С радостью констатирую, что мое чутье меня не обмануло. Вилисов гениален. И он собрал команду, о которой можно только мечтать. Перформеры работали безупречно.

Я уже набросала заметки по ходу действия. И там в бочке меда и деготь найдется, но пока скажу одно: это был не спектакль, а создание новой формы жизни.
#режиссервилисов #перформанс

Вот за такое надо мне сразу банить людей, а не проводить разъяснительные беседы.

Что не так? Все.
- Кому какое дело, что у вас задание? Это ваша проблема.
- Не надо попрошайничать и ныть, это читать противно, не то что помогать.
- Сначала сделайте все, что можете, потом просите. Библиотеки вам в помощь, гугл и т.д. Тут человек не то, что не готов, даже не написал, о чем вообще речь. Какой фестиваль? Какие статьи?
- После того, как я человека поставила на место, он еще и оскорбился. И гневно отказался от помощи. Был забанен, конечно. С такими установками не то, что наукой, из дома лучше не выходить. Все пинать будут.

#Внезапно #музычнодраматично

«Вы думаете, все готово? Ничего не готово. Я купил билет из Москвы без багажа», - вот такими репликами Виктора Вилисова, монотонно повторяемыми минут десять без перерыва, начинался перформанс «Мазэраша» на заводе им. Шпагина города Пермь 8 марта 2019 года. Событие, которое невозможно повторить, полностью и точно описать, до конца отрефлексировать. Поэтому этот текст написан скорее как эссе со свободными ассоциациями, чем театроведческая или искусствоведческая статья. Безусловно, можно было поступить профессионально, задать вопросы режиссеру и его команде, почитать, что уже написали коллеги, но мне было важно сохранить мои непосредственные впечатления и описать мой опыт прежде, чем я узнаю что-либо больше того, что знала.

А знала я немного. Вот обрывки новостей, которые доносились до меня из разных источников и канала самого Виктора: «Вилисов и Роза Хайруллина вместе делают перформанс в Перми», «Записали промо с Хайруллиной», «Перформанс будет называться “Мазэраша”», «Пахом что-то тоже там делает», «Минкульт вмешивается в работу авторов и не дает денег», «Рабочие мешают репетировать», «Завод ведет себя странно и опять мешает репетировать», «Завод никого не пускает на завод», «Объявили краудфандинг, чтобы собрать деньги на… дирижабль», «Вилисов поет в туалете песни про Путина, чтобы собрать денег», «Деньги собрали с гаком, но гелия на дирижабль не хватило», «Перформеры плачут», «Витя плачет», «Хайруллина отказалась участвовать в проекте, так как режиссер не поставил ей задачу», «Все уверены, что это будет провал»… Шумиха, создаваемая вокруг «Мазэраша», напоминала чем-то новостные вихри, закручивавшиеся вокруг «Дау» Ильи Хржановского задолго до премьеры. Было ясно, что происходит что-то странное и глобальное, но преувеличенное внимание к автору пахло гуризмом и прочими нехорошими вещами.

Поэтому, когда зазвучало «Вы думаете, все готово? Ничего не готово. Я купил билет из Москвы без багажа», я испытала все спектры скуки, которые можно было только представить у такой насмотренной зрительницы, как я. Реплика воспринималось как предупреждение грядущего провала. Даже как заблаговременное извинение. «Здесь нет туалета», - меланхолично произносил Виктор. «Будет!» - раздраженно выкрикивали зрители, которые полчаса, если не больше, стояли в загоне перед началом перформанса. «Вчера зритель лизал лужу из крови на полу», - вдруг поделился Виктор. За дословность фразы не ручаюсь, что услышала, то записала. «Еще слишком светло», - жаловался автор. Именно из-за дневного света перформанс был перенесен с 18-ти на 19 часов, но, видимо, все же было «еще слишком светло», поэтому запустили зрителей после полвосьмого, не раньше.

То, что происходило дальше, полностью соответствовало реплике случайно встреченного мной в Sisters’ Bar знакомого знакомого: «Ну, короче, Вилисов просто использовал все возможные приемы. Один за другим, по очереди». Тут надо добавить, что некоторые успели посетить прогон «Мазэраша» седьмого марта, но никто не мог адекватно рассказать, что все-таки там происходило, кроме вот этого человека.

