У меня сегодня был день Любимова: сначала конференция в РГБИ, где я рассказывала о спектаклях, которые не видела (и потом, разумеется, реакцией «Все было не так!» и в кулуарах «все было именно так!»), а затем спектакль Максима Диденко «10 дней, которые потрясли мир» в пространстве выставки Алексея Трегубова о Любимове, в музее Москвы. Три вещи интересные хочется отметить: первое, конечно, это не иммерсивный театр никакой, но именно что спектакль внутри выставки, спектакль-выставка. вместо погружения здесь скорее дистанция, отстранение, особенно благодаря явно бутафорским костюмам, да и в действие включать зрителей не спешат, иногда могут увести кого-то, но совсем не обязательно, так что можно просто самовольно бродить от сценки к сценке. но! это-то и не плохо в спектакле после спектакля, на выставке о театре. Второе: Очень здорово, что выставка остается видна (ну это основа сайт-специфического театра), не превращается в декорацию. Сапоги условного 1917-го на актерах рифмуются с присутствующими в зале сапогами из «А зори здесь тихие», читая бегущую строку с просьбами рабочих к государю, вспоминаешь о деревне и коллективизации, в «Деревянных конях»… Таганка была удивительно слита с обществом и своим временем, выставка о ней волей-неволей превращается в слепок эпохи, и театр-бродилка только усиливает это ощущение. В памяти о Революции сквозит весь случившийся XX век. Наконец, третье: именно для спектакля о 1917-м форма променада и особенно вынужденная фрагментированность зрительского опыта – кажется уместной. Ты ходишь и видишь только кусочки мозаики, иногда не в том хотя бы фабульном порядке, но так и случается взаправду. И когда ты доходишь в последний зал - с тамошнего дубля таганской сцены ты видишь экран с 4 планами, и на нем – разные фабульные точки, которые играются одновременно, актеры – и зрители. тут-то коллаж и собирается, и это само по себе очень по-тагански.

Бутафорность все равно немного смущает, и звучащий нарратив (который не документальная бегущая строка) хочется убрать, оставив только нагнетающую музыку и движения молодых. [И Смехова - тут он в роли говорящей головы, но какой ведь мастер!] В конце вот как хорошо ребята в трениках покидают зал, словно на замедленном видео - бегут, не меньше 15, а говорят, было и под 40, минут. Символ ли это пушечного мяса («война - дело молодых?»), утопического дейнекинского коллективного тела, социалистических парадов, или просто вызывающий привыкание красивый физический театр, – бог весть, но действует.

Главная же мысль вертелась в голове: спектакли, при том, что и их немного, которые говорят о 1917-м годе, получаются о том, насколько мы о нем не думаем, насколько мы от него далеки. Нет единой позиции по его оценке, сакральны у нас и царь, и вожди коммунизма, но в спектаклях не звучит это проблемой, что война и убийства нехороши – это да, а к исторической рефлексии приближения почти нет. не знаю, почему так, может, я и не права в этом своем наблюдении.

P.S. Что посмотришь перед - то и увидишь. Попала недавно на сериал «Вспомни, что будет», там речь о «затмении»/«отключке» – массой потери сознания и видениях будущего в этот момент, у всего мира, когда отключка происходят - люди падают и лежат так на земле несколько минут. Финальные сцены у Диденко напомнили эту мизансцену, и к «телам» были, выходит, два вопроса: есть ли у вас будущее и помните ли вы это будущее?

Ну а к чему там разного цвета Николаи, есть ли вообще смысл и не хватит ли устраивать везде сайт-специфики, – пойдите и решите сами.
Выставка точно изумительная, на нее надо успевать - точно.

Сейчас неожиданно не про театр, но в продолжении темы «10 дней, которые потрясли мир» и, кстати, сайт-специфика. Меня в принципе поражает, что так мало всего происходит в связи со 100-летием 1917, этой темы буквально нет на обсуждении. А если где-то что-то и появляется - то оно сугубо плоско и однобоко подано. И вот сегодня я попала на выставку, из которой стало совершенно очевидно, что дискурс (и дискуссия) наш о революции действительно парализован. Сакрализовано все: и царь, и красное знамя. А тут пришел китайский художник, Цай Гоцян, и сделал в Москве (в Пушкинском) умную, тонкую выставку «Октябрь» – не о Власти, а о нас с вами, наших наваждениях, иллюзиях и нашей боли. Наших символах и тайных желаниях. 

