#впд_прореж
Слушайте, это не пространство режиссуры, а пространство русофобии вилисова какое-то. Объясняю: был на «Barocco» Сержа Нуаеля из французского театра NoNo (в «театре-театре», правда, не определились: в программе фестиваля так, а в программке спектакля — «BaroKKo»), а сразу после этого — на «#сонетахшекспира» Кулябина, а затем и на его «обсуждении», что меня окончательно раздербанило. Про сонеты будет отдельный следующий ругательный пост сейчас же, а пока про французов.
Я чуть не умер. Спектакль идёт в фойе второго этажа, выделено прямоугольное пространство примерно 15х70 метров, хотя цифры сильно примерные, просто представьте пропорции. По обеим длинным сторонам этого прямоугольника — зрители: с одной стороны три ряда, с другой два. И вот на этом вытянутом пространстве и происходит спектакль. В заднем краю расположен оркестр, дирижирует женщина. Перформеры появляются в основном с той же стороны, проходят через огромную подвешенную картинную раму и идут. Спектакль весь и построен на вот этом движении с одного края в другой, довольно мало статичных сцен. Такой спектакль-променад, только променадируют исполнители, а не зрители. Тут странно что-то писать: как говорится, это надо видеть, потому что театр концентрированно визуальный, даже формальный: всё в свете, музыке, хореографии, пластике, а не в тексте. Хотя текст тоже есть, но он бессюжетный, такая почти чистая энергия языка, прозо-поэтические всплески на темы смерти, любви и угасания.
Много в спектакле поют: обычными распевочками и оперными голосами, есть даже контртенор (!!!!), который звучит просто фантастически. Оперная троица — лысые мужчины с красными усами-бородами в чёрных пышно-юбочных костюмах, сетчатых колготках и в туфлях на шпильке. Самый мощный, наверное, образ из всего спектакля.
Так вот где пространство русофобии-то: спектакль сделан как международный проект и в разных местах ставился по-разному. Здесь, в Перми, к нему приделаны большие куски тексты на русском языке в переводе Марины Вершининой. Этот текст и говорят, и поют. Во-первых, распевка русского текста русскими актёрами в этом конкретном спектакле делает его немножко похожим на казахстанский мюзикл. Не очень сильно, но иногда становится стыдно. Во-вторых, русские актёры какие-то вообще не такие, кособокие. Просто невозможно их видеть рядом с вот этими выправленными французами, у которых у каждого внутри будто железный стержень. Самое главное — в глазах, конечно, у этих — сосредоточенность, они все «там», а пермские или крутят зенки туда-сюда, или просто тупо смотрят в одном место, потому что «так сказали». Но это всё такие рассуждения, поверхностные. Суть претензии в том, что в этом конкретном спектакле нет такой энергии от российских перформеров, какая идёт от французских.
В остальном же какой безупречно красивый спектакль, я как будто в раю побывал. Такая ритуальная уилсониада, просто невозможно. Ещё бы русских убрать, и вообще чудо. Будет текст в «Театре.», надеюсь, ждите.
Слушайте, это не пространство режиссуры, а пространство русофобии вилисова какое-то. Объясняю: был на «Barocco» Сержа Нуаеля из французского театра NoNo (в «театре-театре», правда, не определились: в программе фестиваля так, а в программке спектакля — «BaroKKo»), а сразу после этого — на «#сонетахшекспира» Кулябина, а затем и на его «обсуждении», что меня окончательно раздербанило. Про сонеты будет отдельный следующий ругательный пост сейчас же, а пока про французов.
Я чуть не умер. Спектакль идёт в фойе второго этажа, выделено прямоугольное пространство примерно 15х70 метров, хотя цифры сильно примерные, просто представьте пропорции. По обеим длинным сторонам этого прямоугольника — зрители: с одной стороны три ряда, с другой два. И вот на этом вытянутом пространстве и происходит спектакль. В заднем краю расположен оркестр, дирижирует женщина. Перформеры появляются в основном с той же стороны, проходят через огромную подвешенную картинную раму и идут. Спектакль весь и построен на вот этом движении с одного края в другой, довольно мало статичных сцен. Такой спектакль-променад, только променадируют исполнители, а не зрители. Тут странно что-то писать: как говорится, это надо видеть, потому что театр концентрированно визуальный, даже формальный: всё в свете, музыке, хореографии, пластике, а не в тексте. Хотя текст тоже есть, но он бессюжетный, такая почти чистая энергия языка, прозо-поэтические всплески на темы смерти, любви и угасания.
Много в спектакле поют: обычными распевочками и оперными голосами, есть даже контртенор (!!!!), который звучит просто фантастически. Оперная троица — лысые мужчины с красными усами-бородами в чёрных пышно-юбочных костюмах, сетчатых колготках и в туфлях на шпильке. Самый мощный, наверное, образ из всего спектакля.
Так вот где пространство русофобии-то: спектакль сделан как международный проект и в разных местах ставился по-разному. Здесь, в Перми, к нему приделаны большие куски тексты на русском языке в переводе Марины Вершининой. Этот текст и говорят, и поют. Во-первых, распевка русского текста русскими актёрами в этом конкретном спектакле делает его немножко похожим на казахстанский мюзикл. Не очень сильно, но иногда становится стыдно. Во-вторых, русские актёры какие-то вообще не такие, кособокие. Просто невозможно их видеть рядом с вот этими выправленными французами, у которых у каждого внутри будто железный стержень. Самое главное — в глазах, конечно, у этих — сосредоточенность, они все «там», а пермские или крутят зенки туда-сюда, или просто тупо смотрят в одном место, потому что «так сказали». Но это всё такие рассуждения, поверхностные. Суть претензии в том, что в этом конкретном спектакле нет такой энергии от российских перформеров, какая идёт от французских.
В остальном же какой безупречно красивый спектакль, я как будто в раю побывал. Такая ритуальная уилсониада, просто невозможно. Ещё бы русских убрать, и вообще чудо. Будет текст в «Театре.», надеюсь, ждите.