Итак, посмотрим, что за приемы были использованы. Любимый «жанр» Вилисова – общение зрителя с проекцией. В огороженном выгородками кубе транслировался экран компьютера, режиссер за кадром печатал реплики, часть из которых я просто не видела за спинами. «Нажмите дважды», «Нажмите трижды»; «Я не хочу общаться в мерцающем режиме. Посветите на себя телефонами». Зрители светят. Кто-то даже включает фонарики на телефонах. Зрители постоянно переговариваются между собой: «Кто это? Инопланетяне?» - «Это специально так задумано». Все ведут себя пока еще конвенциально: театр, перформанс, все, как надо. Именно театрально. Физически ощущалось, что за нашими спинами где-то маячит большая фигура Режиссера, набивающего слова.

Звучит отрывок из какой-то научной книги про темную материю. Как раз накануне в гостиничном номере я посмотрела передачу, сделанную по изысканиям Стивена Хокинга, вспомнила свое подростковое увлечение фантастикой и не испытала ничего, кроме разочарования в своем равнодушии к этой теме: какое мне дело до темной материи...

...если я не могу справиться с проблемами взрослого человека? Сейчас уже доходит (а наш мозг устроен так, что во всем найдет смысл), что темная материя – всего-навсего театральная метафора. Темная материя – это и есть «мазэраша», суровая и неуправляемая.

«Я люблю авторов, которые создают для меня, как для зрителя, среду, в которой я свободна интерпретировать действия авторов, окружающих людей и себя как угодно», - записала я в заметках во время перформанса. Ощущение свободы от того, что могла свободно передвигаться, несмотря на периодически возникающих проводниц со светящимися браслетами на руках; свободно общалась с коллегой по поводу увиденного; обнималась со знакомыми и обменивалась новостями; свободно вела заметки в телефоне и даже переругивалась с кем-то в соцсетях – все это и составило для меня ткань увиденного. Мои же ощущения как зрителя колебались: то мне было неудобно за бутафорию перформанса, то я полностью включалась в картинку, которую создавали перед нами; то я погружалась в себя и думала о своем, сложном – просто «Мазэраша» оказалась для этого подходящим местом.

Где-то первые два часа все развивалось бодро. Навстречу шагала белая… звезда в маске? Вспомнилось, как одна из моих сокурсниц показала на просмотре эскиз, где пятиконечная звезда отдыхала на матрасе, и ее до истерики раскритиковал преподаватель – за театральность. И вот здесь эта «звезда», которая, как мне потом сказали, на самом деле – пельмень, как и последующие «костюмы», использовавшиеся в перформансе, как раз и создавали неудобство. Зачем, зачем так театрально? Вдруг «звезда-пельмень» скинула с себя костюм, и из него появился обнаженный мужчина, оделся прямо перед зрителями и ушел. «Не органично одевается», - подумала я. На тележке привезли и расставили перфомерок, как вдруг на экранах по краям от «сцены» появился юродствующий Пахом.

Пахом – это единственное, что я так и не усвоила в этом показе. На мой взгляд, его появление постоянно разрывало ткань перформанса. У меня есть подозрение, что на его месте должна была быть как раз Хайруллина, и она бы, безусловна, была гармонична всей этой инферналии. Пахом же казался совсем случайным элементом, и соотносился, пожалуй, только с названием «Мазэраша»: кому, как ни ему, почетному телевизионному экстрасенсу быть домовым страны Российская Федерация? Однако я позволю себе больше никак не интерпретировать его появление: не мешал, и хорошо.