Главный (Белый) зал так и называется - «Народ». По центру на паркете – натуральное поле из колосков, огромный прямоугольник с зеркальными гербами серпа и молота посередине - их контуры «вмяты» в этой ниве, как и пара пятиконечных звезд. Все эти символы мы видим прежде всего благодаря зеркальному потолку, и находка эта – важная вещь, Зеркало расширяет пространство и делает его еще больше - дворцом. Колонны отражаются и завладевают взглядами посетителей, и поле вроде как должно с этим всем дисгармонировать (деревня-город, крестьянство-свет, все такое), но – нет. ВДНХ ведь тоже – дворец. Но главное, что поражает: не смотрится это поле советским фальшаком, есть в нем что-то – глобальное, потребное… Вроде бы набивший оскомину символ соцреалистического кино и картин, а все-таки – завораживает. Земля. 

По левую и правую стороны от поля –  «Река» и «Сад». Река – длинное белое полотно с прожженными пороховой техникой образами, сквозь сажу распознаешь фотографии людей, открытки, слова… Сад – такая же белая изначально ткань – в цветовых ярких пятнах-размывах, цветы - столь распространенный символ прежде всего в коммунистическом китае, но и у нас –   и какой-то «космос» на ракете, «вперед», счастливые лица… Две стороны равнозначны друг другу. 

Что здесь уникально? У Цая Гоцяна получается, как кажется, видеть в произошедшем и культурное явление, и судьбы людей, и черную реку жизни, и наваждение идеями и утопией. Посетитель здесь сам остается один на один с величиной символов (которые и сегодня смотрятся чем-то значимым и большим). Напротив Белого зала, с другой стороны галереи крутят за колоннами видео фейерверков на Красной площади… На балкончике собираются молодые красивые люди и безмятежно его смотрят. Фейерверки сегодня – в почете. Понятная красота – нужна. А на небе расплываются в том числе черный квадрат Малевича, черный крест, красная звезда, числа 1917, 2017…

И мы видим, как лозунги и визуальные образы красного государства  растворяются, превращаются в пепел (живопись тут в буквальном смысле пороховая), а все равно не исчезают, выглядывают из под руин, приковывают взгляд своей непроходящей монументальностью. 

Художник на этот мир - важно - смотрит не со стороны, а из селфи на фоне Крамского, по книжкам которого учился (кумир!), от чего не готов отказаться, - селфи, которое, будучи выточенным на трафарете, горит вместе с остальным.

«Никто не даст нам избавления, ни бог, ни царь и не герой»: эта фраза из Интернационала (нет, ну кто еще бы так смог - взять интернационал, чтобы проговорить что-то очень интимное!) висит выжженная на шелке над главной лестницей – словно заклинанием. Избавления нет.  Нет возможности выбора между черным и ярким, одно - всего лишь негативная пленка другого. Как тишина и взрыв – не разные полюса, а находящиеся бок о бок друг с другом состояния. 

И я же сходила на «Вернувшихся»! Как хорошо, что есть друзья, а у них бывает +1. 

Совершенно согласна с теми, кто говорит, что главным героем здесь становится дом, и крайне интересно - может, интереснее всего – заглядывать в разные уголки и рассматривать дотошно придуманные детали. Но вот не только дом, сюда со всем реквизитом - и костюмы, к примеру. И я подумала вот о чем: хотя театр называется «иммерсивным», тут абсолютная 4-я стена везде (кроме мест, где актеры тебя за руку уводят в темный уголок), и в достаточной степени театральная манера игры. Такой старорежимный психологический рисунок игры, который вообще не ассоциируется с современным театром (а у кого-то и конкретная театральность).  И никакого брехтианского показа показа, разрушения иллюзии достоверности: к зрителям во время игровых сцен не обращаются, их не замечают, в лучшем случае подвинут локтем, чтобы пройти через них, но только - если это в характере персонажа. Но почему же это не раздражает?

Так вот, мне кажется, «Вернувшиеся» - это попытка сделать театральное «Аббатство Даунтон», и здесь, конечно, никакой современной театральности не нужно, сериальная эстетика - она с психологическим театром гораздо лучше сочетается. И выверенность и богатство костюмов и деталей интерьера – оно тоже отсюда. 

Зритель - типичный вуайерист, подглядывающий в замочную скважину, смотрящий на диалоги, как будто реально происходящие здесь, хотя, очевидно, это «съемочный павильон», и все - крупным планом. То, что обстановка - не менее важная часть картинки, чем герои, для сериала совершенно в норме. 

