«Вечером он приехал с работы, я приготовила на ужин лазанью и купила его любимое пиво. Мы сели за стол, и он спросил, почему я не наливаю себе вина. Казалось, что у меня в тот момент сердце выпрыгнет из груди — чувство, как перед серьезным экзаменом, когда у тебя внутри все сворачивается, потеют ладони и забывается речь, которую ты репетировал в течение дня. Тогда я просто робко улыбнулась и протянула ему тест. Хотела поймать все эмоции, которые будут на лице, но он не показал их. Долго рассматривал полоски, долго молчал. Потом улыбнулся и сказал, что не понимает, как это могло случиться. Что ему нужно время, чтобы подумать — будем ли мы оставлять ребенка или нет.

Я попыталась себя успокоить: наверное, такая реакция — это нормально, когда это случается неожиданно. Но шли дни, он молчал. Пару раз я пыталась спрашивать его, но ответ "нужно время" просто сменился на "я думаю"».

«Я вижу, как Фаффан, самый беспомощный, самый ограниченный из нас, терроризирует всю семью, я вижу, что Хам, — так Туве называет маму, — несчастна. Всю жизнь она подстраивалась и уступала, давая нам возможность стать теми, кто мы есть. Она отказалась от себя, но взамен не получила ничего, только детей, которых война или отнимет у нее, или превратит в озлобленных, ожесточенных людей, полных горечи».