Далее пошло то, что я назвала бы визуальной энциклопедией популярных практик в театре и перформативном искусстве. Вот перформеры делают типа разминочные движения; вот внезапно полностью гаснет свет; вот «пошли вокальные практики», как точно пошутил мой коллега; вот они произносят фразы, которые тут же вызывают в памяти «Очередь» Владимира Сорокина и видео «Очередь» по этому произведению художницы Саши Пироговой (а уж на работу каких художников похоже это видео, не будем копать); вот перформеры задвигались, как роботы… Если прислушаться к тому, что произносят участники, то это будут фразы микро-насилия из детства: «Много будешь знать, скоро состаришься», «Где твое волшебное слово?» - но как будто дистиллированные. Без этического измерения. Примерно так выстраиваются многие перформансы в современном искусстве: из них удаляется личная история, фразы предельно очищаются от гендерной и эмоциональной нагрузки, перформеры профессионально двигаются и/или используют вокальные практики.

Вся эта часть выглядела как копирование (не пародирование ли?) формальных ходов самых разных перформативных практик, поэтому логическим завершением этой части стало использование партиципаторного приема, где сначала перформеры, а потом и зрители садились друг напротив друга и говорили о происходящем. Сидящий на стуле хвалы соответственно хвалил «Мазэрашу», а сидящий на стуле критики хаял. Реплики колебались от «дерьмо и насилие», «спектакль – бессмыслица!», «это только хайп из-за имени Вилисова» до «смысла нет, и это прекрасно», «все сделано с любовью», «Вилисов – бог!». Я не знаю, готовились ли перформеры заранее к своему высказыванию, но среди них были точные. Например, реплика

«“Мазэраша” – это коллаж, который собрал критик, а критики ни в чем не разбираются». Или: «За молодостью и дерзостью нужно ходить на концерт Славы КПСС, а не сюда».

К сожалению, в эту часть вмешался зритель, который перебрал с алкоголем. Охранники попросили его выйти, он отказался, по всей видимости, его потащили силой, и он стал истошно кричать. Ситуация органично вписывалась как в происходящее, так и в тему «Мазэраши», однако участники всячески пытались отвлечь зрителей от орущего и отказывающегося покинуть помещение зрителя, повторяя: «Это не перформанс, это не перформанс». Вилисов ходил между зрителями и повторял спокойно то, что орал недовольный, добавляя: «Это очень плохая интервенция».

Наконец, человека вывели. И началось волшебство. Полуобнаженные перформеры, залитые розовым светом, их порно-позы, поданные как-то совершенно невинно, музыка Леонида Именных и проезжающая за окном электричка. Уже не хотелось вдаваться в анализ и вспоминать Ванессу Бикрофт. Стало понятно – постирония закончилась, сейчас будет о настоящем.

Устала. Продолжение следует.
#режиссервилисов #перформанс

Господи, Вилисову 23 года! Господи, как он в 23 года сделал "Мазэрашу"? Что он дальше-то сделает, Господи?

В 23 я валялась в туберкулезной клинике и при этом бесплатно работала на Вырыпаева. Устроилась на "Эхо Москвы", но сбежала оттуда, не вынесла нагрузки.

Боже, храни Виктора и приумножай его смирение.

Если бы вы знали, сколько лет критику Ольге Таракановой...

В российский театр повалили вундеркинды.
#режиссервилисов

Каким-то образом из моих заметок исчез «жирный» кусок, где одна из перформерок «Мазэраши» накинулась на зрителей с криками «Че приперлись!?» – и в своем монологе излила всю боль «второй стороны», а именно – боль сотрудников несуществующего уже Завода им. Шпагина. Станки вывезены, даже мусор уже вывезен участниками перформанса, а люди, бывшие работники, остались. В своем противодействии постановке они выразили все свое недовольство сложившейся ситуацией. И этот конфликт не остался незамеченным: он занял достойное место в ткани «Мазэраши» и явил собой наглядный образчик привычного нам функционирования власти. Когда каждый вахтер и охранник, любой человек, обладающий хоть какой-то властью что-то запретить, не пустить или хотя бы словесно унизить, обязательно ею воспользуется.