Так что проект выходит очень органичным, и то, что не все увидишь за один раз и даже можешь не все понять, – совершенно нормально: представьте, что вы включили клевый сериал серии на третьей. 

Удивительно, но даже факт того, что в спектакле есть несколько артистов, исполняющих одну и ту же роль, не влияет на уровень условности. Если падает, то градус реальности, но скорее в том ключе, что зритель как бы теряется, где происходящее реальное, а где приснившееся, какая альтернатива верна - и, сами понимаете, это очень красиво ложится на эстетику твин пикса - красные шторы, пол зигзагами, постоянно полутревожная музыка… 

Друзья! 17 октября в Электротеатре будет презентация нового номера Шагов, это журнал такой научный, выпускаемый Школой актуальных гуманитарных исследований (ШАГИ) РАНХиГС. Раз в год будет "зрелищный" номер, первый такой весь - про театр. Пожалуйста, приходите. И читайте) https://electrotheatre.timepad.ru/event/575469/

«Основной вопрос, на который пришлось отвечать Анастасии Патлай и Елене Гордиенко: «А что в этом всём от театра?» Елена Гордиенко напомнила, что первые спектакли документального направления как раз привносили сам театр, его условность в городскую среду, делали город другим. В Петербурге третий год проходит фестиваль «Точка доступа»…» – как уйти от вопроса, чтобы рассказать о том, что тебе действительно хочется рассказать. http://www.vsp.ru/2017/09/26/priezzhaem-i-idyom-v-narod/

29-30 ноября будет мне счастье. NET привозит Тьяго Родригеса. Собрала свои заметки о нем в один пост. https://medium.com/@jelenagordienko/tiago-rodrigues-3287e40055b6

А между тем сегодня и завтра в Центре Мейерхольда покажут совершенно изумительную работу Татьяны Гордеевой и Екатерины Бондаренко "Остановка зимним вечером у леса", на 4-е даже можно пока купить билет, спешите - это надо видеть. Прямо даже "такого вы еще не видели": ну где еще был - танец-доклад про архитектуру? но понятно, что дело не в новизне совсем, а в удивительном сочетании всего - движений, интонаций, пространства, реакций.
В разделе "Пресса" даже можно меня почитать подробнее, если вы пропускали пост. Но лучше просто идти и ощущать. http://meyerhold.ru/ostanovka-zimnim-vecherom-u-lesa/

Прислали информацию о фестивале импровизации (riif) и задумалась вообще об импровизациях в театре. В парадигме событийности и соприсутствия импровизация кажется абсолютной ценностью. Но вот мы смотрим завороженно на видеоинсталляцию Папаиоанну («Изнанка» в ММОМА, фестиваль «Территория») - документацию реальных проповседневных действий на сцене афинского театра – а в них, как признался режиссер,импровизации нет совсем. Вот казалось бы: в изображении рутинного бросания рюкзака, снятия одежды, принятия душа, облокачивания о перила балкона, завертывания в одеяло, взятия стакана воды, – почему бы и-ии и не быть? Тем более там около 30 актеров перемещаются по пространству, и можно предположить, что как раз покажут разность телесности, личных траекторий… Грек же берет и отбрасывает все эти ожидания и притязания. Фигуры у перформеров примерно одни и те же, возраст тоже не дикоинтервальный… и 6 часов ты следишь вроде бы за рутиной каждого дня – а по факту за абстракцией, визуальной скульптурой - и не повседневности, а рефлективного одиночества. Бытового, а тем более «здесь и сейчас» никакого здесь нет, и дело не в том, что мы смотрим видео (напоминаю, в оригинале это все было «наяву»).
Но понятно, что никакого рецепта нет, тем более что импровизационное/запрограммированное на этапе задумки совсем не факт, что будет таким же на этапе реализации, а что главное, - на уровне уже не создателей-исполнителей, а воспринимающего. Магия же какая-то - в том, как по-разному мы можем смотреть на отточенное и (вроде бы) одинаковое, какие новые мысли приходят на ум во время просмотра классической какой-нибудь вещи или с классического (:)) не двигающегося зрительского кресла, а, с другой стороны, как неинтересно и предсказуемо может быть восприятие, скажем, модного променада.
И где свободы у зрителя больше – при свободной игре актера или его полной подчиненности режиссерскому рисунку роли – тот еще вопрос.
(эх, надо написать про нового Волкострелова и его физических опытах над людьми - шутка, его/зрителя версии «Я сижу в комнате» Элвина Люсье!)

