КАЗАНЬ, читаю лекцию про цифровой театр перед премьерой спектакля NAFS (куратор Нурбек Батулла), где будет генеративная графика от трекеров на танцовщиках. Это в MOÑ на фестивале «Площадь свободы» завтра в 17:30.
http://monkazan.ru/demidkin
А те, кто в МОСКВЕ, сходите завтра на «Файлы мертвых славян» временного объединения «Хронотоп». Спектакль был в программе отмененного РемПути, но будет показан в Музее истории ГУЛАГа.
https://gmig.ru/events/spektakl-fayly-myertvykh-slavyan/
http://monkazan.ru/demidkin
А те, кто в МОСКВЕ, сходите завтра на «Файлы мертвых славян» временного объединения «Хронотоп». Спектакль был в программе отмененного РемПути, но будет показан в Музее истории ГУЛАГа.
https://gmig.ru/events/spektakl-fayly-myertvykh-slavyan/
Хей-хо, меня попросили рассказать вам про приложение «Суфлер», и тк я кукую месяц в Перми, мне показалось полным джингл-белс сделать это. «Суфлер» — начинающая экосистема, которая собирает внутри себя разные функции: от базовых, типа покупки билета без наценки, до каких-то более углубленных функций: уведомления о поступлении билетов в продажу, внутренней соцсети и системы (со слов авторов, безопасной) продажи билетов с рук. Конечно, у меня есть вопросы по той подаче, которая заложена в приложении — визуальные отсылки к театру, иконки с билетиками и название вызывают во мне усталость в силу заезженного паттерна того, как театр пытаются преподнести в медиа через небольшие детали, которые как бы отсылают к «нашему» полю интересов. Но в условиях, когда российский театр технологически устроен, как первые сайты олдскульного рунета, мне кажется важным давать подобным инициативам время, место и наши данные))) для проб и ошибок. Думаю, это все будет когда-то в будущем полезно изучать как опыт.
https://www.suflerapp.ru/
https://www.suflerapp.ru/
suflerapp.ru
Суфлёр — ваш личный театральный ассистент
Хотите чаще ходить в театр? Суфлёр изучит ваши предпочтения и порекомендует подходящие спектакли. Понравится новичкам и опытным театралам.
В последнее время меня периодически стали звать в жюри на фестивали, потому что я завораживающе красив в публичной речи, пластичен в мыслях и максимально нежен в разговоре с другими, а также обладаю необходимой иронией, чтобы не впасть в тоску при виде бессмысленности и глупости. Иногда я отказываюсь от приглашений, а иногда соглашаюсь, но всегда отдаю себе отчет, что вылазки в такие инициативы необходимо описывать, чтобы большее количество людей видело, как технически устроены далекие от мейнстрима или локальные проекты. Да и вообще — много ли критических текстов изнутри фестивалей вы видите? У меня полное ощущение, что я пребываю в иммерсивном спектакле, где мне предложено пожить обычной жизнью члена жюри на российском театральном фестивале. Теперь я знаю своим телом, что это такое.
С 11 по 13 декабря я был в Салехарде на Первом всероссийском фестивале экспериментального театра на Ямале North House, где по приглашению директора фестиваля Петра Юнкера должен был прочитать лекцию, посмотреть программу, обсудить ее и выбрать — кто лучший. Напомню, что риторика лучших в искусстве по-прежнему остается для многих важным критерием в работе, хотя я думаю, что солидаризация (а не конкуренция) может быть сегодня гораздо эффективнее.
На предложение Петра я согласился, причем до того, как узнал всю программу фестиваля. Ее я, кстати, узнал не от организаторов, а накануне вылета из соцсетей самого фестиваля — это было первым сигналом к тому, что меня может ждать неорганизованная инициатива, раз уже на этапе базовой коммуникации никого ни о чем не предупреждают. На будущее всем — так делать не надо. К слову, из того же расписания я узнал, когда и во сколько у меня будет лекция. Еще раз: накануне вылета из соцсетей фестиваля…
Пока я был в самом Салехарде, такие же отголоски организационного абсурда проявлялись и на других уровнях: многие пункты программы выполнялись лишь потому, что они были указаны в афише. Например, на одном из обсуждений не было никого, кроме экспертов, но модератор со стороны фестиваля все равно с первой секунды задал формат официального разговора, будто мы находимся в полном зале людей, тогда как в этом не было смысла. Или, например, перед всеми спектаклями на сцену выходил человек с микрофоном и в крайне экстравертной манере вечеров в детском лагере объявлял, что сейчас начнется спектакль, а сразу после него — благодарил всех зрителей и участников, тем самым и до, и после разрушая любого рода шлейф от события. Представьте абсолютно, простите, кафкианскую реальность: фестиваль не живет на твоих глазах, он разыгрывается как партитура со всеми необходимыми атрибутами без какой-либо поправки на реальность. Хотя, конечно, именно в том и состоит задача организаторов, на мой взгляд, чтобы быть ситуативными и пластичными. Этого не было, но был залитый яркой уверенностью и красками фрейм, будто бы все идет так, как надо.
Но все это — внешние факторы, так что давайте обратимся к моим внутренним ощущениям и ходу мыслей.
