На двух самолётах из Новосибирска в Пермь с пересадкой в мск — не будь дураком — посмотрел два спектакля. Двумя постами щас отчитаюсь быстро-быстро, потому что надо уже скакать в прославленный «Театр-Театр» ещё на два спектакля сегодня.
Первое — постановка оперы Леонардо Винчи про персидского царя и семейные коварства вокруг него. Вообще поразительно: столько экстравертной гомосексуальности, все перформеры — мужчины, хотя я не знаю, для каких голосов опера написана, может быть так и надо. Но поют высоко-высоко.
Костюмы и грим — умереть не встать. Просто оргазмическое торжество. Такие квази-барочные костюмы, кринолины, плечи, парики — боже, как неимоверно хорошо. Декорации скромные, но функциональные. Актёры играют, собственно, в одном модусе: друг на друга выразительно смотреть и делать позы; у них это получается замечательно, вот оказывается, что можно только за счёт этого сделать великий спектакль.
Не рискну никому советовать смотреть, всё-таки три с половиной часа и с французскими сабами, но если возьмётесь — это такое медленное тягучее томительное удовольствие, очень неординарный способ работы с актёрами.
https://vk.com/video-129481581_456239161
Первое — постановка оперы Леонардо Винчи про персидского царя и семейные коварства вокруг него. Вообще поразительно: столько экстравертной гомосексуальности, все перформеры — мужчины, хотя я не знаю, для каких голосов опера написана, может быть так и надо. Но поют высоко-высоко.
Костюмы и грим — умереть не встать. Просто оргазмическое торжество. Такие квази-барочные костюмы, кринолины, плечи, парики — боже, как неимоверно хорошо. Декорации скромные, но функциональные. Актёры играют, собственно, в одном модусе: друг на друга выразительно смотреть и делать позы; у них это получается замечательно, вот оказывается, что можно только за счёт этого сделать великий спектакль.
Не рискну никому советовать смотреть, всё-таки три с половиной часа и с французскими сабами, но если возьмётесь — это такое медленное тягучее томительное удовольствие, очень неординарный способ работы с актёрами.
https://vk.com/video-129481581_456239161
Второй — великий спектакль великой французской женщины Арианы Мнушкиной – «Часовые на плотине». Спектакль нарративный, но с подвывертом: он сделан средствами кукольного театра, причём куклы ростовые и так далее.
Что здесь сделано с голосами актёров — невозможное счастье. Интонирование, тембр, вот это всё – разговаривают максимально выразительно. Также максимально выразительная пластика кукол, она какая-то специальная, не такая, как у остальных. Я не понимаю пока, в чём это выражается. Ну и история за текстом такая, занятная, стоит следить (субтитры на русском, к слову).
Очень жаль, что длинный пост про этот спектакль написать времени нет, но я думаю, что попозже ещё раз его пересмотрю и напишу уже длинно. Посмотрите все обязательно, это что-то такое completely different.
https://vk.com/video-129481581_456239160
Что здесь сделано с голосами актёров — невозможное счастье. Интонирование, тембр, вот это всё – разговаривают максимально выразительно. Также максимально выразительная пластика кукол, она какая-то специальная, не такая, как у остальных. Я не понимаю пока, в чём это выражается. Ну и история за текстом такая, занятная, стоит следить (субтитры на русском, к слову).
Очень жаль, что длинный пост про этот спектакль написать времени нет, но я думаю, что попозже ещё раз его пересмотрю и напишу уже длинно. Посмотрите все обязательно, это что-то такое completely different.
https://vk.com/video-129481581_456239160
Так, милята, а вот вилисов опять по воле пермского «Театра-Театра» как резонансный критик прилетел в город культурной пертурбации. Шесть спектаклей за четыре дня — а? Буду потихоньку отчитываться. Вчера были с дружочком Ваней на «Шинели» Ирины Ткаченко и «Догвилле» Андреаса Мерц-Райкова. Сначала про «Шинель», потом про «Догвилль», сразу одним постом.
