В этом году у меня остался один должок – документальная #опера «Мельников» (режиссер Анастасия Патлай). Расскажу про нее, тем более что в январе будут показы, и я рекомендую.
Сначала лирическое отступление: я очень люблю оперу. Степень условности в опере такова, что искушенному уму остается только отдаться ее неправдоподобию и наслаждаться голосами, костюмами и эмоциями. Что уж говорить про неискушенного? Помню, моя мама во время просмотра «Евгения Онегина» в «Геликон-опере» так громко вскрикнула, когда Онегин застрелил Ленского, что отвлекла все внимание зрителей от представления. На секунду, но она поверила, что Ленский действительно убит. Документальные штуки и отсылки к современности только портят оперу. И это касается и современной оперы. Какая бы она ни была актуальная, все равно предельная условность сохраняется. Иногда на противопоставлении пафоса, который неизменно возникает, когда кто-то поет оперным голосом, и бытовой ситуации постановщики строят комические эффекты. Например, в «Упавшем с неба» Дмитрия Бертмана по мотивам оперы Прокофьева «Повесть о настоящем человеке» в том же «Геликоне» есть очень смешная сцена, где медсестра переживает, что летчик Мересьев ничего не ест. «Хоть бы супчику куриного отвеееедал…» - поет она.
В «документальной опере» «Мельников» (я беру определение в кавычки, так как оно скорее авторское, чем соответствует действительности) зрителя лишают самого главного в этом жанре – собственного оперного пения. Певцы здесь проговаривают текст, делая паузы и акценты в неожиданных местах – и только в момент кульминации одна из них выдает нечто вроде крика. Хор и актриса, читающая за жену Мельникова, находятся на одном уровне со зрителями, а внизу, как в яме, два актера (молодой и в возрасте) читают за самого Мельникова. Дело происходит в «Руине» Музея Щусева – шикарное пространство для оперы, кстати, но, на мой взгляд, недостаточно использованное как оперное. Зрители сами выбирают, куда им смотреть (художник Яков Каждан): вниз (а почти ничего не видно, кроме самого пространства), перед собой (на экраны транслируются то живая медитативная съемка кирпичной стены или актеров на фоне этой стены, то интерьеры Дома Мельникова) или на хор.
В основу пьесы (драматург Нана Гринштейн) лег уникальный личный архив Константина Мельникова, исследованию которого научные сотрудники Музея Мельниковых посвятили более двух лет (и им, кстати, принадлежит идея создания спектакля). Зритель слышит отрывки из ранее неизвестных писем, дневников и документов архитектора. Я более чем уверена, что большинство аудитории мало что знают про Мельникова вообще, разве что тот факт, что он построил свой знаменитый дом-мастерскую с ромбовидными окнами. После спектакля знать будут гораздо больше – и в этом есть своя ценность. «Мельников» - это, по сути, байопик, облаченный в медитативную форму.
Видимо, создателям «оперы» хотелось погрузить зрителя не столько в его жизнь (в общем, история архитектора, прошедшего путь от строительства павильона СССР для Международной выставки в Париже до отлучения от профессии «за формализм», архетипическая), сколько во внутренний мир самого Мельникова: именно поэтому в тексте так много описаний снов, часто сюрреалистических. Получилась романтическая история о Гении, который хотел бы жить в мире совсем иных форм, но вынужден обеспечивать семью и ходить на поклоны к чиновникам. По ссылке – тизер спектакля.
#опера #документальнаяопера #документальныйтеатр
https://www.youtube.com/watch?v=JHXkdhJmpN8
Сначала лирическое отступление: я очень люблю оперу. Степень условности в опере такова, что искушенному уму остается только отдаться ее неправдоподобию и наслаждаться голосами, костюмами и эмоциями. Что уж говорить про неискушенного? Помню, моя мама во время просмотра «Евгения Онегина» в «Геликон-опере» так громко вскрикнула, когда Онегин застрелил Ленского, что отвлекла все внимание зрителей от представления. На секунду, но она поверила, что Ленский действительно убит. Документальные штуки и отсылки к современности только портят оперу. И это касается и современной оперы. Какая бы она ни была актуальная, все равно предельная условность сохраняется. Иногда на противопоставлении пафоса, который неизменно возникает, когда кто-то поет оперным голосом, и бытовой ситуации постановщики строят комические эффекты. Например, в «Упавшем с неба» Дмитрия Бертмана по мотивам оперы Прокофьева «Повесть о настоящем человеке» в том же «Геликоне» есть очень смешная сцена, где медсестра переживает, что летчик Мересьев ничего не ест. «Хоть бы супчику куриного отвеееедал…» - поет она.