С 11 по 13 декабря я был в Салехарде на Первом всероссийском фестивале экспериментального театра на Ямале North House, где по приглашению директора фестиваля Петра Юнкера должен был прочитать лекцию, посмотреть программу, обсудить ее и выбрать — кто лучший. Напомню, что риторика лучших в искусстве по-прежнему остается для многих важным критерием в работе, хотя я думаю, что солидаризация (а не конкуренция) может быть сегодня гораздо эффективнее.
На предложение Петра я согласился, причем до того, как узнал всю программу фестиваля. Ее я, кстати, узнал не от организаторов, а накануне вылета из соцсетей самого фестиваля — это было первым сигналом к тому, что меня может ждать неорганизованная инициатива, раз уже на этапе базовой коммуникации никого ни о чем не предупреждают. На будущее всем — так делать не надо. К слову, из того же расписания я узнал, когда и во сколько у меня будет лекция. Еще раз: накануне вылета из соцсетей фестиваля…
Пока я был в самом Салехарде, такие же отголоски организационного абсурда проявлялись и на других уровнях: многие пункты программы выполнялись лишь потому, что они были указаны в афише. Например, на одном из обсуждений не было никого, кроме экспертов, но модератор со стороны фестиваля все равно с первой секунды задал формат официального разговора, будто мы находимся в полном зале людей, тогда как в этом не было смысла. Или, например, перед всеми спектаклями на сцену выходил человек с микрофоном и в крайне экстравертной манере вечеров в детском лагере объявлял, что сейчас начнется спектакль, а сразу после него — благодарил всех зрителей и участников, тем самым и до, и после разрушая любого рода шлейф от события. Представьте абсолютно, простите, кафкианскую реальность: фестиваль не живет на твоих глазах, он разыгрывается как партитура со всеми необходимыми атрибутами без какой-либо поправки на реальность. Хотя, конечно, именно в том и состоит задача организаторов, на мой взгляд, чтобы быть ситуативными и пластичными. Этого не было, но был залитый яркой уверенностью и красками фрейм, будто бы все идет так, как надо.
Но все это — внешние факторы, так что давайте обратимся к моим внутренним ощущениям и ходу мыслей.
👍1
Когда я увидел программу, я глубоко задумался о ней: в ней были команды из Москвы («Эскизы в пространстве» и «Круг II»), Петербурга («Организмы»), Перми («немхат»), Тюмени («Космос» и независимый Zero Dance Theatre), а также перформанс «Лилит» проекта «Солянка» из Краснодара вне конкурса и единственный проект из Салехарда — перформанс «кат/дом» Петра Юнкера, директора фестиваля. Последний тоже был участником конкурсной программы, гран-при в которой составлял 100к₽. Странно, да? Я так и не понял, как это получилось, такой конфликт интересов.
Увидев программу, я не понял — зачем фестиваль организован как конкурс с местами, если за них борются столичные команды, приехав в Салехард с населением 50к человек? И раз это конкурс, то почему такая неоднородная афиша, где уловить общий критерий практически невозможно? Почему в конкурсе участвует директор фестиваля? На эти вопросы я получил ответ только в последний день, когда у нас состоялся первый разговор с организаторами. Хотя по-хорошему он должен был быть в первый же день, чтобы объяснить, зачем мы были приглашены и какую цель преследуют организаторы в работе.
Если мы даже опустим эти вопросы, у фестиваля остается плюс: на локальном уровне мог быть представлен целый срез методов и эстетик современного театра, которые увидели жители Салехарда. Вот только дело в том, что зрителей на фестивале практически не было — половина зала была пуста, а вторую половину занимали другие участники фестиваля, пришедшие к коллегам. С одной стороны, я за нетворкинг и дружбу, но с другой — зачем тогда в Салехарде, если предложенная модель оказалась не жизнеспособной на локальном уровне? И зачем конкурс, если мы про нетворкинг? Один из ответов, которые у меня есть — это позиционирование фестиваля. В программе было бесчисленное количество названий, но без каких-либо комментариев — ни описаний, ни чего-либо другого, чтобы потенциальный зритель мог найти для себя точку входа.
А теперь вернемся к необходимости экспертизы. Представленные в конкурсной программе спектакли были крайне разными: инклюзивный и партиципаторный театр, спектакли и перформансы, классическая рассадка и необходимость бродить по залу, то есть максимально разные вещи, сделанные по разным законам и с разными целями. И единственным критерием, который предложили организаторы в их оценке, была экспериментальность работ. Сомнительный критерий, правда? Можно ли, а главное — нужно ли, называть интегрированный театр «Круг II» экспериментом? Ведь вроде как инклюзивный и социальный театр в том числе тем и занят, что выводит из маргинализованного статуса тех, кто раньше не мог оказаться в театре и обществе, тем самым расширяя границы доступа. И в том числе благодаря «Кругу II» такой театр сегодня становится нормой, а вместе с тем — перестает быть экспериментом. И хорошо. Мы с Артемом Томиловым полгода назад даже придумали и сверстали афишу фестиваля т.н. «нормального» театра «По вайбу», который могли сделать на Новой сцене Александринки, но не вышло. Я это к тому, что, может быть, оно и к лучшему, что критерий эксперимента не всегда может быть применим к хорошо сделанным спектаклям? Но тогда вокруг чего строить критерий отбора — неясно. Плюс риторика эксперимента, как и нового в искусстве, пестуемая в качестве самоцели, чаще всего не работает, потому что отрывается от поставленных авторами задач. Я писал об этом здесь.
