перед «Не спать» Алена Плателя была лекция Ники Пархомовской о хореографе. Говорят, она с ним работала. По большей части смотрели видео с нарезкой работ Плателя за последние двадцать с чем-то лет, попутно слушая какие-то истории о создании, стилистике в целом, его работах с другими хореографами, но не про танц. язык хореографа.
Оговорюсь, что его работ до этого я вообще не видел, но вполне себе знаю других бельгийцев – Шеркауи (он даже танцевал у Плателя), Вандекейбуса, ну и немного дальше от него Кеерсмакер с Фабром, к примеру. Их я смотрел многократно, а потому половина того, что происходило в «Не спать», меня отсылало ко всем остальным: вот животно-ритуальные штуки и крики, дыхание, шепот, как в фильмах Вима, а вот хореография со взлётами и падениями, как позже у Шеркауи, ага. В основе ещё «Весна священная».
И это вообще не критика, не претензия, потому что спектакль отличный, хотя и понятный. Но это именно то, что убивает всякий интерес – доступность и скорейшее раскрытие. Платель работает через упражнения (разрывание одежды друг на друге), постоянную смену того, кто выпадает из ритуала.
Сценической строгости и лаконичности здесь нет. Рваная одежда случайна, случайны и мизансцены, переходы с борьбой и агрессией. Платель, как оказалось, говорит этим о войне и насилии, но с животной дикостью.
С обсуждения пришлось сбежать. Там начались разговоры со зрителями, обсуждение становления исполнителей и прочее.
После этого пошёл на концерт ансамбля из Турции. Играли сверх-этническое: про эмоции и чувства, но всё такое утонченное и свободное, что хорошо. Казалось бы, базовые впечатления, от которых даже смешно получать удовольствие, но нет. Эта музыка куда более открыта для входа, она экспрессивна и даже дружественна.
Во второй части к туркам присоединился квартет musicaeterna, от которого сначала ждал проблем. Думал, будут выточены и строги, но атмосфера и подача по-прежнему оставались на уровне этнической, но тем не менее современности.
Во второй части к туркам присоединился квартет musicaeterna, от которого сначала ждал проблем. Думал, будут выточены и строги, но атмосфера и подача по-прежнему оставались на уровне этнической, но тем не менее современности.
В конечном счёте, в два часа ночи пришёл на хор musicaeterna с Теодором Курентзисом в здании бывшей церковной, где сейчас худ. галерея. К этой известной мистерии я всегда был скептичен и видел ненужное бегство в духовное. Сейчас могу, кажется, только сказать, что кроме выточенного исполнения и отличной проработки здесь есть какая-то особая ниша для восприятия. Бегства нет, но есть включение в повседневность куда более сложной структуры, не имеющей аналогов. И пока всё это происходит осознанно, с дистанцией и принятием, остаётся только слушать.
/ Седьмое Пермское
#diaghilevfest
Всё вчера сказанное про «Не спать» – аналитика, но не больше. Сейчас об эмоциях и чувствах. Я пошел второй раз, было просто великолепно. Да, от прошлых заявлений не откажусь, спектакль по-прежнему понятный и сам по себе, и в связи с бельгийским танцем, но впечатление от этого не снижается совершенно.
Весь спектакль на какой-то периферии эмпатии танца и его же агрессии. Исполнители очень по-человечески переходят между состояниями, то разрывая друг на друге одежду, то вытирая ею же пот с лица другого. Меня это растворяло с самого начала, включало и обнажало – с желанием такой же любви к самому себе становилось тяжело сидеть в зале и наблюдать.
Проход танцовщиков по партеру и ложам – вроде и обычный ход, но здесь даже спасительный. Эти впечатления нельзя долго накапливать, их нужно куда-то отпустить, отдать во внешнее и свободное. Связь со временем вовсе теряется, но остаётся современность – пассажи движений классического, уличного и поп-культуры, от всего этнического и Малера до стонов и тишины – во всём объеме и открытой встрече в пространстве.