Впрочем, вернемся к волшебному моменту с проезжающей мимо полуобнаженных перформеров электричкой. Из угла вдруг раздался пронзительный женский голос: «Кто-нибудь может меня постимулировать? Постимулируйте меня!» Зрители собрались вокруг лежащей женщины, с трех сторон облепленной телами. «Постимулируйте меня! Кто-нибудь», - мольба некоего растерзанного существа не оставляла равнодушной. И вот, одна зрительница подходит, приподнимает голову страждущей и гладит ее. «Кто-нибудь может в меня войти?» Девушку сменяет мужчина. Как-будто у страждущей наступает облегчение (а вместе с ней – и у зрителей), как вдруг она вновь кричит: «Я ничего не чувствую! Семь минут ничего не чувствую. Мне надоело, уйди. Уходи! Уходите все! Вон! Пошли вон отсюда! Я ничего не чувствую, кроме отвращения». Подавленные зрители отходят, пятятся, невольно испытывая смущение от того, что ничем не смогли помочь. Вся публика даже как-то ссутулилась.

И сейчас, в этом тексте, эти два места, с условной вахтершей и с условной страдающей, у меня запараллелились. Они об уязвимости зрителей. Они об уязвимости толпы. Которой можно управлять просто криком. И, проявляя гуманность, авторы отпускают зрителей на свободу.

Внезапно все мы можем свободно ходить по цеху. Внезапно все мы оказываемся внутри большой выставки. Внезапно то, что воспринималось как визуальная энциклопедия популярных практик в театре и перформативном искусстве, наполняется содержанием. Я, тем не менее, восприняла это и как образ последующего развития искусства: когда художники, наконец, наполняют нео- или метамодернистские формы содержанием. И каким же? Конечно, политическим. Я увидела ряд крутых перформансов внутри большого. Все работы были придуманы самими перформерами, хотя предпринималась попытка привлечь пермских художников к этой части. Однако из знакомых имен я встретила только Шифру Каждан. Зрители увидели ясные и попадающие в цель работы, где, например, перформеры прыгали через скакалку на книгах и били боксерскими перчатками грушу, набитую книгами; партиципаторный мини-перформанс, где зрителям предлагалось в микрофон выступить от имени Ахматовой; чтение книги «Мисс Дэллоуэй» Вирджинии Вулф на уютном матрасе под одеялом посреди неуютного холодного цеха; попытка собрать разломанную на куски карту России и пение дурным голосом популярных песен; зачитывание актуальных твитов и чихание в ответ как признак того, что все прочтенное – правда… Каждый из этих проектов мог бы легко оказаться на выставке активистского или феминистского искусства. Были и реперформансы: по выставке ходил как бы Александр Бренер, водящий на поводке как бы Олега Кулика в бытность его «человеком-собакой».

Вполне логично, что выставка внутри перформанса перетекла в перформанс через одну из самых актуальных тем активистского искусства нашего времени – через пытки. Будничные рассказы о буднях психиатрической клиники, зачитываемые перформерами, вызывают в памяти весь спектр попыток осмыслить, как в наше время подобное еще может существовать: от «Белого на чёрном» Рубена Давида Гонсалеса Гальего до проектов Катрин Ненашевой, которая много работает с выпускниками коррекционных интернатов и темой пыток вообще. И вот здесь переварить тяжелую информацию нам вновь помогает театр. Появляется дирижабль, о котором было столько много разговоров, работают дым-машины. И вот он висит над перформерами, маленький и трогательный, как странное животное. И хотите или нет, но напрашивается театральная метафора, которую так хотел изжить документальный дискурс: конечно, на этом дирижабле можно было бы улететь куда-то из страшного мира «Мазэраши». Но так как это практически видение, и дирижабль выбран, скорее всего, потому, что это совсем уж старинное и опасное средство передвижения, и как-то надо продолжать существовать в этом перформансе дальше, дождаться завершения этих шести и более часов, и как-то надо продолжать жить, перформеры встают в круг и обнимают друг друга, зрители присоединяются к ним, образуя общее тело. Это тело покачивается, дышит, держит само себя, ни в ком не нуждается. Зритель волен получить этот опыт или хотя бы на него посмотреть.