В общем, если и делать фестиваль экспериментального театра сегодня, то, может, стоит категорию эксперимента расширять не только на собираемую программу, но и на ее контекст? Искать экспериментальный маркетинг и экспериментальный менеджмент, то есть, в общем-то, быть просто в моменте, а не рассуждать, исходя из законов и правил, по которым создаются такие проекты, как фестивали. Если что, обо всем этом я говорил и с организаторами, но в ходе разговора стало ясно, что они сами заключены в рамки стоящих за фестивалем институций и людей. Но это уже не моя территория — меня волнует, что экспертная деятельность на почти всех фестивалях сделана тусовкой и для тусовки, что не имеет отношения к реальному развитию процессов в театре.
Увидев программу, я не понял — зачем фестиваль организован как конкурс с местами, если за них борются столичные команды, приехав в Салехард с населением 50к человек? И раз это конкурс, то почему такая неоднородная афиша, где уловить общий критерий практически невозможно? Почему в конкурсе участвует директор фестиваля? На эти вопросы я получил ответ только в последний день, когда у нас состоялся первый разговор с организаторами. Хотя по-хорошему он должен был быть в первый же день, чтобы объяснить, зачем мы были приглашены и какую цель преследуют организаторы в работе.
Если мы даже опустим эти вопросы, у фестиваля остается плюс: на локальном уровне мог быть представлен целый срез методов и эстетик современного театра, которые увидели жители Салехарда. Вот только дело в том, что зрителей на фестивале практически не было — половина зала была пуста, а вторую половину занимали другие участники фестиваля, пришедшие к коллегам. С одной стороны, я за нетворкинг и дружбу, но с другой — зачем тогда в Салехарде, если предложенная модель оказалась не жизнеспособной на локальном уровне? И зачем конкурс, если мы про нетворкинг? Один из ответов, которые у меня есть — это позиционирование фестиваля. В программе было бесчисленное количество названий, но без каких-либо комментариев — ни описаний, ни чего-либо другого, чтобы потенциальный зритель мог найти для себя точку входа.
А теперь вернемся к необходимости экспертизы. Представленные в конкурсной программе спектакли были крайне разными: инклюзивный и партиципаторный театр, спектакли и перформансы, классическая рассадка и необходимость бродить по залу, то есть максимально разные вещи, сделанные по разным законам и с разными целями. И единственным критерием, который предложили организаторы в их оценке, была экспериментальность работ. Сомнительный критерий, правда? Можно ли, а главное — нужно ли, называть интегрированный театр «Круг II» экспериментом? Ведь вроде как инклюзивный и социальный театр в том числе тем и занят, что выводит из маргинализованного статуса тех, кто раньше не мог оказаться в театре и обществе, тем самым расширяя границы доступа. И в том числе благодаря «Кругу II» такой театр сегодня становится нормой, а вместе с тем — перестает быть экспериментом. И хорошо. Мы с Артемом Томиловым полгода назад даже придумали и сверстали афишу фестиваля т.н. «нормального» театра «По вайбу», который могли сделать на Новой сцене Александринки, но не вышло. Я это к тому, что, может быть, оно и к лучшему, что критерий эксперимента не всегда может быть применим к хорошо сделанным спектаклям? Но тогда вокруг чего строить критерий отбора — неясно. Плюс риторика эксперимента, как и нового в искусстве, пестуемая в качестве самоцели, чаще всего не работает, потому что отрывается от поставленных авторами задач. Я писал об этом здесь.
В общем, если и делать фестиваль экспериментального театра сегодня, то, может, стоит категорию эксперимента расширять не только на собираемую программу, но и на ее контекст? Искать экспериментальный маркетинг и экспериментальный менеджмент, то есть, в общем-то, быть просто в моменте, а не рассуждать, исходя из законов и правил, по которым создаются такие проекты, как фестивали. Если что, обо всем этом я говорил и с организаторами, но в ходе разговора стало ясно, что они сами заключены в рамки стоящих за фестивалем институций и людей. Но это уже не моя территория — меня волнует, что экспертная деятельность на почти всех фестивалях сделана тусовкой и для тусовки, что не имеет отношения к реальному развитию процессов в театре.
👍2
А в 2007 году дуэт !Mediengruppe Bitnik сделали проект «Вызывает опера». Вчера прочитал: «Художники спрятали в зале Цюрихского оперного театра «жучки» и транслировали постановки на телефонные номера жителей Цюриха, выбранные случайным образом. Подняв трубку, горожанин имел возможность слушать прямую трансляцию оперного спектакля без ограничения по времени».
wwwwwwwwwwwwwwwwwwwwww.bitnik.org
!Mediengruppe Bitnik | Opera Calling
👍1
ВАУ, увидел у Феди Кокорева инфу про платформу «Рой», которая помогает подать заявку на грант, составить CV и портфолио: https://dccoop.info/swarm
«Идеальный английский и четкое понимание того, как структурировать и писать заявки, неразрывно связаны с привилегиями. Политика институций создает замкнутый круг, ведь финансирование всегда нужно больше маргинализированным группам. Рой предлагает решать эту проблему коллективно. Он функционирует как форма, в которой вы можете описать вашу заявку и предложить ее на рассмотрение другим участни_цам "Роя"».