Это такой пластический спектакль на 50 минут по Гоголю. Играется на планшете сцены, причём пространство используется максимально хитро — границу сцены с залом на перекрывают задником, а оставляют как есть, и зрителям со сцены видно кресла и все дела; потом в одной из сцен перформеры по зале разбегаются.
Работа с пространством тут, наверное, даже интереснее хореографии: в последней трети спектакля блок зрительских стульев на платформе начинают поворачивать в разные стороны. Оказывается, всё это время за спиной была ещё одна декорация, а сбоку ещё одна и так далее. Вот, как говорится, сила театрального безумия: ну предельно же простую вещь сделали, покрутили зрителей на кружочке, — а это работает мощнейше, перемещение позиции наблюдателя без его воли.
Хореография, кажется, интересная, хотя я не очень понимаю. Интонационно она такая абсурдистки-комическая и скорее, конечно, это похоже (именно интонационно) на какую-нибудь мифическую несуществующую постановку Хармса, а не Гоголя. Что персонально мне понравилось: это такой даже не танец, а wordless theater, очень близко к драматическому спектаклю, хотя нарративность едва просматривается, всё-таки история рассказывается средствами пластики.
Костюмы простенькие, музыка не то чтобы вульгарная, но можно было бы и получше над этим поработать. Ближе к концу, пока зрителей вертят, сбоку появляется мужчина на ходулях в длиннющем пальто, цилиндре, с прямым носом, и его удаётся увидеть чётко только секунд на пять, потом свет на нём потухает, а платформа со зрителями уплывает, — и вот это, конечно, фантастическая сцена, остаётся такая мифическая фигура Николайвасилича в сумраке. Очень хорошо и здорово. Пермяки, идите, если будет шанс.
ЗДЕСЬ КОНЧАЕТСЯ ПРО ШИНЕЛЬ И НАЧИНАЕТСЯ ПРО ДОГВИЛЛЬ
«Догвилль» — крайне неудачный спектакль. Очень странно: вот вроде режиссёр немец, а выходишь с ощущением, будто тебя обгадили русским театром. Хорошо ещё, что полтора часа всего, а не два с половиной, как у Триера.
Что тут произошло? Взяли сценарий Триера к известному фильму и превратили его в такую лайт-версию, изъяв оттуда вообще всё, чем этот сценарий и фильм ценны, и не добавив ничего, кроме эклектичной эстетики. Дружочек Ваня на выходе сформулировал точнейше: «Из Догвилля сделали Пермвилль». Это не просто смешно, это ещё и точно: здесь персонажи разрываются между советскими колхозными бабами, напополам урбанизированными советскими же пролетариями и какими-то убогими американскими фермерами. Предельно глупо сравнивать фильм (великий) и спектакль, поставленный по сценарию этого фильма в другой стране, но всё-таки мы же понимаем, что Триер — тоталитарный художник, а раз он ещё и режиссёр, то он сочиняет сценарий, заранее имея в виду, как это будет выглядеть на картинке. То есть там есть что-то имманентное, что нельзя вырывать, оставив только нарратив и простенькую мораль, — это так не работает.
Вообще непонятно, что режиссёр делал с актёрами, — пил, читал стихи? Из них всех, за исключением мужчины, играющего Тома, прёт потоками — прежде всего в моделях интонирования речи — русский театр в его громко-в-зальной психологической (психиатрической) ипостаси. Смотреть на это довольно стыдно. А вместе с этим: если вы делаете психологический театр, то почему у вас все персонажи условные карикатурки? Вот у Триера гиперреализм, и это важно для проговорки такого текста и такой истории. А тут нулевое вживание, просто плохонько поигрывают.
Это такой пластический спектакль на 50 минут по Гоголю. Играется на планшете сцены, причём пространство используется максимально хитро — границу сцены с залом на перекрывают задником, а оставляют как есть, и зрителям со сцены видно кресла и все дела; потом в одной из сцен перформеры по зале разбегаются.