В «документальной опере» «Мельников» (я беру определение в кавычки, так как оно скорее авторское, чем соответствует действительности) зрителя лишают самого главного в этом жанре – собственного оперного пения. Певцы здесь проговаривают текст, делая паузы и акценты в неожиданных местах – и только в момент кульминации одна из них выдает нечто вроде крика. Хор и актриса, читающая за жену Мельникова, находятся на одном уровне со зрителями, а внизу, как в яме, два актера (молодой и в возрасте) читают за самого Мельникова. Дело происходит в «Руине» Музея Щусева – шикарное пространство для оперы, кстати, но, на мой взгляд, недостаточно использованное как оперное. Зрители сами выбирают, куда им смотреть (художник Яков Каждан): вниз (а почти ничего не видно, кроме самого пространства), перед собой (на экраны транслируются то живая медитативная съемка кирпичной стены или актеров на фоне этой стены, то интерьеры Дома Мельникова) или на хор.
В основу пьесы (драматург Нана Гринштейн) лег уникальный личный архив Константина Мельникова, исследованию которого научные сотрудники Музея Мельниковых посвятили более двух лет (и им, кстати, принадлежит идея создания спектакля). Зритель слышит отрывки из ранее неизвестных писем, дневников и документов архитектора. Я более чем уверена, что большинство аудитории мало что знают про Мельникова вообще, разве что тот факт, что он построил свой знаменитый дом-мастерскую с ромбовидными окнами. После спектакля знать будут гораздо больше – и в этом есть своя ценность. «Мельников» - это, по сути, байопик, облаченный в медитативную форму.
Видимо, создателям «оперы» хотелось погрузить зрителя не столько в его жизнь (в общем, история архитектора, прошедшего путь от строительства павильона СССР для Международной выставки в Париже до отлучения от профессии «за формализм», архетипическая), сколько во внутренний мир самого Мельникова: именно поэтому в тексте так много описаний снов, часто сюрреалистических. Получилась романтическая история о Гении, который хотел бы жить в мире совсем иных форм, но вынужден обеспечивать семью и ходить на поклоны к чиновникам. По ссылке – тизер спектакля.
#опера #документальнаяопера #документальныйтеатр
https://www.youtube.com/watch?v=JHXkdhJmpN8
YouTube
МЕЛЬНИКОВ. ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ОПЕРА
Спектакль «МЕЛЬНИКОВ. ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ОПЕРА» — новый проект драматурга Наны Гринштейн и режиссёра Анастасии Патлай. Идея создания документального спектакля о всемирно известном архитекторе Константине Степановиче Мельникове принадлежит Музею Мельниковых -…
Forwarded from витичка вилисов
В Петербурге познакомилась с независимой театральной компанией "Группа лиц по предумышленному сговору". Посмотрела их оперу-караоке "Адоран и Гавр" и влюбилась так, что всерьез стала думать о переезде в Питер. Лишь бы работать с этой командой. В их проектах есть все то, что я люблю: #партиципаторныештуки (зритель - полноправный участник, а сами исполнители не профессионалы, люди разных профессий и социального положения), #феминистскаяпьеса (сами себя они называют феминистским театром левых взглядов, хотя сложно представить правых феминисток. Первая постановка группы - балет "Монологи вагины" Ив Энслер)), #иммерсивныеситуации (спектакли играются на разных площадках, пространство адаптируется под спектакль и курируется дирижером) и важная для меня лично тематика. В опере "Адоран и Гавр" речь идет о свободе художника и фактической цензуре и самоцензуре, с которой сейчас можно столкнуться на ровном месте.
Просто пересказ либретто может дать неверное представление о простоте сюжета. К слову, текст возник благодаря коллективным усилиям режиссера Сони Акимовой, композитора Элины Лебедзе и других участников группы.
Текст прекрасен сам по себе. Он построен на игре с речевыми штампами: канцеляризмами чиновников и судей, штампами из разговоров режиссера с труппой (мое любимое: Так, где мой кофе!? Я режиссер без кофе! - представьте, что это еще и поется, опера ведь), общения между художниками, реакции зрителей и т.д.
Вот маленький пример (все реплики поются):
- А я! А я! Нарисовала колесо, которое не похоже на колесо! 💥
- Ты просто не умеешь рисовать!
- Одолжите денег... за мастерскую платить нечем.
Очень люблю вот эти бытовые мелочи, которые переносятся в "большой формат" оперы. Уже писала об этом по хештегу #документальнаяопера
Пару слов о сюжете все же. Один режиссер заявляет, что необходимо злое искусство, и ставит постановку про художников, пожелавших изменить мир, которую мы собственно смотрим. Получается опера в опере. Премьера проходит успешно, но на следующий день министра культуры находят мертвым. Молодой поклонник и любовник режиссера оказывается государственным обвинителем...