«После того как мы рассмотрим вашу заявку, вы присоединитесь к «Рою» в качестве соучастни_цы. Рой действует по правилам взаимопомощи — документ за документ, присылая нам свою заявку вы соглашаетесь дать комментарии к заявке кого-то еще».
Там же куча ссылок на тему того, как и о чем писать в портфолио и заявках, а также список ресурсов, где можно мониторить опен-коллы и все такое!!!
«Мы надеемся, что когда / если вы институционализируетесь, вы сможете придумать и реализовать альтернативные способы распределения ресурсов, но пока что мы предлагаем солидаризироваться, а не соревноваться».
https://dccoop.info/swarm
«Идеальный английский и четкое понимание того, как структурировать и писать заявки, неразрывно связаны с привилегиями. Политика институций создает замкнутый круг, ведь финансирование всегда нужно больше маргинализированным группам. Рой предлагает решать эту проблему коллективно. Он функционирует как форма, в которой вы можете описать вашу заявку и предложить ее на рассмотрение другим участни_цам "Роя"».
«После того как мы рассмотрим вашу заявку, вы присоединитесь к «Рою» в качестве соучастни_цы. Рой действует по правилам взаимопомощи — документ за документ, присылая нам свою заявку вы соглашаетесь дать комментарии к заявке кого-то еще».
Там же куча ссылок на тему того, как и о чем писать в портфолио и заявках, а также список ресурсов, где можно мониторить опен-коллы и все такое!!!
«Мы надеемся, что когда / если вы институционализируетесь, вы сможете придумать и реализовать альтернативные способы распределения ресурсов, но пока что мы предлагаем солидаризироваться, а не соревноваться».
https://dccoop.info/swarm
👍1
Недавно Катя Бондарь, Дима Ефремов и Аня Толстухина завели подкаст «что они делают?». Он посвящен перформансу в России, вопросам этики и труда, видимости его художников и художниц, институционализации перформанса как практики, (не)защищенности его акторов, что, конечно, влияет и на эстетику, ведь ничто не находится в вакууме, а средства производства и контекст влияют на результат. На момент написания этого поста вышло уже 5 эпизодов, но я надеюсь, что будут еще и еще. Советую всем послушать подкаст! Ссылки внизу.
В одном из выпусков мои друзья и коллеги Софа Кругликова и Артем Томилов дали коммент о том, почему наш самоорганизованный «Фестиваль Перфотачки» не равен эксплуатации труда. Этот разговор стал следствием дискуссии, которая возникла в августе вокруг перформанса Максима Диденко и Ильи Оши в клубе Mutabor. Я тоже когда-то писал об этом:
«В то время как Mutabor продает билеты на событие и имеет бюджет на него, а перформеры остаются без оплаты труда (то есть проект финансово защищен со всех сторон, кроме одной, что создает нормализованное в нынешнем арт-сообществе неравенство), у нашего «Фестиваля Перфотачки» совершенно другие законы. Он является абсолютной самоорганизацией на всех уровнях: здесь отсутствуют гонорары не только у участников, но и у команды организаторов; отсутствуют бюджеты и коммерческие партнеры; не продаются билеты […] В связи с такими условиями, у нашего опен-колла нет отбора — мы готовы включить в программу фестиваля все проекты, которые будут доведены до адекватной показу стадии разработки».
После подкаста я снова задумался о том, почему я испытываю чисто физическую трудность в принятии позиции Максима Диденко, но внутренне признаю возможность бесплатной работы для всех на «Фестивале Перфотачки». Несмотря на то, что каждый делает для себя выбор сам, у любой работы есть конкретный фокус, связанный с поставленными задачами. Когда речь идет о лабораториях, мастер-классах и воркшопах, куда участники приходят бесплатно, а авторы получают вознаграждение, мы имеем следующую механику: тот, кто ведет образовательный проект, фокусируется на участниках, которые и являются центром практики. Задачи в таких проектах могут быть разными: передача знания, обучение технике, раскрытие участников, что-то еще, но главное, что задача ставится, исходя из запроса участников. В любом другом случае — это уже не мастер-класс.
Когда мы говорим о бесплатной работе в перформансе или спектакле, то центром являются, как правило, другие задачи и цели. Конечно, они могут пересекаться с образованием, а участники могут получать уникальный для них опыт (именно это, как правило, и становится объяснением бесплатного труда), но все это сопутствующая перформансу выгода, которая не является исходной целью работы. Авторы «Ø» делают перформанс, где участники, общаясь с опытными людьми, все-таки решают эстетические задачи авторов. Еще раз: в основе их работы другой фокус. Это еще одно различие между получением опыта как поставленной задачей проекта и получением опыта как сопутствующим плюсом в решении авторских задач.
Поставленная задача на «Фестивале Перфотачки» заключалась в том, чтобы помочь участникам собрать их проекты, то есть наш фокус внимания изначально был направлен на тех, кто участвует в проекте. Это помимо того, что у нас ни организаторы, ни участники не получали гонорары, то есть не было неравномерно распределенного финансового ресурса. Также и в соцсетях Перфотачки внимание распределено равномерно: каждому проекту был посвящен отдельный пост, рассказывающий о механике и форме проекта, и все они были собраны в два гида: «Фестиваль Перфотачки» и «Неделя Перфотачки в Москве».