Работа с пространством тут, наверное, даже интереснее хореографии: в последней трети спектакля блок зрительских стульев на платформе начинают поворачивать в разные стороны. Оказывается, всё это время за спиной была ещё одна декорация, а сбоку ещё одна и так далее. Вот, как говорится, сила театрального безумия: ну предельно же простую вещь сделали, покрутили зрителей на кружочке, — а это работает мощнейше, перемещение позиции наблюдателя без его воли.
Хореография, кажется, интересная, хотя я не очень понимаю. Интонационно она такая абсурдистки-комическая и скорее, конечно, это похоже (именно интонационно) на какую-нибудь мифическую несуществующую постановку Хармса, а не Гоголя. Что персонально мне понравилось: это такой даже не танец, а wordless theater, очень близко к драматическому спектаклю, хотя нарративность едва просматривается, всё-таки история рассказывается средствами пластики.
Костюмы простенькие, музыка не то чтобы вульгарная, но можно было бы и получше над этим поработать. Ближе к концу, пока зрителей вертят, сбоку появляется мужчина на ходулях в длиннющем пальто, цилиндре, с прямым носом, и его удаётся увидеть чётко только секунд на пять, потом свет на нём потухает, а платформа со зрителями уплывает, — и вот это, конечно, фантастическая сцена, остаётся такая мифическая фигура Николайвасилича в сумраке. Очень хорошо и здорово. Пермяки, идите, если будет шанс.
ЗДЕСЬ КОНЧАЕТСЯ ПРО ШИНЕЛЬ И НАЧИНАЕТСЯ ПРО ДОГВИЛЛЬ
«Догвилль» — крайне неудачный спектакль. Очень странно: вот вроде режиссёр немец, а выходишь с ощущением, будто тебя обгадили русским театром. Хорошо ещё, что полтора часа всего, а не два с половиной, как у Триера.
Что тут произошло? Взяли сценарий Триера к известному фильму и превратили его в такую лайт-версию, изъяв оттуда вообще всё, чем этот сценарий и фильм ценны, и не добавив ничего, кроме эклектичной эстетики. Дружочек Ваня на выходе сформулировал точнейше: «Из Догвилля сделали Пермвилль». Это не просто смешно, это ещё и точно: здесь персонажи разрываются между советскими колхозными бабами, напополам урбанизированными советскими же пролетариями и какими-то убогими американскими фермерами. Предельно глупо сравнивать фильм (великий) и спектакль, поставленный по сценарию этого фильма в другой стране, но всё-таки мы же понимаем, что Триер — тоталитарный художник, а раз он ещё и режиссёр, то он сочиняет сценарий, заранее имея в виду, как это будет выглядеть на картинке. То есть там есть что-то имманентное, что нельзя вырывать, оставив только нарратив и простенькую мораль, — это так не работает.
Вообще непонятно, что режиссёр делал с актёрами, — пил, читал стихи? Из них всех, за исключением мужчины, играющего Тома, прёт потоками — прежде всего в моделях интонирования речи — русский театр в его громко-в-зальной психологической (психиатрической) ипостаси. Смотреть на это довольно стыдно. А вместе с этим: если вы делаете психологический театр, то почему у вас все персонажи условные карикатурки? Вот у Триера гиперреализм, и это важно для проговорки такого текста и такой истории. А тут нулевое вживание, просто плохонько поигрывают.
То есть даже если перестать сравнивать (а у Триера ещё вот это манипулятивное ультранасилие — и непонятно, во что хорошее без него может вылиться такая история) спектакль с фильмом, то он сам по себе, как театральная работа, скучнейший и никакущий. Вроде бы занятная сценография — пол усыпан десятисантиметровым слоем опилок, на сцене выстроен каркас домика, на примитивном уровне, — но всё равно используется онлайн-видео, на сцене, кстати, живые девушки вживую на струнных озвучивают спектакль. Но всё это постановку вообще не спасает.