#diaghilevfest
Всё вчера сказанное про «Не спать» – аналитика, но не больше. Сейчас об эмоциях и чувствах. Я пошел второй раз, было просто великолепно. Да, от прошлых заявлений не откажусь, спектакль по-прежнему понятный и сам по себе, и в связи с бельгийским танцем, но впечатление от этого не снижается совершенно.
Весь спектакль на какой-то периферии эмпатии танца и его же агрессии. Исполнители очень по-человечески переходят между состояниями, то разрывая друг на друге одежду, то вытирая ею же пот с лица другого. Меня это растворяло с самого начала, включало и обнажало – с желанием такой же любви к самому себе становилось тяжело сидеть в зале и наблюдать.
Проход танцовщиков по партеру и ложам – вроде и обычный ход, но здесь даже спасительный. Эти впечатления нельзя долго накапливать, их нужно куда-то отпустить, отдать во внешнее и свободное. Связь со временем вовсе теряется, но остаётся современность – пассажи движений классического, уличного и поп-культуры, от всего этнического и Малера до стонов и тишины – во всём объеме и открытой встрече в пространстве.
Перед этим – «Кипрские песнопения» ансамбля старинной музыки из той же самой Бельгии. И хотя это снова относительное и даже провокация, как и любая встреча с заранее вложенным чувством, я был цельно погружен в материал. Они приятно передвигались на сцене, меняя выход для звука; работали с этносом как исследователи, проверяя задачу и точку отсчёта в каждом произведении. В этом я был изнутри, был в процессе, становлении музыки – оттуда шло моё восприятие.
/ Восьмое Пермское
#diaghilevfest
Виктория Коршунова – величайшая и в нужной мере циничная – провела лекцию о продвижении современной музыки. В целом всё очень открыто и в диалоге – пришло так мало народу, что только умные люди и задавали вопросы, без восторгов. Цинично, но также и грамотно шутила про «женщин, идущих за Шопеном», говорила о Платформе, отсутствии нормальных лекторов и популяризации музыки.
Современная она такая. Всерьёз хочет, чтобы её научили продвижению в социальных сетях; ждёт приглашений и связей. Осознаёт необходимость грамотного выбора материала, потому что нет привычной инерции сознания у слушателя.
#diaghilevfest
Виктория Коршунова – величайшая и в нужной мере циничная – провела лекцию о продвижении современной музыки. В целом всё очень открыто и в диалоге – пришло так мало народу, что только умные люди и задавали вопросы, без восторгов. Цинично, но также и грамотно шутила про «женщин, идущих за Шопеном», говорила о Платформе, отсутствии нормальных лекторов и популяризации музыки.
Современная она такая. Всерьёз хочет, чтобы её научили продвижению в социальных сетях; ждёт приглашений и связей. Осознаёт необходимость грамотного выбора материала, потому что нет привычной инерции сознания у слушателя.
Помню, как её однажды пригласили провести пары у меня в Смольном, она пришла вместе с их флейтистом Иваном Бушуевым. Рассказывали о проблемах авторства в современной музыке под влиянием постоянного цитирования и отсылок. Было хорошо, Владимир Раннев очень стеснялся.
После побывал попросту в аду на концерте Нади Михаэль. Показательно, что ничего не понимая в музыке, даже мне было тяжело и больно слушать её. Вне зависимости от исполнения муз. текста, её конвульсии и драм. взгляды, вздохи и стоны было за гранью всего. Всех плохо, Марк де Мони сбежал в антракте. Друзья вблизи от музыки говорят, что это профессионализм – все ноты брать лишь около, но и не попадать всегда.
Следом «Открытый хор» Центра Ежи Гротовского. Это полуторачасовой перформанс, где люди поют на религиозные мотивы, забирая в общий танец зрителей из зала. Всё, что испытывал я – неприятие и дискомфорт в ожидании подхода ко мне, чего не произошло. Занимался осознанием партитуры: развития в ней особого нет, смена песен и всё – хотелось большей телесности. Для включения в это условно коллективное соитие из людей нужна подготовка, нельзя прямо насиловать.
