Комикс-опера Владимира Раннева многослойна во всех смыслах. Опишем только визуальную многослойность. Низкий и широкий портал сцены перекрывает прозрачное стекло, обращенное под острым углом к зрительному залу, второе стекло, так же под острым углом, обращено к заднику. Две эти прозрачные плоскости сходятся в центре сцены.
На лицевой плоскости в течение действия появляются проекции исполнительниц, расположившихся в оркестровой яме (сколько их – одна, две, десять? – станет ясно только на поклонах) – это первый слой. Комиксовые бабблы с текстом жуткого рассказа Мамлеева «Жених» и видеоарт с буквальной его иллюстрацией – слой второй. Чуть ли не двухмерные исполнители, взаимодействующие с бабблами по Мамлееву, но исполняющие при этом акапельно оперу по Чехову («Степь») – слой третий. Все слои прозрачные и при наложении друг на друга дают визуальную глубину. Музыкальный слой и смыслы обоих текстов формируют совсем уж безграничные пространства.
Вот тут бы и поговорить о музыкальной составляющей, ведь это опера. Но мы не умеем; не обладаем инструментарием. Поэтому перейдем к постыдному неймдроппингу. Опера Раннева производит эффект сопоставимый с балабановским «Грузом 200». Удар – ты лежишь и ловишь воздух ртом.
На лицевой плоскости в течение действия появляются проекции исполнительниц, расположившихся в оркестровой яме (сколько их – одна, две, десять? – станет ясно только на поклонах) – это первый слой. Комиксовые бабблы с текстом жуткого рассказа Мамлеева «Жених» и видеоарт с буквальной его иллюстрацией – слой второй. Чуть ли не двухмерные исполнители, взаимодействующие с бабблами по Мамлееву, но исполняющие при этом акапельно оперу по Чехову («Степь») – слой третий. Все слои прозрачные и при наложении друг на друга дают визуальную глубину. Музыкальный слой и смыслы обоих текстов формируют совсем уж безграничные пространства.
Вот тут бы и поговорить о музыкальной составляющей, ведь это опера. Но мы не умеем; не обладаем инструментарием. Поэтому перейдем к постыдному неймдроппингу. Опера Раннева производит эффект сопоставимый с балабановским «Грузом 200». Удар – ты лежишь и ловишь воздух ртом.
На сцене стоит застеленный газетами поминальный стол. Зрители и актеры (перформеры/акторы) рассаживаются в случайном порядке, разливают друг другу морс, угощаются пирожками, Ксения Перетрухина («Золотая Маска» за лучшую работу художника) варит сардельки.
Театр Всеволода Лисовского располагается на приграничных с современным искусством территориях. Сам комиссар Лисовский любые границы презирает и в своих экспериментах довольно далеко уходит в перформанс и хэппенинг.
В новой же работе Лисовский разрабатывает принципиально иной формат: его «Поминки по Бертольту» обладают ключевыми чертами ритуального действия (уже само название предполагает обрядовость). Зритель может абсолютно свободно вмешиваться в ход действия и высказывать свое ко всему отношение. Тут-то и кроется то, что делает «Поминки по Бертольту» ритуалом и принципиально отличает от спектакля или перформанса. Это – функция зрителя; точнее то, что зритель перестает быть зрителем.
Перформанс от спектакля отличается уровнем присутствия зрителя; перформанс предполагает совместное действие зрителя и перформера, создающее энергетическое поле между ними. Спектакль, напротив, воздействие на зрителя. В ритуале же вообще нет функции зрителя; даже зрительского пространства нет. В «Поминках по Бертольту» все сидят за одним столом, никакого театрона и привычной иерархии. Ты можешь ничего вообще не высказывать, а только пить (или не пить) морс, но ты все равно уже не зритель, ты – пусть и пассивный, но участник ритуала.
Принципиальные отличия касаются и активных участников ритуала. Если в театре, так или иначе, подразумевается перевоплощение, то ритуальное действие требует от участника оставаться самим собой. Что бы участники ни делали – разыгрывали ли сцену из Брехта, делали ли доклад на тему «эстетика Брехта в творчестве режиссера Б.» или «Эрвин Писктор – отец политического театра», говорили ли о сродстве душ с Брехтом, иронизировали ли над отчуждением – делали они это, оставаясь сами собой, а не от имени персонажа.