Спасибо Ане, Диме и Кате за возможность еще раз артикулировать различия, которую подарил подкаст. Выбирайте удобную платформу и слушайте его, а также оставляйте оценку и коммент в Apple Podcasts.
https://vafli.taplink.ws/
В одном из выпусков мои друзья и коллеги Софа Кругликова и Артем Томилов дали коммент о том, почему наш самоорганизованный «Фестиваль Перфотачки» не равен эксплуатации труда. Этот разговор стал следствием дискуссии, которая возникла в августе вокруг перформанса Максима Диденко и Ильи Оши в клубе Mutabor. Я тоже когда-то писал об этом:
«В то время как Mutabor продает билеты на событие и имеет бюджет на него, а перформеры остаются без оплаты труда (то есть проект финансово защищен со всех сторон, кроме одной, что создает нормализованное в нынешнем арт-сообществе неравенство), у нашего «Фестиваля Перфотачки» совершенно другие законы. Он является абсолютной самоорганизацией на всех уровнях: здесь отсутствуют гонорары не только у участников, но и у команды организаторов; отсутствуют бюджеты и коммерческие партнеры; не продаются билеты […] В связи с такими условиями, у нашего опен-колла нет отбора — мы готовы включить в программу фестиваля все проекты, которые будут доведены до адекватной показу стадии разработки».
После подкаста я снова задумался о том, почему я испытываю чисто физическую трудность в принятии позиции Максима Диденко, но внутренне признаю возможность бесплатной работы для всех на «Фестивале Перфотачки». Несмотря на то, что каждый делает для себя выбор сам, у любой работы есть конкретный фокус, связанный с поставленными задачами. Когда речь идет о лабораториях, мастер-классах и воркшопах, куда участники приходят бесплатно, а авторы получают вознаграждение, мы имеем следующую механику: тот, кто ведет образовательный проект, фокусируется на участниках, которые и являются центром практики. Задачи в таких проектах могут быть разными: передача знания, обучение технике, раскрытие участников, что-то еще, но главное, что задача ставится, исходя из запроса участников. В любом другом случае — это уже не мастер-класс.
Когда мы говорим о бесплатной работе в перформансе или спектакле, то центром являются, как правило, другие задачи и цели. Конечно, они могут пересекаться с образованием, а участники могут получать уникальный для них опыт (именно это, как правило, и становится объяснением бесплатного труда), но все это сопутствующая перформансу выгода, которая не является исходной целью работы. Авторы «Ø» делают перформанс, где участники, общаясь с опытными людьми, все-таки решают эстетические задачи авторов. Еще раз: в основе их работы другой фокус. Это еще одно различие между получением опыта как поставленной задачей проекта и получением опыта как сопутствующим плюсом в решении авторских задач.
Поставленная задача на «Фестивале Перфотачки» заключалась в том, чтобы помочь участникам собрать их проекты, то есть наш фокус внимания изначально был направлен на тех, кто участвует в проекте. Это помимо того, что у нас ни организаторы, ни участники не получали гонорары, то есть не было неравномерно распределенного финансового ресурса. Также и в соцсетях Перфотачки внимание распределено равномерно: каждому проекту был посвящен отдельный пост, рассказывающий о механике и форме проекта, и все они были собраны в два гида: «Фестиваль Перфотачки» и «Неделя Перфотачки в Москве».
Спасибо Ане, Диме и Кате за возможность еще раз артикулировать различия, которую подарил подкаст. Выбирайте удобную платформу и слушайте его, а также оставляйте оценку и коммент в Apple Podcasts.
https://vafli.taplink.ws/
Podcast.ru
what are they doing? – Podcast.ru
‘What are they doing?’ is a project done by dima efremov, Anya Tolstukhina and Katya Bondar in collaboration with sound artist Alice Kibin, which explores the questions of: how performance art becomes an anti-war tool? Where is the line that crosses activism…
👍2
Третьего декабря в течение семи часов на Казанском вокзале шел наш с Полиной Кардымон перформанс «Похожие запросы», который был посвящен 40-летнему юбилею спектакля Марка Захарова «Юнона и Авось». В ходе перфа мы верстали электронный зин — он стал и главной целью работы, и его документацией. С ним можно ознакомиться в двух версиях: страницы на сайте и pdf-файле ниже.
А еще сегодня со мной и Полиной вышло интервью Ивана Стрельцова, где мы рассказали, зачем нужно серчить мемы, фанфики и твиты про «Юнону и Авось»:
Полина Кардымон. У нас есть начало: мы расскажем, кто мы такие, что такое «Юнона и Авось» и какие у нас точки соприкосновения с ней. Я начну с Википедии, ведь я специально не гуглила «Юнону и Авось». И мне очень страшно, что там может вылезти. Сегодня мы с Ваней случайно нашли тест для 7-классников по «Юноне и Авось» с готовыми ответами, и меня просто расщепило в этот момент. Поэтому мне непонятно, в какую сторону мы пойдем: в сторону разрушения мифа, где все натягивают сову на глобус, а мы имеем дело с монстром, которого мучают безостановочно, или в сторону того, что «Юнона и Авось» — это реально память предков, если можно так выразиться. Если будут люди, которые крайне серьезно и с любовью относятся к спектаклю — будет классно. Мы начнем с иронии и на хи-хи, потому что мы с Ваней такие, но игнорировать действительность и реально интересные факты мы тоже не сможем.