Вы меня извините, но я, конечно, должен о такой дефлорации сказать: это был первый раз в моей жизни, когда я заснул в театре. То есть я, конечно, не спал предыдущую ночь, потому что перелёт, но всё же.
Вы меня извините, но я, конечно, должен о такой дефлорации сказать: это был первый раз в моей жизни, когда я заснул в театре. То есть я, конечно, не спал предыдущую ночь, потому что перелёт, но всё же.
На «Одиссею» в постановке Алексея Крикливого (главрежа новосибирского «Глобуса», к слову) вчера ходил. Тот самый случай, когда идёшь, ничего особенного не ожидая, но приятно проводишь три часа. Никаких откровений, очевидно, такой крепенький нарративный театр с кучей текста и так далее, но всё сделано прилично и прилично играют актёры (кроме Пенелопы). С точки зрения театральной критики (ну, как минимум, того её убогонького сельского варианта, который мне доступен) это, конечно, проходняк, но с точки зрения более-менее насмотренного зрителя — очень и очень симпатично.
Сценография очень оперная у спектакля, основной блок декораций (именно декораций, конечно, хотя это стыдное слово) не меняется на протяжении всего действия, только появляются разные элементы типа коня или доски для дротиков. Над сценой подвешен квадратный блок с дыркой по центру, откуда висит лестница. На этот блок и на задник весь спектакль льётся такая необязательная видеопроекция со всякими картиночно-анимированными штуками.
Всё, что связано с музыкой в этом спектакле, — катастрофически чудовищно, такая дикая провинциальщина; указано, что режиссёр сам и занимался муз.оформлением, — так вот напрасно его никто не остановил.
В остальном же крайне приятно, стыда ничего не вызывает. То есть это очень плохая работа, конечно, в том смысле, что это абсолютно комфортный театр, но это уже такое придирание. Пермяки, где этот спектакль увидите — там на него и идите.
Сценография очень оперная у спектакля, основной блок декораций (именно декораций, конечно, хотя это стыдное слово) не меняется на протяжении всего действия, только появляются разные элементы типа коня или доски для дротиков. Над сценой подвешен квадратный блок с дыркой по центру, откуда висит лестница. На этот блок и на задник весь спектакль льётся такая необязательная видеопроекция со всякими картиночно-анимированными штуками.
Всё, что связано с музыкой в этом спектакле, — катастрофически чудовищно, такая дикая провинциальщина; указано, что режиссёр сам и занимался муз.оформлением, — так вот напрасно его никто не остановил.
В остальном же крайне приятно, стыда ничего не вызывает. То есть это очень плохая работа, конечно, в том смысле, что это абсолютно комфортный театр, но это уже такое придирание. Пермяки, где этот спектакль увидите — там на него и идите.
Так, был сегодня на двух спектаклях — «Спящая царевна» Екатерины Максимовой по Жуковскому и «Любовь во множественном числе» Романа Кагановича и Максима Пахомова. Про царевну сначала коротенечко.
Это первый детский спектакль за мою сознательную жизнь, и это, конечно, занятно. Хотя у меня возникают вопросы. Вот я с русским детским театром не очень сильно знаком, но по косвенным каким-то уловленным из воздуха штукам кое-что знаю и хочу спросить: существует ли какая-то другая модель детского театрального кроме карикатурного идиотничанья? То есть вот есть такие древнерусские сказки, в которых народное хоровое пение, хороводы и страшные мифические существа с хриплым мужским голосом, а на другом полюсе бесконечный чипполино-буратино, где актёры в вырвиглазно ярких костюмах громко кричат визгливыми голосами. Понятно, что это смешно, но не может же так вечно продолжаться. Ну, это просто вопрос, меня же читают тут театральные профессионалы.
В остальном же ничего такое: занятная видеопроекция, смешная пластика, туповатые шуточки. Клёвые придумки с зеркальным кругом и выплывающими элементами декорации. Свет страшно хороший. Ну, детишки визжали и то хорошо.
