На “Journalism between fact and fiction”, моём втором курсе тут, читал “The Emperor: Downfall of an Autocrat” польского писателя и журналиста Р. Капущинского о Хайле Селассие, последнем императоре Эфиопии. Книга на русском в свободном доступе есть, если кому-то интересно.

С фактами он, конечно, совсем не знаком – книгу многократно упрекали в неверных событиях, датах и прочем, что как бы его владение жанром показывает.

У текста очень хороший запал, который оказывается недожат практически везде. Структура из документальных монологов близких к императору людей – это хорошо, но только разница голосов почти не заметна. Это всё к вопросу о том, как автор играет с обработкой, пытаясь сделать текст продаваемым. У меня твердое ощущение, что с этим намерением всё и было.

Ещё он схематично переходит от голоса к голосу по заданной траектории: от курсива своих рассуждений к сокращенным до инициалов людям. В голове всплыла Степанова, которая в постоянном переходе между стратегиями живет, и даже за Капущинского стало стыдно. Развития и изменений в тексте совсем нет, хотя сюжет наивно подсказывает ровно обратное.

Такое капиталистическое чтиво для книжных полок в Walmart’e.

А на “Madness” же теперь у нас Мишель Фуко с “Madness and Civilization”, дискурсивным, а не ментальным разбором безумия. Собственно, пересказывать не буду в принципе, скорее милую деталь обнаружу по интересам.

Мишель Фуко вообще не любил, когда его со структуралистами сравнивали, но ничего. Именно в них лежит одна из возможных оптик на текст. В течение книги он забрасывает нетривиальные кейсы, как безумие остается на сломе between word and image, где the unity begins to dissolve.

И тут всплывает вся традиция от Соссюра, его лингвистического знака вплоть до смерти Бланшо, более позднего Барта и автора. Вот и живите с этим открытием от Ванечки Демидкина, дорогие.

у всех американских студентов необычный исследовательский фокус, если сравнивать с моим, российским: работа над любым литературным текстом идёт не через формальные расспросы языка, структуры или формы, а через содержание: персонажи, сюжет или смысл; и привычного close reading к языку почти нет.

На «Новые короткие пьесы» от Филиппа Декуфле надо идти, да

Территория в этом году по танцу прям молодцы и трендсеттеры. Незатасканные имена, не попса, а хороший европейский уровень. На Декуфле/Дюбуа/Тэсигавару дают скидку 30%. Ну не в Париж же ехать за ними

Слова театр, культура, память и пространство с большой буквы; «Эту метафору я понимаю так»; «в большом спектакле Жизни»; многоточия; «раёшная забава» и иммерсивный театр, или весь хтонический ужас российской критической мысли в одном материале. Я так больше не могу, забери меня, Клэр Бишоп.

https://www.colta.ru/articles/art/19325

Так, в Петербурге сейчас во всю раскачивается «Театрология» – независимый проект о критике и практике в театре: дискуссии, лекции и всё прочее с хорошей программой, куда и меня звали говорить, но я нет. Если кратко, проект отличный, потому что не совершенный и вызывает много вопросов как по форме, так и по содержанию; и в этом, кажется, вся его витальность заключена.

Вот был на днях текст от Вадима Максимова про структурализм в театроведении: это катастрофа как нелепо написано. А следом выходят мои высказывания про междисциплинарность в театре. Собственно, уже тут предельно ясно: «Театрология» полностью за всё левое, горизонтальное и без иерархии – тут блогер Ваня Демидкин звучит актуальнее и свежее, чем все тексты Павла Руднева (в общем, так и есть).

Как всегда, частные инициативы в нашем ново-демократическом государстве были засунуты куда подальше – АТК начали буллинг с доносами, отказами площадки и участников, пока в программе есть Вилисов. Ещё и режиссера Томилова выгнали за пару дней до читки пьесы Виктора из Дома Актера. Это всё разговор о двух вещах. Во-первых, АТК заебали окончательно даже меня, о чём я редко пишу (наверное, зря), а во-вторых, что «Театрология» и Томилов делают всё правильно.

Надеюсь, всём в очередной раз понятно, зачем «Театрология» и блогеры, зачем «Площадка vol. 3», «Театралий» или «просто пьесы», зачем в таких условиях создается новое комьюнити.