Ваня Демидкин. Я полностью согласен с Полиной, что у нас есть точка входа, и наша работа потому и является перформансом, что мы заявляем нечто, а затем проверяем это на практике, не имея представления о том результате, который получится. Но позиция, с которой мы начнем — полного незнания и желания прорваться сквозь миф, сформирует хотя бы частично интонацию зина. И эта наивная интонация мне крайне приятна. Мне важно признаться в своем незнании, скажем так, канонических для театра вещей. Я думаю, что незнание и наивность — это смелая, важная и полезная позиция, потому что до сих пор есть ощущение канона, который все обязаны знать. А наш перформанс о том, что не обладать этим знанием — тоже нормально, ведь нам действительно интересно узнать что-то новое. Вот мы и смотрим, куда этот интерес приведет нас за 7 часов. Стирание канона уже произошло за счет абсолютной доступности информации в интернете, так что мы лишь создаем ситуацию, в которой поиск информации может случиться — это и есть ситуация нашего перформанса.
ПК. Мне кажется, что это еще на выхлопе может чем-то интересным оказаться, потому что мне не очень интересно про «Юнону и Авось» вообще. Но если под определенным углом найти и сверстать информацию, то это будет не просто какая-то вещь в себе, а возможность для путешествия внутри истории. Я была бы искренне рада, если бы кто-то открыл собранные нами материалы, ненапряженно и легко познакомился с такой многолетней штукой, как «Юнона и Авось».
ВД. Мне кажется, мы с Полиной работаем с историей крайне простым приемом, но у нас и нет запроса сделать что-то новое. Мы просто делаем то, что нам хочется сделать. Наша позиция — это работа с историей как массивом данных, как объектом и данностью, где мы не пытаемся пристроиться к истории, сгруппироваться вокруг нее или нарастить ее контекст. Мы просто предлагаем посмотреть на нее другими, нашими глазами, потому что эту позицию не может показать история театра.
ЗИН ЗДЕСЬ, ИНТЕРВЬЮ ТУТ.
А еще сегодня со мной и Полиной вышло интервью Ивана Стрельцова, где мы рассказали, зачем нужно серчить мемы, фанфики и твиты про «Юнону и Авось»:
Полина Кардымон. У нас есть начало: мы расскажем, кто мы такие, что такое «Юнона и Авось» и какие у нас точки соприкосновения с ней. Я начну с Википедии, ведь я специально не гуглила «Юнону и Авось». И мне очень страшно, что там может вылезти. Сегодня мы с Ваней случайно нашли тест для 7-классников по «Юноне и Авось» с готовыми ответами, и меня просто расщепило в этот момент. Поэтому мне непонятно, в какую сторону мы пойдем: в сторону разрушения мифа, где все натягивают сову на глобус, а мы имеем дело с монстром, которого мучают безостановочно, или в сторону того, что «Юнона и Авось» — это реально память предков, если можно так выразиться. Если будут люди, которые крайне серьезно и с любовью относятся к спектаклю — будет классно. Мы начнем с иронии и на хи-хи, потому что мы с Ваней такие, но игнорировать действительность и реально интересные факты мы тоже не сможем.
Ваня Демидкин. Я полностью согласен с Полиной, что у нас есть точка входа, и наша работа потому и является перформансом, что мы заявляем нечто, а затем проверяем это на практике, не имея представления о том результате, который получится. Но позиция, с которой мы начнем — полного незнания и желания прорваться сквозь миф, сформирует хотя бы частично интонацию зина. И эта наивная интонация мне крайне приятна. Мне важно признаться в своем незнании, скажем так, канонических для театра вещей. Я думаю, что незнание и наивность — это смелая, важная и полезная позиция, потому что до сих пор есть ощущение канона, который все обязаны знать. А наш перформанс о том, что не обладать этим знанием — тоже нормально, ведь нам действительно интересно узнать что-то новое. Вот мы и смотрим, куда этот интерес приведет нас за 7 часов. Стирание канона уже произошло за счет абсолютной доступности информации в интернете, так что мы лишь создаем ситуацию, в которой поиск информации может случиться — это и есть ситуация нашего перформанса.
ПК. Мне кажется, что это еще на выхлопе может чем-то интересным оказаться, потому что мне не очень интересно про «Юнону и Авось» вообще. Но если под определенным углом найти и сверстать информацию, то это будет не просто какая-то вещь в себе, а возможность для путешествия внутри истории. Я была бы искренне рада, если бы кто-то открыл собранные нами материалы, ненапряженно и легко познакомился с такой многолетней штукой, как «Юнона и Авось».
ВД. Мне кажется, мы с Полиной работаем с историей крайне простым приемом, но у нас и нет запроса сделать что-то новое. Мы просто делаем то, что нам хочется сделать. Наша позиция — это работа с историей как массивом данных, как объектом и данностью, где мы не пытаемся пристроиться к истории, сгруппироваться вокруг нее или нарастить ее контекст. Мы просто предлагаем посмотреть на нее другими, нашими глазами, потому что эту позицию не может показать история театра.
ЗИН ЗДЕСЬ, ИНТЕРВЬЮ ТУТ.
👍1
Прочитал текст о том, как технологии интегрируются в исполнительские практики. Не могу, к сожалению, полноценно довериться этому тексту, тк автор предлагает крайне линейную логику развития связки перформанса и технологий, тогда как речь все-таки идет о феноменах, одновременно влияющих, подрывающих и развивающих друг друга. С одной стороны, хочется более глубокой и проработанной сетки исторического нарратива, а с другой — для такого текста мб и ок. В любом случае это полезный для ознакомления с методологией и примерами текст. Хотя и аналогичные примеры можно найти поточнее))) Ну ладно!!!