Это первый детский спектакль за мою сознательную жизнь, и это, конечно, занятно. Хотя у меня возникают вопросы. Вот я с русским детским театром не очень сильно знаком, но по косвенным каким-то уловленным из воздуха штукам кое-что знаю и хочу спросить: существует ли какая-то другая модель детского театрального кроме карикатурного идиотничанья? То есть вот есть такие древнерусские сказки, в которых народное хоровое пение, хороводы и страшные мифические существа с хриплым мужским голосом, а на другом полюсе бесконечный чипполино-буратино, где актёры в вырвиглазно ярких костюмах громко кричат визгливыми голосами. Понятно, что это смешно, но не может же так вечно продолжаться. Ну, это просто вопрос, меня же читают тут театральные профессионалы.
В остальном же ничего такое: занятная видеопроекция, смешная пластика, туповатые шуточки. Клёвые придумки с зеркальным кругом и выплывающими элементами декорации. Свет страшно хороший. Ну, детишки визжали и то хорошо.
Вторая история — «Любовь во множественном числе», это такой пластический спектакль про — парам-пам — любовь. Сколько таких спектаклей было — хуева туча, должно быть. Вот у Кулябина был в 2011 кажется году «Без слов» — там тоже пары мужчин и женщин делали пластические сценки — романтические, страстные и комические, почти один-в-один. Всем странным режиссёрам, наверное, приходит в голову такая мысль: ой, а давайте мы сделаем такой клёвый танцевальный спектакль про самое важное, что есть в этом мире — про любовь, — и все такие: ой, а и правда давайте, как это свежо и оригинально. И делают.
Вообще я что хочу сказать: спектакль максимально приятный и задорный. Самое прекрасное в нём — начало. Там Амур во всём белом с красными подтяжками стоит на качелях, кривляется гомерически, а затем садится, достаёт рогатку, целится бумажным клочком в зрителей — тут никто не верит, что он пульнёт, — а потом берёт и натурально стреляет этим довольно плотным куском бумаги в зрителя. И попадает в женщину на первом ряду. А потом ещё, ещё и ещё — раза три или четыре. В основном зрители смеются, но какой-то мужик зарычал, мол, эй ты чего. Вот это поразительно в смысле границы агрессии по отношению к зрителю, надо же реально смелость иметь, прям похвально.
К середине спектакля я начал тосковать и клевать носом, потому что это всё сплошь вульгарнейшие гетеросексуальные сценки, где сопливая пошлятина романтической интонации перемежается с ещё более вульгарной сценой с типологическим очкариком. То есть это всё очень весело, и зрители радовались, но всё очень типически, такая обжираловка клише.
И про клише важно ещё вот что сказать. Спектакль, наверное, хореографически и драматургически довольно неплохо склеен, но если его рассматривать в рамках, извините, гендерного и феминистского дискурсов, то это прямо катастрофа, потому что тут всё сплошь конвенциональная сексуализация и объективация женщины и воспроизведение чудовищных стереотипов о моделях отношений. Наверное, создатели спектакля за всё хорошее против всего плохого, и когда они показывают как мужик в чёрной кожаной одежде ультранасилит сексуально одетую бабу, то они хотят сказать, как плохо насилие, но в остальном это выглядит как бездумная проговорка пионерских сказок про любовь.