С «Лунным Пьеро» меня деформировали диалоги после спектакля. Просто выпишу некоторые идеи – что-то моё, что-то нет. Отличное исполнение – лёгкое, даже безопасное и комфортное. Но здесь есть вопрос: насколько Шёнберг должен быть таким? Он же, кажется, об экстремальности и радикальности. И если сейчас так уже нельзя исполнить, то как тогда исполнять. Всё, что по части визуального – в стороне и дистанции от музыкального, только в иллюстрации и связь. У меня впечатления просто нет: есть сознательные идеи и мысли, без эмоций.
/ Девятое Пермское
#diaghilevfest
Ирина Сироткина из тех радикальых феминисток, кто на мужчин реагирует с агрессией – в мелочах и деталях, колких фразах и шутках не к месту. Как по мне, это такой примитив в отношении свободы, он и сам полон деструкции. Лекцию под названием «Танец и эмансипация: ролевые модели для новых женщин» провела. Очень хорошая, но для тех, кто вообще не в теме. Самые базовые вещи, которые и в сети можно почитать. У Виты Хлоповой лежат и о Марте Грэм, и о Дункан, и о Фуллер тексты – вот их и надо, чтобы особо времени не тратить зря:
http://nofixedpoints.com
#diaghilevfest
Ирина Сироткина из тех радикальых феминисток, кто на мужчин реагирует с агрессией – в мелочах и деталях, колких фразах и шутках не к месту. Как по мне, это такой примитив в отношении свободы, он и сам полон деструкции. Лекцию под названием «Танец и эмансипация: ролевые модели для новых женщин» провела. Очень хорошая, но для тех, кто вообще не в теме. Самые базовые вещи, которые и в сети можно почитать. У Виты Хлоповой лежат и о Марте Грэм, и о Дункан, и о Фуллер тексты – вот их и надо, чтобы особо времени не тратить зря:
http://nofixedpoints.com
То, что сделала Мередит Монк для фестиваля – перформанс “Cellular Songs” – по-прежнему живой танец постмодерн. Не только в отсылающей к заводам эстетике и костюмах, растворяющих личность в коллективном, но и в хореографии, частотности её цитат и не-зрелищности.
Всё даже начинается с кино-проекции рук на полу. Если это не про “Hand Movie” Ивонн Райнер, то работающая на том же принципе система. Таких ностальгических паттернов на протяжении действия можно искать без конца: там и “Clapping Music”, и “Accumulation” внутри.
То есть с перформансом всё довольно просто: он понятен и открыт, очень стерилен и свеж. Кому-то это покажется старым, ведь по сути так и есть – хореограф осталась в том постмодернистском прошлом, где реальность системна и коллективна. Там, к сожалению, мне и нечего делать – остаётся следить за историей и ностальгией.
Феминистского ничего я там не вижу, скорее о человеческом в целом. Отсюда и есть смены местоимений в вокале, а само пение о женском только из-за танцовщиц. Идентичность конкретна, но здесь не в качестве манифеста каждой, а в самом факте её осознания.
Для меня танцевальный постмодерн в принципе всегда был трепетным на зрительское участие, как и здесь: какое-то живое влечение к линейности и анонимной телесности.
Всё даже начинается с кино-проекции рук на полу. Если это не про “Hand Movie” Ивонн Райнер, то работающая на том же принципе система. Таких ностальгических паттернов на протяжении действия можно искать без конца: там и “Clapping Music”, и “Accumulation” внутри.
То есть с перформансом всё довольно просто: он понятен и открыт, очень стерилен и свеж. Кому-то это покажется старым, ведь по сути так и есть – хореограф осталась в том постмодернистском прошлом, где реальность системна и коллективна. Там, к сожалению, мне и нечего делать – остаётся следить за историей и ностальгией.
Феминистского ничего я там не вижу, скорее о человеческом в целом. Отсюда и есть смены местоимений в вокале, а само пение о женском только из-за танцовщиц. Идентичность конкретна, но здесь не в качестве манифеста каждой, а в самом факте её осознания.