Здесь все подробности проблем с АТК: https://t.me/theatrologia/42

Продолжаю: мне начали писать, а следом и в посте проекта это появилось, что письмо в РГИСИ – это инициатива человека, а не всей институции, а уход людей из проекта – частное решение каждого. Это окей, даже вполне очевидный исход. Особой сути дела не меняет.

Меня пугает их невозможность понять, что совместная встреча на проекте – самая безопасная возможность их конфронтации на публичном поле. Обсуждать в фейсбуке можно, писать в чат можно, письма тоже можно, но официально ни одного блогера не существует. И пока эти люди считают, что актуальны в театре – вопрос по-прежнему открыт: как можно игнорировать успех, например, Вилисова, постоянно говоря о современном театре и считая себя его частью?

Просто забавляет, что проводят Школы блогеров, например, но оставляют на их периферии всё комьюнити: как бы открытость, как бы прозрачность, но не для всех.

Необходимость этих постов со смещенным фокусом уже в том, чтобы спровоцировать АТК или других людей на реакцию, а не сидеть и отмалчиваться. Люблю говорить, давайте говорить.

Пока вся Россия спит по Москве (03:36), в фейсбуке совершенно удивительные пассажи Алексея Платунова об узурпации правды, присутствии в цифровом мире и коммуникативной неудаче всех в ситуации с «Театрологией», и Марины Дмитревской о соколе, цапле и умствованиях Алексея.

https://goo.gl/uDJUpD

Спи, дорогая Россия, оставайся такой, какая ты есть. С цаплями, трикстерами, образами, хамами, театроведами в штатском. Мы будем жить, и даже кисонька в конечном счёте скажет слово.

уже через пару дней «просто пьесы», которым я помогаю с отбором, опубликуют лонг-лист этого года; в ожидании, решил прочитать финальный сборник прошлой лаборатории, о пьесах которого и пишу (не всех, но не важно); этот сборник впервые публикуется в сети, для этого пришлось всех напрячь и взять разрешение драматургов, но это того, я очень надеюсь, стоило.

«человек из тофу»: поэтически разбитая на строчки без рифмы пьеса, центр который – healthy lifestyle, читающийся вне строк; долго пытался считать переход между шрифтами, но смысла в интерпретации ноль – just enjoy.

«вещь»: пьеса, для которой год назад у меня брали интервью о записанных снах; и хотя я сразу ангажирован прототипом героя, вопросов становится все только больше: от выражения темы до слабого движения внутри пьесы.

«доживем до выходных»: очень живая до сюжета подростковая история с избиением школьных друзей, выходящая на сложно-сочиненный финал; работает на узнавании и неловких попытках общения.

«diprosopus»: текст, полностью традиционный в репрезентации безумия, кроме одного голоса, который разрушает первичный нарратив; его появление сразу оправдывает предшествующую манеру в повествовании, окей.

«нас много»: интеллектуальный текст-в-себе, сниженный явной матерщиной; много Берроуза и ссылок к обществу спектакля – хорошо вдвойне.

крайне радует, что почти каждая пьеса обладает своим языком, с развитием которого меняется всё остальное; здесь речь становится триггером для развития текста.

подписывайтесь и ждите пьесы: https://vk.com/prosto.plays

Читали The Fire Next Time, потом смотрели I Am Not Your Negro на одном из курсов. Всё Джеймса Болдуина: борьба за права всех, Мартин Лютер Кинг, Малкольм Х, Гарлем, протесты и далее.

Мне всегда казалось, что есть в языке регистр для разговора об
угнетении и насилии, выходя за пределы которого они делаются легитимными. Проговаривая, ты закрепляешь. Болдуин пишет об афро-американском угнетении, будучи внутри этого комьюнити, поэтому для него это актуально вдвойне. Не знаю, как работать с такой позицией явной жертвы.

На днях взялся за «Человека из Подольска» Дмитрия Данилова, который в таком же насилии над коммуникацией решает и другие задачи. У него ирония как метод отстранения, ухода в нереальное. Это гораздо глубже, ведь жертва теряется, хотя абсурд от насилия остаётся. Говоря о Болдуине, его позиция ближе к реальности, но интереса в ней нет, угнетение он оставляет угнетением, закрывая возможности для взгляда извне.