«Американский художник иракского происхождения Вафаа Билал в 2007 году для перформанса «Домашнее напряжение» подключил к интернету установку с пейнтбольным ружьем. В своем произведении он исследовал ненависть к представителям арабского мира после событий 11 сентября 2001 года и проблему жестокости в видеоиграх. Билал месяц жил в небольшой комнатке, вид которой транслировался через веб-камеру. Наблюдатель мог поговорить с художником в чате, а мог выстрелить в него из этого пейнтбольного ружья. За время, пока шел перформанс, в Билала выстрелили 60 000 раз».
«Нидерландская перформансистка Анни Абрахамс с 2015 года проводит онлайн-перформанс «Отдаленные чувства» по видеосвязи, с каждым повторением привлекая все больше участников. На 15 минут все подключившиеся к конференции закрывают глаза и не издают никаких звуков. Цель этого перформанса — выяснить, что передается через киберкоммуникацию, если отключить изображение и звук. По завершении участники эксперимента рассказывают друг другу, что они почувствовали».
https://postnauka.ru/longreads/156880
«Американский художник иракского происхождения Вафаа Билал в 2007 году для перформанса «Домашнее напряжение» подключил к интернету установку с пейнтбольным ружьем. В своем произведении он исследовал ненависть к представителям арабского мира после событий 11 сентября 2001 года и проблему жестокости в видеоиграх. Билал месяц жил в небольшой комнатке, вид которой транслировался через веб-камеру. Наблюдатель мог поговорить с художником в чате, а мог выстрелить в него из этого пейнтбольного ружья. За время, пока шел перформанс, в Билала выстрелили 60 000 раз».
«Нидерландская перформансистка Анни Абрахамс с 2015 года проводит онлайн-перформанс «Отдаленные чувства» по видеосвязи, с каждым повторением привлекая все больше участников. На 15 минут все подключившиеся к конференции закрывают глаза и не издают никаких звуков. Цель этого перформанса — выяснить, что передается через киберкоммуникацию, если отключить изображение и звук. По завершении участники эксперимента рассказывают друг другу, что они почувствовали».
https://postnauka.ru/longreads/156880
postnauka.org
Медиаперформанс: от театра до Zoom-конференций — все самое интересное на ПостНауке
Как веб-камера, VR-очки и Instagram оказались на службе искусства
👍5❤2
Для тех, кому интересно следить за тем, что я делаю, но кто не в курсе, в какой фрейм уложена моя работа, я решил изнутри 2022 года подвести итоги 2021. Я перечислю не все проекты, но те, что были внятно описаны, чтобы их можно было по гиперссылкам изучить при желании. Такой навигационный постик.
В апреле мы с Марией Слоевой как кураторы собрали перформативный вечер — презентацию сборника драматургии «ШАГ-6» в рамках 18-й Недели Германии в СПб и Года Германии в России 20/21 от Гете-института. Там были видеоарт, читка, инсталляция, ролевая игра и много чего еще, сделанного художни_цами на базе пьес. Я рад, что мы с Машей курировали это вместе, потому что «финальная сборка художников разнится даже на уровне моего личного интереса к каждому. С кем-то я общаюсь, а с кем-то нет, кто-то мне близок как художник, а кто-то нет. Но так как интерес и вкус в современной культуре являются оч относительными понятиями, такими базовыми формами и удается разомкнуть зону личных пристрастий» (подробнее тут, здесь и там).
В апреле же мы с Артемом Томиловым сделали две перфолекции в пермском аэропорту на проекте «р_езиденция» театральной компании «немхат». Из-за быстрого производства они получились скорее эскизными, но потенциал одной из них мне до сих пор кажется крутым. Это был аудиогид по несуществующей истории развития пермского искусства, музыкально собранный вместе с Легионами Целебровски (описано тут).
В июле был проект «Необъяснимо прекрасно», сделанный вместе с Артемом Томиловым, всей командой «Точки доступа» и более чем 30 перформер_ками. Это 7 реэнактментов, то есть восстановлений и адаптаций перформансов прошлого. И так как этим (особенно с поправкой на театральный фестиваль и контекст) в России занимаются не так часто, мы много времени уделили фиксации работы: описали метод каждого из перфов, делали подборки и гиды, а также вели стрим в течении месяца о том, как все происходило (ищите здесь).
В августе мы с Артемом Томиловым, Ромой Хузиным, Полиной Кардымон и Димой Белышом сделали лабораторию театра и перформанса для одного человека «Частный случай» на базе тюменского театрального центра «Космос». В этой лабе участвовали люди как имеющие, так и не имеющие практический опыт в театре. В ходе мастер-классов, воркшопов и лекций мы изучали разные инструменты и практики, а в конце участники сделали свои проекты: кто-то в форме питчинга, а кто-то как полноценную работу. И несмотря на то, что мы изначально отказались от необходимости показать результат, итоговые перформансы лаборатории уже полгода прокатывают в репертуаре «Космоса», а многие участни_цы, перезнакомившись между собой, сделали несколько других совместных проектов (все тут, тут и тут).