Дальше у меня встреча. Продолжение следует.
#режиссервилисов #перформанс

Так, вношу поправку. Я специально ничего сейчас не узнаю о перформансе, но, когда меня поправляют, вношу сюда изменения. Вот правка от Виктора:

"90% локальных перформансов в «сценах свободы» (где мы все свободно ходим) были специально придуманы московскими и питерскими режиссерами и художниками: Федя Курёхин, Алексей Кузьмин-Тарасов, Клим Козинский, Иван Куркин, Шифра Каждан, Алексей Ершов, Максим Карнаухов и другие"; "Некоторые из перфов были придуманы перформерами: сгущенка на противогазе, реперф кулика, рассказ про водку на фоне ковра, виагра на тележке и др".

Учитывайте эту информацию, если будете что-то тоже писать о "Мазэраша". #перформанс

ПЫТКИ В ТЕАТРЕ! Пока не ушли далеко от темы пыток, которая как минимум дважды четко артикулируется в «Мазэраша» Виктора Вилисова, направляю вас на спектакль «Груз 300» художницы Катрин Ненашевой и ее команды.

В основе показа - история бывшего заключённого омской колонии Руслана Сулейманова, дагестанца, которого страшно пытали силовики в омском СИЗО. Это одна из самых громких историй насилия над заключенными в российских тюрьмах. История Руслана впервые была опубликована в «Новой газете» в мае прошлого года. Авторы спектакля зафиксировали также его опыт после освобождения.

Спектакль иммерсивный, поэтому рассчитывайте свои силы. Впрочем, «Груз 300» не проходит без психолога, с помощью которого можно будет пережить увиденное и услышанное.

После истории Руслана дорогие зрители оказываются в ситуации, где становятся либо жертвами, либо насильниками. Больше не расскажу, лучше испытайте все это на себе.

По поводу показов и билетов заглядывайте сюда: https://vk.com/gruz300pokaz

И теперь важное объявление от создателей спектакля: «Мы не испытываем большой проблемы со зрителями, но проблему с освещением и коммуникацией с «театральным сообществом» - более чем. Хотели бы позвать на показ и вообще к сотрудничеству театральных продюсеров, начинающих режиссёров, драматургов, разных обозревателей. И тех, кто поможет с показами в других городах, например, в Питере».

#перформанс #иммерсивныйспектакль #документальныйтеатр #партиципаторныештуки

Дельно 👍
#интригинашегогородка

Пишите в личку Ильмире, чтобы не только

Художнички! Если вы насильники, вы никто! Вы умираете как художники, режиссеры, поэты. И вы очень тупые! В мире, где каждый третий - психотерапевт, пиздить людей - это быть очень тупым! Вам нужна профессиональная помощь. Обратитесь за ней после первого случая, когда вы захотели поднять на кого-то руку. Иначе все ваше искусство нахуй никому не нужно. Мне - тем более.
#интригинашегогородка

Админы канала Дохуя аналитики продолжают меня бесплатно пиарить в своем канале. Наконец, и мне есть польза от их слежки за моими соцсетями.

Рубрика #интригинашегогородка стала слишком часто выходить. Это, чтоб вы понимали, что из себя представляет типичное общение в соцсетях между представителями московской арт-тусовки. А именно: одни бесконечно троллят, вторые следят за первыми и делают из их публичных реплик мемы или просто перепосты, третьи не понимают, что происходит.

Я лично устала от того, что у вторых слишком хорошая память, и они помнят содержание тех моих постов, которые я давно забыла, и ни хуя не понимают мой изощренный юмор. И забанила их. Пока не всех. Мне же тоже надо веселиться периодически. Хоть и Великий Пост на дворе.

Увы, эта зараза коснулась и театральных людей в фейсбуке, коих у меня во френдах большинство. И теперь уже не знаешь, можно ли серьезно относиться к тому, что драматург Слава Дурненков предлагает себя в качестве худрука Театра.doc, или он решил просто потроллить. Если серьезно, то почему пишет пост, а не в чат Дока. Если троллит, то, как говорит мой папа, цитируя известный анекдот: "Понюхай, чем твои шутки пахнут".

Ильмира Болотян как никто знает толк в твердости и личных консультациях художников с кураторами

ПОДРАЛАСЬ С ДЕВУШКОЙ НА "ГРУЗЕ 300".
Как обычно, сначала эмоции и впечатления, а аналитику оставлю для докторской.