Кроме того — на сороковой минуте спектакля, где я уже отчаялся увидеть альтернативные модели чувственности, появляется пара самых красивых перформеров мужского пола (в чудовищных почему-то костюмах — резиновые сапоги, джинсовые шорты и майки), снимают сапоги и начинают смущать советских баб в зале. Странным образом эта сцена получилась самой энергетически наполненной и страстной из всего спектакля. Когда они в конце поцеловались и выскочил Амур, как бы пытаясь воспрепятствовать такому ужасу, потух свет, кто-то захлопал, я подхватил и зал прямо взорвался, сильно продолжительно хлопали, и это был единственный раз, когда хлопали во время спектакля. Это всё хорошо и приятно, но если разбирать эту сцену, то получится тоже кошмар и ужас: она очень страстная и единственный нарратив, который из этой сцены считывается, — что вот эти два мужика сильно-сильно хотят поебаться. Тут нет никакой платонической романтики или глубины отношений, которая демонстрируется в других сценах. И это, конечно, снова воспроизведение стереотипа (процентов на 70 справедливого), что пидорасы только и делают, что ебутся направо и налево. Ну понятно, что хореографы и режиссёры при создании танцулек так глубоко не копают, но это следует иметь в виду при просмотре.
Вообще я что хочу сказать: спектакль максимально приятный и задорный. Самое прекрасное в нём — начало. Там Амур во всём белом с красными подтяжками стоит на качелях, кривляется гомерически, а затем садится, достаёт рогатку, целится бумажным клочком в зрителей — тут никто не верит, что он пульнёт, — а потом берёт и натурально стреляет этим довольно плотным куском бумаги в зрителя. И попадает в женщину на первом ряду. А потом ещё, ещё и ещё — раза три или четыре. В основном зрители смеются, но какой-то мужик зарычал, мол, эй ты чего. Вот это поразительно в смысле границы агрессии по отношению к зрителю, надо же реально смелость иметь, прям похвально.
К середине спектакля я начал тосковать и клевать носом, потому что это всё сплошь вульгарнейшие гетеросексуальные сценки, где сопливая пошлятина романтической интонации перемежается с ещё более вульгарной сценой с типологическим очкариком. То есть это всё очень весело, и зрители радовались, но всё очень типически, такая обжираловка клише.
И про клише важно ещё вот что сказать. Спектакль, наверное, хореографически и драматургически довольно неплохо склеен, но если его рассматривать в рамках, извините, гендерного и феминистского дискурсов, то это прямо катастрофа, потому что тут всё сплошь конвенциональная сексуализация и объективация женщины и воспроизведение чудовищных стереотипов о моделях отношений. Наверное, создатели спектакля за всё хорошее против всего плохого, и когда они показывают как мужик в чёрной кожаной одежде ультранасилит сексуально одетую бабу, то они хотят сказать, как плохо насилие, но в остальном это выглядит как бездумная проговорка пионерских сказок про любовь.
Кроме того — на сороковой минуте спектакля, где я уже отчаялся увидеть альтернативные модели чувственности, появляется пара самых красивых перформеров мужского пола (в чудовищных почему-то костюмах — резиновые сапоги, джинсовые шорты и майки), снимают сапоги и начинают смущать советских баб в зале. Странным образом эта сцена получилась самой энергетически наполненной и страстной из всего спектакля. Когда они в конце поцеловались и выскочил Амур, как бы пытаясь воспрепятствовать такому ужасу, потух свет, кто-то захлопал, я подхватил и зал прямо взорвался, сильно продолжительно хлопали, и это был единственный раз, когда хлопали во время спектакля. Это всё хорошо и приятно, но если разбирать эту сцену, то получится тоже кошмар и ужас: она очень страстная и единственный нарратив, который из этой сцены считывается, — что вот эти два мужика сильно-сильно хотят поебаться. Тут нет никакой платонической романтики или глубины отношений, которая демонстрируется в других сценах. И это, конечно, снова воспроизведение стереотипа (процентов на 70 справедливого), что пидорасы только и делают, что ебутся направо и налево. Ну понятно, что хореографы и режиссёры при создании танцулек так глубоко не копают, но это следует иметь в виду при просмотре.