«Изнанка», увы, закончилась (а вот остальные события «Территории» – нет, в виртуальных очках побывать в лучших библиотеках мира по версии Лепажа, подумать о смерти на Наследии. Комнатах без людей от Rimini Protokoll, взять билет на театральный автобус - «Червь» Севы Лисовского - можно успеть!!), impro же будет в Питере, площадка «Скороход», 25-27 октября. О качестве не скажу примерно ничего, как и в стэнд-апе, совсем не разбираюсь.

На "Я сижу в комнате" Дмитрия Волкострелова мне очень-очень нравилось, как Алена Старостина ходила змейкой меж кресел с пюпитрами, аккуратно каждому подставляла микрофон, четким "Говорите" сигнализируя начало записи (тут текст из композиции Люсье зачитывается поочередно самими зрителями, поделенный на интонационные сегменты). В этом была почти математическая красота – репетитивность речи («Говорите", "говорите", "говорите"), минимализм средств. Наблюдая за этим танцем с проводным микрофоном, ты находишь номера пюпитров, кто здесь 22-й, кто 23-й, и знаешь, от какой точки через какую придут к тебе. После предыдущего передо мной номера Алена, тем не менее, собрала микрофонный провод и отошла в центр. Хореография прервалась, чтобы продолжиться с новой страницы: наши синтагмы на листах (единственные, что мы видели перед собой) были напечатаны на разной высоте –так, что, кажется, при наложении соединились бы в целостную фразу. Как вообще уникальные голоса сливаются здесь в единый поток, «сглаживается», и видимая свобода проистекает из очень четко заданных условий. Передо мной был низ страницы, а у меня снова почти середина. Одинаковые при этом «выявленные речью». Одинаковые, да не одинаковые.

Алена обходит всех, и начинает звучать уже в записи наша коллективная фраза. Все ищут себя в ней, радуются узнаванию, смущаются, раскрываются. Но совсем немного времени пройдет – и голоса станут еле различимы, а текст - тем более. По комнате разливается гул. След речи. Как будто бы мы имеем дело с постепенным, но верным угасанием. Еще и лампочки над пюпитрами то тут, то там гаснут. (видела запись I am sitting in a room, где лампочки над перформерами, наоборот загорались по ходу исполнения). Все движется к смерти.

И тут Лена Ковальская роняет данный нам для выхода из комнаты (которая, очевидно, погрузится в темноту совсем) фонарик. И ее соседка следом тоже роняет лист. Погруженные в состояние сна (метафорического прежде всего) зрители оживают, а вновь поставленная на начало запись на бобине «добавляет» к почти стертым нашим голосам эти «свежие» шумы. Мы все-таки можем что-то изменить, даже если жизнь идет снова и снова по кругу и стоит на replay. (эта мысль, впрочем, очевидно – после Fin du cercle).

Больше всего на спектакле думаешь же о перформере в центре, диджее аналоговой эпохи Иване Волкове. Он переключает тумблеры (провода?), следит за тем, когда заканчивается фраза, чтобы отмотать и поставить заново… Они с Аленой в белом, и я никак не могла отказаться от мысли, что они какие-то ученые, и ставят эксперименты на нас. Вот прямо «Взлетная полоса», типа того. Вроде это мы, зрители, здесь говорим, не просто наблюдаем, а вроде же участвуем, со-авторы и прочая риторика иммерсивности, а на поверку это мы - объекты наблюдения и игры, инструменты для создания чего-то от нас отдельного, материал. Демиург здесь - не зритель.
Но, собственно, так ли это плохо? )

#фестивальтерритория

Прочитала в комментах одному пишущему про театр "Бог ты мой, почему ж вы не критик! Как хорошо пишете-то", и подумала, что надо не просто лайк поставить, а в канале процитировать недавний пост Галины Юзефович - об оппозиции 'критик-блогер' (спойлер: она устарела). Пусть в книжном мире, но)

