Сейчас, спустя две недели включенного письма, хочется дать небольшое ревью по поводу «Dance open» как фестиваля-институции и неудачных попытках его репрезентации, потому как про сами спектакли я уже в принципе всё сказал – было жутко.
Мне кажется, всем понятно, что к балетной констелляции всегда формулируют одни и те же претензии, типа замкнутости и местами чрезмерной иерархии, или несостоятельности живого, выходящего за рамки искусства высказывания. И, кажется, с этим восприятием фестивали и призваны бороться, размыкая границы такого балетного примитивизма. Ну, так оно должно работать в адекватных институциях, а у «Dance open» получается ровно обратное, хотя они, безусловно, и верят в свою правоту. Имея достаточно широкую аудиторию и возможность построения с ней коммуникации, да и хоть какой-то резонанс в традиционных медиа, они, тем не менее, продолжают поддерживать эту балетную условность в отрыве от реальности. Фестиваль, таким образом, транслирует то, чего и стремится избежать.
В своих соц. сетях они радостно заявляют, «что балет вышел из резервации чистого искусства в широкое общественное пространство», вот только сами не понимают, как такое пространство работает. Чтобы не провоцировать конфликта, когда, например, лекцию Татьяны Кузнецовой со своим ручным конвоем прервал Николай Цискаридзе, организаторы пишут благодарности карающему неверных ректору. А после этого ещё и удаляют комментарий с единственной на тот момент содержательной информацией по поводу лекции, то есть, получаются, делают попросту все, чтобы их балет остался привычно непререкаемым стандартом.
И это всё, конечно, очень грустно, но вполне закономерно после заявления и самого ректора АРБ на лекции: «Я пять лет положил на то, чтобы к улице Зодчего Росси, к этой школе на пушечный выстрел не подъехал никто и не посмел бы ничего пошатнуть в ней». По-моему, на фоне ярого политического битья по искусству давно можно понять, что оборонительная ко всему внешнему позиция, не допускающая сторонней критики, несостоятельна в корне. Только путем открытой коммуникации и допуска к балетному миру других остаётся возможным хоть что-то похожее на развитие.
И, честно говоря, при должных условиях я бы и такую отрешенность от реальности принял в качестве политической позиции, в особенности пока политическое в России остаётся таким же гнойным. Но тогда, наверное, стоило бы показать что-то большее, чем слабое на хореографию художественное мельтешение с разнузданным эго. Здесь же не было ни мощной режиссуры, ни отпетой хореографии, кроме как на последнем вечере – только полное стыда дружелюбие.
Искусственность и ссученная дружба – это вообще главные эмоции фестиваля на протяжении почти каждого спектакля. Какой-то невменяемый идиотизм, для которого ни технических, ни художественных решений не достает для производства достойного материала. И он, к тому же, по преимуществу обращён назад: балетная реконструкция, работы двадцатилетней давности и возвращение к началу американского балета – это всё классно, но только в меру. В случае же, когда программа целого фестиваля оказывается ретроспекцией, не ставящей историю под вопрос, возникает сомнение о как таковой возможности для высказывания.
http://apollonia.today/live/dance-open/
Мне кажется, всем понятно, что к балетной констелляции всегда формулируют одни и те же претензии, типа замкнутости и местами чрезмерной иерархии, или несостоятельности живого, выходящего за рамки искусства высказывания. И, кажется, с этим восприятием фестивали и призваны бороться, размыкая границы такого балетного примитивизма. Ну, так оно должно работать в адекватных институциях, а у «Dance open» получается ровно обратное, хотя они, безусловно, и верят в свою правоту. Имея достаточно широкую аудиторию и возможность построения с ней коммуникации, да и хоть какой-то резонанс в традиционных медиа, они, тем не менее, продолжают поддерживать эту балетную условность в отрыве от реальности. Фестиваль, таким образом, транслирует то, чего и стремится избежать.
В своих соц. сетях они радостно заявляют, «что балет вышел из резервации чистого искусства в широкое общественное пространство», вот только сами не понимают, как такое пространство работает. Чтобы не провоцировать конфликта, когда, например, лекцию Татьяны Кузнецовой со своим ручным конвоем прервал Николай Цискаридзе, организаторы пишут благодарности карающему неверных ректору. А после этого ещё и удаляют комментарий с единственной на тот момент содержательной информацией по поводу лекции, то есть, получаются, делают попросту все, чтобы их балет остался привычно непререкаемым стандартом.
И это всё, конечно, очень грустно, но вполне закономерно после заявления и самого ректора АРБ на лекции: «Я пять лет положил на то, чтобы к улице Зодчего Росси, к этой школе на пушечный выстрел не подъехал никто и не посмел бы ничего пошатнуть в ней». По-моему, на фоне ярого политического битья по искусству давно можно понять, что оборонительная ко всему внешнему позиция, не допускающая сторонней критики, несостоятельна в корне. Только путем открытой коммуникации и допуска к балетному миру других остаётся возможным хоть что-то похожее на развитие.