Для меня танцевальный постмодерн в принципе всегда был трепетным на зрительское участие, как и здесь: какое-то живое влечение к линейности и анонимной телесности.
К концерту МАСМа уже устаешь и воспринимать новые структуры сразу становится невозможно. Исполнение Хааса у них реально выверено куда лучше, чем у ensemble modern, которые играли его до этого, а от Поппе мне было уже не по себе – просто тяжело, но не от того, что так задумано, а от усталости обычной. Порадовало исполненное произведение Хоффмана, которое делал Власик – телесная композиция из ритмических ударов по частям своего тела, полу и так далее. У неё также есть партитура – и это самое интригующее.
/ Десятое Пермское,
моё последнее
Начал день во второй его половине – концертом в Органном зале. Алексей Гориболь сначала сыграл «Грустные песни» Бориса Тищенко с вокальной партией Н. Павловой. И хотя это было исполнено отлично и точно, у меня особого интереса так и не вызвало.
Рассказали, что во время репетиции Десятников спросил у Павловой, слушала ли та, как Бродский исполняет свой «Рождественский романс», который есть в программе, а она даже чувственно ответила, что Тищенко, кажется, с его чтения и записал ноты.
После была премьера «Буковинских песен» Леонида Десятникова – стабильно узнаваемой и неровно забавной вещи. Гориболь совершенно в себе, даже напевать что-то начал, чего не замечал.
моё последнее
Начал день во второй его половине – концертом в Органном зале. Алексей Гориболь сначала сыграл «Грустные песни» Бориса Тищенко с вокальной партией Н. Павловой. И хотя это было исполнено отлично и точно, у меня особого интереса так и не вызвало.
Рассказали, что во время репетиции Десятников спросил у Павловой, слушала ли та, как Бродский исполняет свой «Рождественский романс», который есть в программе, а она даже чувственно ответила, что Тищенко, кажется, с его чтения и записал ноты.
После была премьера «Буковинских песен» Леонида Десятникова – стабильно узнаваемой и неровно забавной вещи. Гориболь совершенно в себе, даже напевать что-то начал, чего не замечал.
Прогон закрывающего фестиваль Малера был невыносимым – духота и музыка вымотали всех и каждого, кажется. Прямо чрезвычайно сложно, но не отвечу почему.
Перформанс «Камилла» с бесконечно ровным и медленным движением продолжил насиловать мой финальный вечер. В хореографии, в отличие от шумо-бытовой музыки и редко бьющего в глаза зрителей света, не было какой-то осознанности в создании дискомфорта, хотя всё остальное вело к этому.
Насилие здесь в постоянном контроле и необходимости линейно следить за процессом. И это мучительно больно, но не в качестве реакции на событие, а от обычной усталости. Такая тонкая граница есть в насилии как художественном акте и причинением прямой и неконтролируемой боли, которую здесь критично переступили.
Всю эту телесность отдать бы в качестве арт-объекта в пространство выставки – тогда бы возможностью входа и выхода, сменой фокусных точек можно было бы честно и без агрессии фланировать в материале, пространстве.
Насилие здесь в постоянном контроле и необходимости линейно следить за процессом. И это мучительно больно, но не в качестве реакции на событие, а от обычной усталости. Такая тонкая граница есть в насилии как художественном акте и причинением прямой и неконтролируемой боли, которую здесь критично переступили.
Всю эту телесность отдать бы в качестве арт-объекта в пространство выставки – тогда бы возможностью входа и выхода, сменой фокусных точек можно было бы честно и без агрессии фланировать в материале, пространстве.
Перед самолётом зашёл ещё на концерт МАСМа в бывшем церковном, про которое я уже говорил. И если меня вся мистерия Курентзиса продолжает отталкивать, то тут было без неё. Теряется ли весь эффект – не понимаю до сих пор. Успокаивающая музыка Пярта после дня экспрессивной агрессии была усыпляющей, если учитывать ещё и время – начался концерт гораздо позже заявленных двух часов ночи. Было точно хорошо и так всё быстро, что особо не успеваешь понять свои впечатления.