Театр Всеволода Лисовского располагается на приграничных с современным искусством территориях. Сам комиссар Лисовский любые границы презирает и в своих экспериментах довольно далеко уходит в перформанс и хэппенинг.
В новой же работе Лисовский разрабатывает принципиально иной формат: его «Поминки по Бертольту» обладают ключевыми чертами ритуального действия (уже само название предполагает обрядовость). Зритель может абсолютно свободно вмешиваться в ход действия и высказывать свое ко всему отношение. Тут-то и кроется то, что делает «Поминки по Бертольту» ритуалом и принципиально отличает от спектакля или перформанса. Это – функция зрителя; точнее то, что зритель перестает быть зрителем.
Перформанс от спектакля отличается уровнем присутствия зрителя; перформанс предполагает совместное действие зрителя и перформера, создающее энергетическое поле между ними. Спектакль, напротив, воздействие на зрителя. В ритуале же вообще нет функции зрителя; даже зрительского пространства нет. В «Поминках по Бертольту» все сидят за одним столом, никакого театрона и привычной иерархии. Ты можешь ничего вообще не высказывать, а только пить (или не пить) морс, но ты все равно уже не зритель, ты – пусть и пассивный, но участник ритуала.
Принципиальные отличия касаются и активных участников ритуала. Если в театре, так или иначе, подразумевается перевоплощение, то ритуальное действие требует от участника оставаться самим собой. Что бы участники ни делали – разыгрывали ли сцену из Брехта, делали ли доклад на тему «эстетика Брехта в творчестве режиссера Б.» или «Эрвин Писктор – отец политического театра», говорили ли о сродстве душ с Брехтом, иронизировали ли над отчуждением – делали они это, оставаясь сами собой, а не от имени персонажа.
«В ГОСТЯХ. ЕВРОПА». Rimini Protokoll
Немецкая театральная группа Rimini Protokoll продолжает проблематизировать границы театра. В выходные продолжился проект «В гостях. Европа». С дефинициями, как всегда в случае с Rimini Protokoll, трудно. Социальный эксперимент? Иммерсивный политический театр? Психологический тренинг? Как ни назови, но этот поход в гости становится фактом твоей личной биографии.
Очень подробно о том, что же это было написал канал «Между искусством и театром» https://t.me/bolotyanpishet
Ильмира Болотян – куратор научного отдела в «Гараже» – одновременно и художник, занимающийся современным искусством, и исследователь театра, поэтому в канале она пишет о театре через оптику современного искусства.
Немецкая театральная группа Rimini Protokoll продолжает проблематизировать границы театра. В выходные продолжился проект «В гостях. Европа». С дефинициями, как всегда в случае с Rimini Protokoll, трудно. Социальный эксперимент? Иммерсивный политический театр? Психологический тренинг? Как ни назови, но этот поход в гости становится фактом твоей личной биографии.
Очень подробно о том, что же это было написал канал «Между искусством и театром» https://t.me/bolotyanpishet
Ильмира Болотян – куратор научного отдела в «Гараже» – одновременно и художник, занимающийся современным искусством, и исследователь театра, поэтому в канале она пишет о театре через оптику современного искусства.
Forwarded from Между искусством и театром
Спектакль «В гостях. Европа» Rimini Protokoll называют иммерсивным квестом, хотя точнее было бы назвать его настольной игрой. Иммерсивность (в значении «погружение») здесь заключается в том, что зрители приходят в квартиру, в которую вряд ли бы когда-то попали. Хозяев никто из них не знает. Все зрители, кроме тех, кто пришел компанией, видят друг друга первый раз. Место действия постоянно меняется: один спектакль – одна квартира. И это, несомненно, вызывает исследовательский интерес: каким образом меняет окружающая обстановка впечатление от того, что будет происходить за столом. Я спросила организаторов с нашей стороны, были ли какие-то необычные реакции у зрителей на пространства, в которые они попадали. Оказалось, что только однажды. Две подруги зашли в квартиру, огляделись, сказали, что не могут тут находиться, и ушли, не приняв участие в спектакле.