Это, кажется, такой радикализм, необходимый на первым порах любого движения. Очевидно, что Болдуин был таким в своё время, хотя потеря в истории – это жест фатальный даже по своей сути.

Завтра в Большом зале филармонии (СПб) МАСМ играет «Голос кита» с отличнейшей программой: Мессиан, Пярт, Лэнг, Найман, Джордж Крам и Павел Карманов. Не «Территорией» едины!

Билетов просто бесконечно много: http://www.philharmonia.spb.ru/afisha/246515/

https://m.youtube.com/watch?v=1RCL4bULJic&feature=youtu.be

Часто я делегирую ответственность за свои поступки в цифровое поле. Такой художественный жест, чтобы найти границы присутствия в сети. Очередной такой выбор был сделан за меня на днях. Так или иначе, год спустя, на канале становится тесно: также и Витя делает спектакли, Оля пишет вовне, а я в Instagram-poetry. Судя по всему, её в России вообще нет как феномена, поэтому начнем: https://goo.gl/reQhD2

В «Парке культуры» М. Ямпольский сказал, что границ искусства, моды и культуры больше нет. Всё есть всё и ничто. Heavenly Bodies в The Met, как и совместные работы Шеркауи / Бейонсе или Канье Уэста с Такаси Мураками – это всё современность, потому что неуловимо и непонятно, что с этим делать и к чему отнести.

Если бы Лев Рубинштейн был молод сейчас, как раньше, картотека точно вышла из истории концептуализма, вместо неё был бы простой аккаунт. Практично, социально и контрастно. Будем считать, что среди нас автора больше нет, но концептуализм есть.

То, что в USA называют Инстаграм-поэзией, прямо критически скучно как факт: Рупи Каур и все остальные используют пространство как место, оставляя весь худ. запал медиума за пределами текста. Просто традиция в красивой, ново-искренней форме.

Красиво делаем, красиво будет!

https://instagram.com/p/BpUQNjMHFgj/

Алла Шендерова снова пишет пост в фейсбуке о театральных каналах и о критике, об её личных оскорблениях со стороны Вилисова и/или Зайцева. Кажется, уже на протяжении года не меняется его содержание, идущее с постоянной позицией, где Вилисов – незначительный персонаж, критика деградируют, а сообщество молчит.

Сегодня к этому добавился пассаж, претендующий на феминизм, но на деле остающийся патриархальным: Вилисов оскорбляет не Шендерову и не Марину Давыдову, но женщин. Это, конечно, средневековый жест. Такой же средневековый, как идеи избить Вилисова в комментариях, и почти такой же, как все остальные.

В чате «аполлонии» этот пост также обсуждался; я туда никогда не пишу, потому что происходящее кажется и абсолютным ребутом травли в фб, и просто ненужным. Одни иерархии и медиа-ругань заменяются на умные и красивые, но всё-таки аналоги из нас. Это новый уровень разговора, с новым понятийным аппаратом, даже новым пониманием современности, но прежней структурой. Серьезный (конечно, неудачный, но серьезный) жест со стороны Шендеровой, как и желание говорить, не игнорировать со стороны каналов – очень хороши, но в конечном счёте ничего не идет.

В июле этого года на «Театралии» вышло интервью со мной и другими авторами каналов о театре. Вообще, это было уникально уже потому, что впервые публично высказались все, кто ярко создает это прямо сейчас и делает это по-настоящему красиво. Очевидно же, что не замечать это – значит не замечать современность.

Теперь, 20-го ноября «Театрология» пригласила говорить на «Парадоксе о критике». Я туда прилечу даже из Америки, потому что не знаю, где и когда такое повторится. Сообщество не умеет разговаривать адекватно, придется пробовать это самим.

https://goo.gl/Tujb1v

Пятого ноября родился ДАП, мяу ❤️

https://goo.gl/2AECpJ

и, конечно, в очередной раз не могу не напомнить про свой текст о нём.

http://bit.ly/2FoMD53

чуваки, мне очень стыдно, что опять с банальной повесткой, конечно, от неё уже сильно тошнит, но вы чуть-чуть подождите, я собираю тезисы для архива о современности, скоро издам книжку, если я быстро найду дизайнера, 75к выиграю, напишу на ноже, откажусь от мяса, спасу китов

ещё чуть-чуть