И, честно говоря, при должных условиях я бы и такую отрешенность от реальности принял в качестве политической позиции, в особенности пока политическое в России остаётся таким же гнойным. Но тогда, наверное, стоило бы показать что-то большее, чем слабое на хореографию художественное мельтешение с разнузданным эго. Здесь же не было ни мощной режиссуры, ни отпетой хореографии, кроме как на последнем вечере – только полное стыда дружелюбие.
Искусственность и ссученная дружба – это вообще главные эмоции фестиваля на протяжении почти каждого спектакля. Какой-то невменяемый идиотизм, для которого ни технических, ни художественных решений не достает для производства достойного материала. И он, к тому же, по преимуществу обращён назад: балетная реконструкция, работы двадцатилетней давности и возвращение к началу американского балета – это всё классно, но только в меру. В случае же, когда программа целого фестиваля оказывается ретроспекцией, не ставящей историю под вопрос, возникает сомнение о как таковой возможности для высказывания.
http://apollonia.today/live/dance-open/
Посмотрел интервью 1981 года, взятое у Мерса Каннингема и Джона Кейджа. Это хорошо упакованная беседа, за тридцать две минуты которой проясняется специфика их совместной работы. И каждый раз, когда пожилой Кейдж говорит об искусстве, становится внутренне тяжело, то ли от веса каждого слова, то ли от уверенности в его собственной правоте.
«We began to see close relation not only between movement and music, but between space and time»
https://m.youtube.com/watch?v=ZNGpjXZovgk
https://m.youtube.com/watch?v=ZNGpjXZovgk
Посмотрел отложенную “Left Right Left Right” Александра Экмана в исполнении NDT2. На его сайте написано, что постановка “revolves around concentration, timing and rhythm”, что в принципе соотносимо с любым танцем и заложено в движение изначально. То есть, исходя из этого, мне хотелось какой-то сторонней проработки, которой в конечном счете и не хватило.
И вновь возвращаясь к “Dance open”, движения хореографа полностью вписываются в уже описанный мною принцип повсеместного дружелюбия. Поэтому смотреть, как здесь в очередной раз с этим работают, попросту неинтересно. Даже не везде органичной смотрится сильная экспрессия с широкими жестами и криками, – частыми стилевыми атрибутами Экмана, – учитывая монохром в костюмах, сильное затемнение и отсутсвие декораций.
Оттого и заметно, как отличаются связки с ярко выраженной эмоцией и движением на фоне сценической пустоты от более сдержанных эпизодов. Последние впечатляют куда больше. И хотя мне в целом такое кажется чрезмерно скучным, элементы на беговых дорожках точно мощнее говорят о концентрации, времени и ритме, чем остальное.
https://www.youtube.com/watch?v=A7_4lbU75QY
И вновь возвращаясь к “Dance open”, движения хореографа полностью вписываются в уже описанный мною принцип повсеместного дружелюбия. Поэтому смотреть, как здесь в очередной раз с этим работают, попросту неинтересно. Даже не везде органичной смотрится сильная экспрессия с широкими жестами и криками, – частыми стилевыми атрибутами Экмана, – учитывая монохром в костюмах, сильное затемнение и отсутсвие декораций.
Оттого и заметно, как отличаются связки с ярко выраженной эмоцией и движением на фоне сценической пустоты от более сдержанных эпизодов. Последние впечатляют куда больше. И хотя мне в целом такое кажется чрезмерно скучным, элементы на беговых дорожках точно мощнее говорят о концентрации, времени и ритме, чем остальное.
https://www.youtube.com/watch?v=A7_4lbU75QY
Опубликовал большой текст о том, как строится пушкинский миф у ДАП. Это, понятное дело, не про театр, а про поэзию, но, учитывая политику нашей страны, и на таком материале есть место для жесткой спекуляции:
http://bit.ly/2FoMD53
http://bit.ly/2FoMD53
syg.ma
«Его Господь где хочет — там пасет!». Пушкинский миф в поэзии Дмитрия Александровича Пригова
О том, как сложились отношения двух поэтов.
На самом деле, ДАП на моём канале вообще не случайный персонаж. В его проектах как нельзя более актуально встаёт вопрос о тексте-как-действии и физическом, материальном успехе поэзии. То есть, конечно, он здесь в принципе не новатор, так как текст в качестве визуального объекта создавали ещё сотни лет назад (самый известный, наверное, Гийом Аполлинер).