Теперь о вовлечении зрителей. Все мы знаем, что в опере, как и на любом другом спектакле, нужно вести себя тихо. В этой опере надо исполнять. Дирижер Кристина Килинкаридис-Коробейникова жестами показывает, когда, как и с какой скоростью и интонацией звучать. И зрители пели, исполняли тексты, хлопали и топали - и все это не было заигрыванием с интерактивностью. Все действия зрителей были важной частью оперы.
Про этот спектакль можно писать много и долго, но я пока остановлюсь. Отмечу только пару моментов.
1 "Адоран и Гавр" убедительно показывает, что опера может существовать без дорогих костюмов и машинерии, без оркестра в сто человек и с участием зрителей.
2 Это был вообще первый спектакль в моей жизни, где исполнители грубо нарушали мое пространство: мне надевали платок на голову, светили фонариками в глаза, накидывали на шею удавку и затягивали ее, орали прямо в ухо, трясли. Все это вызвало у меня гомерический хохот, а хохочу я редко. Остальным зрителям понравилось, судя по реакции, кроме одной парочки, которая ушла, но они были недовольны сразу: молодой человек во время коротких пауз обзывал исполнителей матом. Вообще, показалось, что зрители в Питере либо лояльны, либо агрессивны: если уж им что не нравится, то будут кричать это с места или ловить тишину, чтоб все услышали, что они думают. В Москве обычно просто встают и уходят или кричат перед тем, как закрыть дверь.
Что еще сказать? Каждый человек может петь. Сто процентов.
По ссылке - небольшое видео, как начиналась работа над оперой.
https://www.youtube.com/watch?v=B3Ie3AxQ3OU&t=39s
Просто пересказ либретто может дать неверное представление о простоте сюжета. К слову, текст возник благодаря коллективным усилиям режиссера Сони Акимовой, композитора Элины Лебедзе и других участников группы.
Текст прекрасен сам по себе. Он построен на игре с речевыми штампами: канцеляризмами чиновников и судей, штампами из разговоров режиссера с труппой (мое любимое: Так, где мой кофе!? Я режиссер без кофе! - представьте, что это еще и поется, опера ведь), общения между художниками, реакции зрителей и т.д.
Вот маленький пример (все реплики поются):
- А я! А я! Нарисовала колесо, которое не похоже на колесо! 💥
- Ты просто не умеешь рисовать!
- Одолжите денег... за мастерскую платить нечем.
Очень люблю вот эти бытовые мелочи, которые переносятся в "большой формат" оперы. Уже писала об этом по хештегу #документальнаяопера
Пару слов о сюжете все же. Один режиссер заявляет, что необходимо злое искусство, и ставит постановку про художников, пожелавших изменить мир, которую мы собственно смотрим. Получается опера в опере. Премьера проходит успешно, но на следующий день министра культуры находят мертвым. Молодой поклонник и любовник режиссера оказывается государственным обвинителем...
Теперь о вовлечении зрителей. Все мы знаем, что в опере, как и на любом другом спектакле, нужно вести себя тихо. В этой опере надо исполнять. Дирижер Кристина Килинкаридис-Коробейникова жестами показывает, когда, как и с какой скоростью и интонацией звучать. И зрители пели, исполняли тексты, хлопали и топали - и все это не было заигрыванием с интерактивностью. Все действия зрителей были важной частью оперы.
Про этот спектакль можно писать много и долго, но я пока остановлюсь. Отмечу только пару моментов.
1 "Адоран и Гавр" убедительно показывает, что опера может существовать без дорогих костюмов и машинерии, без оркестра в сто человек и с участием зрителей.
2 Это был вообще первый спектакль в моей жизни, где исполнители грубо нарушали мое пространство: мне надевали платок на голову, светили фонариками в глаза, накидывали на шею удавку и затягивали ее, орали прямо в ухо, трясли. Все это вызвало у меня гомерический хохот, а хохочу я редко. Остальным зрителям понравилось, судя по реакции, кроме одной парочки, которая ушла, но они были недовольны сразу: молодой человек во время коротких пауз обзывал исполнителей матом. Вообще, показалось, что зрители в Питере либо лояльны, либо агрессивны: если уж им что не нравится, то будут кричать это с места или ловить тишину, чтоб все услышали, что они думают. В Москве обычно просто встают и уходят или кричат перед тем, как закрыть дверь.
Что еще сказать? Каждый человек может петь. Сто процентов.
По ссылке - небольшое видео, как начиналась работа над оперой.
https://www.youtube.com/watch?v=B3Ie3AxQ3OU&t=39s
YouTube
фильм о проекте - опера "Враги народа"
фильм о проекте над которым работает театр "Группа лиц по предумышленному сговору" - опера "Враги народа" , посвященному острому конфликту пакета Яровой со с...