В сентябре «Фестиваль Перфотачки» — самоорганизованный фестиваль, объединивший сотню человек и меня вместе с ними. Вся программа была сделана вокруг серой Тойоты Короллы 1987 года. Кроме организаторской и кураторской работы, я сделал внутри него перформанс «Чувство единения с партнером», где в течение пяти часов толкал машину по Петербургу, принимая помощь от прохожих и зрителей (фест описан тут, а все перфы здесь).
В октябре мы с Артемом Томиловым и Женей Зайцевым выпустили 7 эпизодов подкаста, посвященного советскому режиссеру и худруку ленинградского ТЮЗа З. Я. Корогодскому, а также расходящимся от него линиям развития театра — «Только наш». Должен сказать, что это было паломничество: я сидел в кабинете Льва Додина… (выберите удобную вам платформу для прослушивания тут).
В ноябре была «Неделя Перфотачки в Москве» — 7-дневный спин-офф фестиваль сентябрьской утопии. Все, как и прежде, было собрано вокруг серой Тойоты Короллы 1987 года, но уже в коллаборации с Центром им. Мейерхольда (проекты описаны тут).
В декабря мы с Полиной Кардымон 7 часов на Казанском вокзале делали перформанс «Похожие запросы», который посвящен 40-летнему юбилею спектакля Марка Захарова «Юнона и Авось» и сделан в рамках выставки Центра Вознесенского «Игра в города» (интервью с нами и зин лежат здесь).
Зовите делать еще!
В апреле мы с Марией Слоевой как кураторы собрали перформативный вечер — презентацию сборника драматургии «ШАГ-6» в рамках 18-й Недели Германии в СПб и Года Германии в России 20/21 от Гете-института. Там были видеоарт, читка, инсталляция, ролевая игра и много чего еще, сделанного художни_цами на базе пьес. Я рад, что мы с Машей курировали это вместе, потому что «финальная сборка художников разнится даже на уровне моего личного интереса к каждому. С кем-то я общаюсь, а с кем-то нет, кто-то мне близок как художник, а кто-то нет. Но так как интерес и вкус в современной культуре являются оч относительными понятиями, такими базовыми формами и удается разомкнуть зону личных пристрастий» (подробнее тут, здесь и там).
В апреле же мы с Артемом Томиловым сделали две перфолекции в пермском аэропорту на проекте «р_езиденция» театральной компании «немхат». Из-за быстрого производства они получились скорее эскизными, но потенциал одной из них мне до сих пор кажется крутым. Это был аудиогид по несуществующей истории развития пермского искусства, музыкально собранный вместе с Легионами Целебровски (описано тут).
В июле был проект «Необъяснимо прекрасно», сделанный вместе с Артемом Томиловым, всей командой «Точки доступа» и более чем 30 перформер_ками. Это 7 реэнактментов, то есть восстановлений и адаптаций перформансов прошлого. И так как этим (особенно с поправкой на театральный фестиваль и контекст) в России занимаются не так часто, мы много времени уделили фиксации работы: описали метод каждого из перфов, делали подборки и гиды, а также вели стрим в течении месяца о том, как все происходило (ищите здесь).
В августе мы с Артемом Томиловым, Ромой Хузиным, Полиной Кардымон и Димой Белышом сделали лабораторию театра и перформанса для одного человека «Частный случай» на базе тюменского театрального центра «Космос». В этой лабе участвовали люди как имеющие, так и не имеющие практический опыт в театре. В ходе мастер-классов, воркшопов и лекций мы изучали разные инструменты и практики, а в конце участники сделали свои проекты: кто-то в форме питчинга, а кто-то как полноценную работу. И несмотря на то, что мы изначально отказались от необходимости показать результат, итоговые перформансы лаборатории уже полгода прокатывают в репертуаре «Космоса», а многие участни_цы, перезнакомившись между собой, сделали несколько других совместных проектов (все тут, тут и тут).
В сентябре «Фестиваль Перфотачки» — самоорганизованный фестиваль, объединивший сотню человек и меня вместе с ними. Вся программа была сделана вокруг серой Тойоты Короллы 1987 года. Кроме организаторской и кураторской работы, я сделал внутри него перформанс «Чувство единения с партнером», где в течение пяти часов толкал машину по Петербургу, принимая помощь от прохожих и зрителей (фест описан тут, а все перфы здесь).
В октябре мы с Артемом Томиловым и Женей Зайцевым выпустили 7 эпизодов подкаста, посвященного советскому режиссеру и худруку ленинградского ТЮЗа З. Я. Корогодскому, а также расходящимся от него линиям развития театра — «Только наш». Должен сказать, что это было паломничество: я сидел в кабинете Льва Додина… (выберите удобную вам платформу для прослушивания тут).
В ноябре была «Неделя Перфотачки в Москве» — 7-дневный спин-офф фестиваль сентябрьской утопии. Все, как и прежде, было собрано вокруг серой Тойоты Короллы 1987 года, но уже в коллаборации с Центром им. Мейерхольда (проекты описаны тут).
В декабря мы с Полиной Кардымон 7 часов на Казанском вокзале делали перформанс «Похожие запросы», который посвящен 40-летнему юбилею спектакля Марка Захарова «Юнона и Авось» и сделан в рамках выставки Центра Вознесенского «Игра в города» (интервью с нами и зин лежат здесь).
Зовите делать еще!