Об этом можно говорить как о ситуации описания. То, что в фигурной и/или визуальной поэзии было дубликатом реальности, скорее иллюзией образа и попыткой изобразить существующий в мире предмет через буквы, начиная с исторического авангарда становится ситуацией выражения. Разрыв строки, игра со шрифтом, типографией и так далее – это сомнение насчет природы и формы текста, в чём, кажется, и есть его главная заслуга. Встаёт вопрос о наличии поэтического слова в отрыве от образности, а также о его вычленении в качестве объекта.
Помимо пространства, меняется и организация поэтического времени, самого процесса чтения. На первой фотографии, например, совершенный перформанс: формула «смерть рядом» стоит на границе основного массива текста, будучи периферией к основной вертикали. Сам процесс этого чтения выступает эквивалентом для места в пространстве письма.
Об этом я планирую ещё написать большой текст, разобрав стратегии ДАП, например. И, пользуясь случаем, прошу прислать мне статьи, материалы и публикации на подобные темы, вдруг интересное что-то будет: @boyreport
Об этом можно говорить как о ситуации описания. То, что в фигурной и/или визуальной поэзии было дубликатом реальности, скорее иллюзией образа и попыткой изобразить существующий в мире предмет через буквы, начиная с исторического авангарда становится ситуацией выражения. Разрыв строки, игра со шрифтом, типографией и так далее – это сомнение насчет природы и формы текста, в чём, кажется, и есть его главная заслуга. Встаёт вопрос о наличии поэтического слова в отрыве от образности, а также о его вычленении в качестве объекта.
Помимо пространства, меняется и организация поэтического времени, самого процесса чтения. На первой фотографии, например, совершенный перформанс: формула «смерть рядом» стоит на границе основного массива текста, будучи периферией к основной вертикали. Сам процесс этого чтения выступает эквивалентом для места в пространстве письма.
Об этом я планирую ещё написать большой текст, разобрав стратегии ДАП, например. И, пользуясь случаем, прошу прислать мне статьи, материалы и публикации на подобные темы, вдруг интересное что-то будет: @boyreport
На сайте Met’a сейчас лежит “Shutters Shut” в исполнении двух танцовщиков NDT. В этом пятиминутном дуэте язык стихотворения Гертруды Стайн “If I Told Him: A Completed Portrait Of Picasso” переносится на движение, становится его структурой и партитурой.
Хореография полностью следует за текстом, жест дублирует его вокабуляр. Но, в отличие от проектов того же Ханса Ван Манена, не на уровне смысла или эмоции, переложения надстройки, а в языке, его ритме и структуре. То есть, за каждым словом попросту закреплено движение, отдельный паттерн. Он и дублирует собой всё поэтическое.
Однако, движение также пренебрегает базовыми поэтическими моделями, которые в тексте стоят в основе: концептуальное членение на абзацы, а также аллитерация, исп. звукового уровня слов. От этого танец остается без своей изначальной референции к Пикассо, которой в принципе и не требуется, наверное.
Если у Гертруды Стайн слова оказываются схожи сочетанием звуков, что и создаёт повествование, то у постановки, думаю, такого запроса вообще не стояло. Они наиболее простым образом сшили текст и движение, забыв о какой-либо попытке транскрипции. Поэтому все пять минут выглядят скорее забавными, а не сильными на сказанное.
https://www.metmuseum.org/metmedia/video/concerts/netherlands-dans-theatre-shutters-shut
Хореография полностью следует за текстом, жест дублирует его вокабуляр. Но, в отличие от проектов того же Ханса Ван Манена, не на уровне смысла или эмоции, переложения надстройки, а в языке, его ритме и структуре. То есть, за каждым словом попросту закреплено движение, отдельный паттерн. Он и дублирует собой всё поэтическое.
Однако, движение также пренебрегает базовыми поэтическими моделями, которые в тексте стоят в основе: концептуальное членение на абзацы, а также аллитерация, исп. звукового уровня слов. От этого танец остается без своей изначальной референции к Пикассо, которой в принципе и не требуется, наверное.
Если у Гертруды Стайн слова оказываются схожи сочетанием звуков, что и создаёт повествование, то у постановки, думаю, такого запроса вообще не стояло. Они наиболее простым образом сшили текст и движение, забыв о какой-либо попытке транскрипции. Поэтому все пять минут выглядят скорее забавными, а не сильными на сказанное.
https://www.metmuseum.org/metmedia/video/concerts/netherlands-dans-theatre-shutters-shut
У «Точки доступа» будет нормальная программа. Провести лето в Петербурге уже и не так сомнительно, ага – «Questioning / Кто ты?», «Музей инопланетного вторжения», «Марат/Сад» Раннева, повторяют «Разговоры беженцев» и так далее:
https://tochkadostupa.spb.ru/#/schedule
https://tochkadostupa.spb.ru/#/schedule
tochkadostupa.spb.ru
Летний фестиваль искусств «Точка доступа»