Антооон 💔💔💔

Кыргызский художник поехал в Москву на Марину Абрамович — а попал в спецприемник. Это было в 2011 году, а в 2024-м о нем поставили спектакль, который теперь можно посмотреть онлайн

Я помню эту выставку, она называлась «В присутствии художника» и шла в «Гараже», который в то время еще работал в настоящем гараже. Я тогда учился на втором курсе института, практически ничего не знал о современном искусстве, и имя Марины Абрамович не говорило мне примерно ни о чем. Но тут вдруг оно стало звучать отовсюду, и не запомнить его было уже нереально.

А вот кыргызский художник Чынгыз Айдаров очень хорошо знал, кто такая Абрамович. Он так мечтал увидеть ретроспективу знаменитой перформерки, что поехал трудовым мигрантом в Москву и жил там в «резиновой» квартире (это когда пара десятков человек ютится на площади для одной семьи), лишь бы скопить денег и попасть в музей. Так вышло, что попал он в итоге в московский спецприемник, где и познакомился с заключенным по прозвищу Дядя Фантомас — будущим героем его картин и рисунков.

Со временем Айдаров все-таки оказался в «Гараже», и не как посетитель, а как художник, участник выставки. В 2021 году на выставке «Служба времени» музей показал видеодокументацию его перформанса «Улитка». Это был проект как раз о трудовой миграции. Айдаров купил товарищам-строителям новые матрасы, забрал у них старые, — 27 штук, — сшил их в длинную-длинную полоску, отвез в поле и скатал в гигантский, выше собственного роста, рулон.

В прошлом году Айдаров и его единомышленники из коллектива «Заманбап искусство» оформили весь этот противоречивый опыт в спектакль-биографию «Дядя Фантомас и другие истории Чынгыза Айдарова». Этот проект показали на фестивале сайт-специфического театра «Место — действие»; запустил его бишкекский театр «Место д...», а курировали Ольча Щетинина, Роман Хузин и Ваня Демидкин.

Сайт-специфический театр — значит созданный для конкретного места и в какой-то степени об этом месте. В случае «Дяди Фантомаса» это дом главного героя, он же — мастерская, он же — штаб-квартира коллектива «Заманбап искусство». Айдарову этот дом арендовали друзья после того, как художник перенес инсульт в 2022 году. Сам он как перформер в спектакле не участвовал — после инсульта Айдаров не может говорить.

«Дядя Фантомас» — это экскурсия с элементами театра художника: эпизоды из жизни Айдарова разыграны с помощью картонных масок и тому подобных DIY-объектов. Гид и рассказчик — Марат Райымкулов, тоже художник и участник «Заманбап искусства». Проект легкий, ироничный и дружелюбный, но речь идет о серьезных и болезненных вещах. Я бы сказал, это разговор о культурных и социальных иерархиях — и, что даже важнее, о способах их преодоления, которые, собственно, Айдаров и предлагает в своем искусстве.

Сколько бы раз не показывал спектакль Бориса Никитина «Эссе о молчании» в разных городах, никогда не обращал особого внимания на этот отрывок. А когда в очередной раз сыграл «Путевой очерк» на «Хрупком» месяц назад, жестко релейтнулся.

Я сомнительно отношусь к идее документальности, которая претендует на то, чтобы представлять реальность. Показывать, какова она. Документируя, ты неизбежно воспроизводишь собственные стремления. Ты выдаешь отбор за абсолютную реальность. Это искажение неизбежно. Поэтому документальность — высшая форма иллюзии, пропаганды. Документальность не просто изображает реальность, она ее производит. Наблюдатель не отделен от наблюдаемой им реальности какой-то магической стеной. Он является частью реальности. Наблюдая и описывая, ты вмешиваешься и меняешь реальность.

Поэтому я с подозрением отношусь к любым документальным проектам, которые пытаются меня просветить или обучить. И с подозрением отношусь к тому, как на сцене людей соблазняют представляться своими настоящими именами, чтобы придать легитимность той или иной конструкции реальности. Это сводит их к упрощенному "я". Они должны быть самими собой, иначе вся конструкция рухнет. Они превращаются в собственных призраков, вынужденных бесконечно повторять конструкцию своей идентичности на каждом спектакле. Но, в отличие от актера, эти люди не могут просто отказаться от роли, покинув сцену. Следствие этого: человек как застывший документ.

На экс-директорку Музея современного искусства PERMM Наилю Аллахвердиеву завели уголовное дело. Очередной чудовищный мув в беспросветном мраке. Повторю лишь, что написал в декабре, когда Наилю уволили:

Я прожил в Перми всего год, но какой — это был 2022. Переехав в марте по любви, я оказался в городе, где у меня практически не было знакомых. И я был совершенно разочарован в каких-либо возможностях искусства влиять на реальность, прежние стратегии и ценности работы казались ложными и провальными.

Наиля была одной из первых и в целом немногих, кто откликнулась на мой приезд — приглашала в музей, много и долго общалась, делилась книгами и каталогами и в принципе за короткое время так погрузила меня в богатый и прежде незнакомый мне культурный контекст, что на этих энергиях я еду до сих пор (об этом в спектакле «Путевой очерк» целая глава). Благодаря этому погружению я нашел такие сюжеты и методы, которые сонастроили меня со временем и вернули к чувству, что культурная деятельность имеет смысл. Так я стал делать в PERMM свои первые события — то лекции, то экскурсии, то еще что. Наиля откликалась на все мои предложения и даже предлагала то, к чему я сам еще не был готов. Это был очень, ОЧЕНЬ важный для меня год, в том числе благодаря поддержке Наили.

Сил Наиле и ее семье! 💔

на днях написал в сториз:

«за 2 месяца в россии посмотрел столько безответственно доброго искусства, что хочется выть

а еще: быть строже к себе, запоминать все и не стесняться вести себя как городской сумасшедший, которому все вокруг кажется бесконечно неправильным»

и получил столько реплаев от делающих культуру людей, сколько не получал давно — все писали, что чувствуют то же, благодарят за озвученное

а я сто тыщ раз подумал, прежде чем публиковать это, потому что думал ровно то же, что все, кто мне реплают — что раз подобной дискуссии публично нет, то и запроса на нее нет. запрос, как выяснилось, есть, а чего нет — так это пространства для такого разговора, а также других говорящих, которые могли бы своим примером настроить взгляд на публичное

когда думаю об этом, пытаюсь вспомнить, откуда бралась институциональная критика в сообществе вокруг меня на протяжении 2017-2022 гг. и думаю про Витю Вилисова — он позволял себе ненависть и агрессию, и эта ненависть и агрессия делала невозможной дискуссию с теми, на кого она была направлена (вопрос о необходимости тогда такой дискуссии оставим в стороне). но что еще делала эта ненависть и агрессия — создавала ниши для более умеренной критики, типа моей. потому что Витя делал горизонт утопических изменений видимым.

я не думаю, что наличие таких говорящих — необходимое условие для существования критики, но тогда это сработало. что должно сработать сейчас, когда нет ни сил, ни энергии, ни пользы (на мой взгляд) в таком типе речи, я не знаю

к слову! в добром искусстве не вижу ничего плохого даже сейчас, да и сам иногда участвую в его производстве. когда я говорю о «безответственно добром», акцент важно сделать именно на безответственном. доброта — тоже может быть важным ресурсом, пусть и не тем, что ведет к изменениям в моменте. но и с добротой нужно работать критически, создавая зоны солидарности