"Давно не осталось никаких специально уполномоченных людей, наделенных какими-то особыми суперспособностями или, допустим, справкой - и это очень важное, я бы сказала, системообразующее знание. Я давно уже всем объясняю, что единственное различие между так называемыми "профессиональными критиками" (ТМ) и "книжными блогерами" (то есть людьми, просто пишущими про книги в охотку) состоит в том, что первым иногда платят. Впрочем, и это различие быстро стирается: "профессиональным критикам" платят мало и нерегулярно, а блогерам, наоборот, иногда начинают платить (так же мало и нерегулярно). А в остальном все то же самое: и критики, и блогеры бывают умные и глупые, кто-то читает много, кто-то мало, кто-то все больше фантастику, а кто-то, наоборот, детско-подростковое. Кто-то пишет получше, зато вкус странный и мне (ну, или вам, или кому-то еще) не нравится, а кто-то наоборот.
Повторю еще раз для надежности: никакой справки или иного документа, подтверждающего, что ты - профессиональный критик, нет и быть не может.
(...)
Подводя итоги, хочу сказать: если вам что-то дорого, если вы прочли и влюбились (или, наоборот, негодуете), напишите об этом. Не ждите, что придут "они" - "их" давно отменили".
https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=1790821764280017&id=100000566323292

#живыепространства #фестивальтерритория

Съездила на «Червя» Всеволода Лисовского (не «сходила», ибо место сбора - автобусная остановка, спектакль – в автобусе, а добиралась я к нему как человек, живущий не у метро, но в той же стороне – на троллейбусе, к маршруту М-1 на М-4)). Казалось, что совсем никак не задействуется то, что за окном, причем ни конкретно-бытово, с деталями, почему мы едем именно от улицы Кравченко и именно к больнице МПС, а не по какому-то другому маршруту (подозреваю, что нужны были конечные недалеко от метро, с выделками, чтобы ехать без проблем… но это все не художественные причины. Художественная -что выбран магистральный маршрут, прорезающий город, выползающий в другом конце, чем «вползал». но почему именно М1? может, и прослушала? расскажите), ни метафорически - совсем не «Конец круга» Александра Вартанова, где понятно было, что Садовое кольцо, Б - потому что нужно закольцовывание, езда по кругу (спектакль начинался и заканчивался речью Ельцина, и в конце, когда мы уже видели, что подъезжаем обратно, Ельцин в наушниках на репите обещал: «Россия никогда не вернется в прошлое! Россия всегда будет двигаться только вперед»), а еще зритель видит элитную застройку, дорогие машины, и обрушиваются мысли о том, кто они, наши олигархи, стало ли лучше после 90-х и кому - аудиоколлаж из теленовостей и передач доходчиво и жестко представляет историю страны за последние 17 лет как историю терроризма и потери свобод). Здесь же игры с городом, с нашими воспоминаниями о нем и о времени, по сути, просто нет. Игра актеров – внутри салона (брожение), никаких наушников, никаких спецэффектов. Не считать же игрой с городом сухое перечисление того, что видит режиссер в какое-то оговоренное мгновение.
Реплики актеров намешаны примерно по тому же принципу, что и в «Неявных воздействиях» – благо, актеры все те же (крутая команда!). Философия перемежается текстами нефилософского духа (биология - про червей, док - какие-то истории реальных людей, но совсем немного), и даже популярной «философией» - литературой про то, как жить лучше и как стать счастливым. Заявленная тема спектакля - счастье. Но наложения на городской текст, как то было в Неявных, не случается, ибо нет у мчащегося по выделенке автобуса случайных прохожих….

Среди этих вот полупечальных мыслей полулегальных соседка моя, Юлька, так романтично и устало уткнулась в окно, как бы вопреки, что главной для меня и стала - нет, не городская повседневность, а фигура пассажира-наблюдателя, не находящегося полностью ни внутри "автобусной" жизни, ни там, куда он смотрит (и театральная ситуация здесь, конечно, - насилие над тем, как ведут себя в этом не-месте. И высвечивает эту совершенно естественную позу как маркированную (большинство же пытается ловить действие, актеры ходят по всему автобуса, и головы поворачиваются, чтобы уследить.).
Иногда такой наблюдатель - вынужденный: что еще делать, как не фланировать глазами, если путь, например, от конечной до конечной. Иногда - увлеченный. ведь не в телефон смотрящий. При этом что меня поражает всегда: когда ты едешь у окна, виды проплывают мимо - ты их замечаешь и не замечаешь одновременно, они и шум, и видимый объект. И ты всегда можешь перескочить с одного состояния на другое.
В автобусах на самом деле достаточно редко нынче объявления делают голосом, тем милее теперь будет слышать шаблонное "Уважаемые пассажиры" и вспоминать нежного к и в этой фразе Лисовского. И мир будет оживать и быть не-шумом, не автоматикой.

И, может, пока мы едем из пункта а в пункт б, у кого-то действительно прибавляется счастье? И это, может быть, даже мы? К концу спектакля, который в принципе можно сравнить с поездкой, ведь действительно сердце становится наполненней. Если маршрут удачный.