Ещё нужно сказать, что свет очень вульгарный, больше похож на концертный, чем на театральный — где-то в конце была сцена, где свет был прямо серийно запрограммирован — то есть четыре ряда фонарей загорались несколько раз по кругу друг за другом, какой-то ужас вообще. И музыка большей частью катастрофическая, какие-то популярные дансовые хиты, которые очень заводят аудиторию. Это хорошо для массового человека, но лично мне это торжество позитива как пилой по яйцам. И ещё раз: самая главная претензия моя, конечно, к ужасной типичности этого спектакля, один клишированный образ на другом. Но всё равно я всем этот спектакль советую, он всего часик идёт и если не выёбываться как вилисов, можно очень приятно этот часик провести.
Отличный пост. Подпишитесь прям.
https://t.me/spectator_as_author/57
https://t.me/spectator_as_author/57
Telegram
Театр и академия
С чего такая буря? (к фб-дискуссии о ценах на билеты в театр)
Театр – на пике популярности, он стал модным, к этому привели несколько лет усилий, в том числе по позиционированию. Хвала продюсерам и ко.
Рост популярности позволит повышать цены – при неизменных…
Театр – на пике популярности, он стал модным, к этому привели несколько лет усилий, в том числе по позиционированию. Хвала продюсерам и ко.
Рост популярности позволит повышать цены – при неизменных…
НОВОСТИ ИЗ МИРА ПЯТИДЕСЯТИ СПОСОБОВ СФОТОГРАФИРОВАТЬ МАРИНУ ДАВЫДОВУ
Вчера сообщают: «виктор, с вами хочет познакомиться Владимир Львович Гурфинкель, сможете прийти пораньше на спектакль?» Чего, думаю, вообще, алло. Где я и где, понимаешь, это самое. Ну ладно, побрился как человек, прихожу сквозь дождь и грозы. Гурфинкель сразу принялся ругать, – в кабинете был гость, так он ему рассказывает: «вилисов бы победил на чемпионате скунсов, что ему не нравится – всё обзывает, что думает, то и пишет». Начитались, говорит, в театре-театре вас уже до тошноты. Потом стал дарить подарки. Я такой думаю: ну, задабривают, чтоб меньше ругался. Потом говорит, мол, продолжайте в том же духе. Ну, думаю, слава богу, можно и дальше скандалить.
В антракте «Калигулы» развиртуализировались с Мариной Давыдовой, а потом всех резонансных критиков позвали в режиссёрские хоромы, я сел в уголочек среди Марины Юрьевны, Андрея Пронина и ещё двоих товарищей (потом ещё и Мильграм пришел руки жать) и сидел как идиот: здравствуйте, я витичка вилисов, мне двадцать два годика, свой первый текст про театр я написал семь месяцев назад и я не понимаю, почему со мной вообще кто-то разговаривает.
Кто бы мог подумать, животворящий город Пермь и так далее.
Вчера сообщают: «виктор, с вами хочет познакомиться Владимир Львович Гурфинкель, сможете прийти пораньше на спектакль?» Чего, думаю, вообще, алло. Где я и где, понимаешь, это самое. Ну ладно, побрился как человек, прихожу сквозь дождь и грозы. Гурфинкель сразу принялся ругать, – в кабинете был гость, так он ему рассказывает: «вилисов бы победил на чемпионате скунсов, что ему не нравится – всё обзывает, что думает, то и пишет». Начитались, говорит, в театре-театре вас уже до тошноты. Потом стал дарить подарки. Я такой думаю: ну, задабривают, чтоб меньше ругался. Потом говорит, мол, продолжайте в том же духе. Ну, думаю, слава богу, можно и дальше скандалить.
В антракте «Калигулы» развиртуализировались с Мариной Давыдовой, а потом всех резонансных критиков позвали в режиссёрские хоромы, я сел в уголочек среди Марины Юрьевны, Андрея Пронина и ещё двоих товарищей (потом ещё и Мильграм пришел руки жать) и сидел как идиот: здравствуйте, я витичка вилисов, мне двадцать два годика, свой первый текст про театр я написал семь месяцев назад и я не понимаю, почему со мной вообще кто-то разговаривает.
Кто бы мог подумать, животворящий город Пермь и так далее.