Сегодня я каталась у мужчины на спине, потом он носил меня на руках, потом на плечах - и пел при этом. И не потому, что хотел этого, а потому что я приказала. Это игра "Шавка" в спектакле "Груз 300" Катрин Ненашевой, Саши Старость и их команды позволила мне сделать то, что я не позволяю себя в публичных местах - командовать, потому что мне выпала роль Командира, и делать со своей Шавкой что угодно.

Игра - только вторая часть спектакля. Жесткая и триггерная. Ваши имена вы заранее написали на входе, и вот их вытаскивают в свободном порядке, и вы либо Командир, либо Шавка. Есть еще группа, которая изначально отказалась играть, решив побыть просто зрителями. И есть группа авторов-перформеров, которые то провоцируют, то становятся жертвами (это опционально, могут и драться, и послать).

Игра детская, но на спектакле - все взрослые. И как бы есть выбор: смотреть, уйти, останавливать увлекающихся командиров. Примерно половина ушла в течение часа. Некоторые, кому досталась роль шавок, отказались ее выполнять, им указали на дверь. Из запомнившихся случаев - вышел парень в роли Шавки и стал кричать, что спектакль говно и Шавкой он не будет. Ему предложили быть Командиром, и он вызвал Катрин в качестве Шавки. Закончилось все дракой. Никто не вмешался, только еще несколько человек вышли. И на обсуждении перформеры восприняли это негативно. Так как на первых двух показах люди вмешивались и даже предлагали всем хором встать и покинуть зал, где их провоцируют.

Вообще, третья часть - обсуждение - была очень сильной. Большая степень рефлексии зрителей и полная открытость авторов, вплоть до того, что Катрин Ненашева прямо говорила: "Мы прорабатываем здесь свои личные травмы". А зрители им отвечали: "Вы в безопасности, а мы - нет" - обвиняя авторов в том, что объяснение происходящего дается только в финале игры.

Однако в опасной ситуации оказывались все. Да, перформеры били стекло, которое отлетало и в зрителей, но порезались в итоге два перформера. Да, зрителей провоцировали, но дралась с парнем, пытавшемся ее унизить, Катрин.

Подралась и я. Под конец мне выпала роль Шавки, а Командиром была девушка. Я встала со словами: "Девушек я не боюсь" - и она начала на меня наезжать. Приказала пить алкоголь из большой пластиковой бутылки. До дна. Сначала я подчинилась, чтобы не вылететь из игры, а потом просто облила ее из этой бутылки, и мы начали драться, катаясь по полу. Дальше она наступала на меня, унижая словами, а я отступала, отбивая ее подачи. И, в конце концов, станцевала перед ней цыганочку, чтоб еще больше позлить.

Для меня лично игра стала крутым опытом, где, на самом деле, в безопасной обстановке я смогла попробовать роль насильника и жертвы. Только жертвой мне быть надоело практически сразу, и я перешла в наступление и издевательство над насильником. Если бы на месте девушки был парень, я бы не дралась с ним. Потому что физически я к этому не подготовлена. По этой же причине я не вмешивалась в ход игры, так как понимала, что парней я не смогу обезвредить. А именно они проявляли больше физической агрессии. Девушки-командиры вели себя мягче и больше унижали словами.

Не вмешиваться, если тебе угрожает опасность - первое правило первой помощи. И часть зрителей, возможно, потому оставались на местах. Был момент, когда зритель вмешался, но авторы крикнули ему "Это не твое дело" - и он ушел. Хотя Шавку продолжали жестко прессовать, фигуры авторов, наделенных так или иначе властью, повлияли на решение зрителя выйти.

Всех вышедших ждал на выходе психолог, который провел с ними круглый стол с чаем и вафлями на тему насилия и помог тем, для кого игра оказалась травматичной.

Безусловно, к авторам много вопросов, однако у спектакля есть первая часть, сделанная в документальной манере. Зал разделен на пять частей, в каждой из которых воспроизводится фрагмент истории Руслана Сулейманова. Зрители свободно передвигаются, могут слушать, а могут и нет. И вот эта свобода резко контрастирует с тем...