Просто зрителем здесь быть не получится. Нужно будет именно действовать. По инструкциям и текстам, которые будет выдавать хрупкая на вид машинка, всем своим видом напоминающая взрывное устройство (загадка, как такой вещи удается пересекать границы). Длинные тексты рассказывают о непростом пути создания Евросоюза и его отношений с другими странами, они появляются во время перехода на новый уровень. Каждый уровень – это определенный круг вопросов, который предстоит решить собравшейся группе.
За два часа участники не только узнают историю Евросоюза, но и сами превратятся в подобие объединения, будут создавать коалиции, голосовать за самые разные решения, кому-то добавлять очки, а у кого-то отбирать. Борьба за столом разыгрывается не шуточная. Ведь на кону – самый настоящий пирог, который в конце будут делить участники в зависимости от набранных очков.
Я попала на спектакль, проходившей в квартире, в которой когда-то жил советский министр. Она оказалась на удивление маленькой, из чего я сделала вывод, что министры в СССР жили скромно. Сейчас в ней живут четыре творческих человека: режиссеры, художники – потому что рядом расположен ГИТИС. Хозяева квартиры отвечали на вопросы, которые им задавали участники. Вопросы уже были заготовлены машинкой, заранее их никто не знал. В отличие от обычной светской беседы, предполагающей избегать при знакомстве вопросов, которые могут вызвать споры¸ машинка не постеснялась спросить, какие политические темы обсуждают за столом хозяева, общаются ли они с соседями и знают ли, за кого те голосовали на прошлых выборах.
Не менее не комфортные вопросы будут заданы и участникам. Кому-то из них предстоит рассказать о своей самой большой удаче (кто-то нашел идеальную няню для своих детей; кто-то вылечился от тяжелой болезни), кому-то – о своей волонтерской деятельности. Придется также раскрыть свои зарплаты и профессии. Мне, например, пришлось рассказать практически тайну всей моей жизни, о которой я никогда не рассказываю незнакомцам – о моем происхождении. Почему я это сделала? Потому что так сработало морфическое (собирательное) поле спектакля. Был задан вопрос: кому из вас пришлось скрывать свою национальность? Подняли руки два человека: один парень скрывает за границей, что он русский; а я не отвечаю на вопросы о моей национальности, потому что в ней в сочетании с моими именем и фамилией слишком все запутано, чтобы подробно рассказывать об этом не близким мне людям. Поэтому я скрыла часть правды о себе прямо во время спектакля. Однако поле сработало таким образом, что выступавшая за мной женщина озвучила историю, которая все-таки побудила меня признаться, что я и сейчас скрыла правду.
Такого типа игра напоминает чем-то расстановки по Хеллингеру, где участники начинают чувствовать некоторую связь с клиентом (в данном случае – с выступающим) и озвучивать нечто, что побуждает его раскрывать в себе проблемные зоны. Так называемое заместительное восприятие.
Не известно, имеют ли в виду этот эффект создатели спектакля, но в их работах часто заложена рефлексия на тему того «как группа принимает решение», а группа, как показывает даже игровой формат, постоянно колеблется в своих решениях,
Просто зрителем здесь быть не получится. Нужно будет именно действовать. По инструкциям и текстам, которые будет выдавать хрупкая на вид машинка, всем своим видом напоминающая взрывное устройство (загадка, как такой вещи удается пересекать границы). Длинные тексты рассказывают о непростом пути создания Евросоюза и его отношений с другими странами, они появляются во время перехода на новый уровень. Каждый уровень – это определенный круг вопросов, который предстоит решить собравшейся группе.
За два часа участники не только узнают историю Евросоюза, но и сами превратятся в подобие объединения, будут создавать коалиции, голосовать за самые разные решения, кому-то добавлять очки, а у кого-то отбирать. Борьба за столом разыгрывается не шуточная. Ведь на кону – самый настоящий пирог, который в конце будут делить участники в зависимости от набранных очков.
Я попала на спектакль, проходившей в квартире, в которой когда-то жил советский министр. Она оказалась на удивление маленькой, из чего я сделала вывод, что министры в СССР жили скромно. Сейчас в ней живут четыре творческих человека: режиссеры, художники – потому что рядом расположен ГИТИС. Хозяева квартиры отвечали на вопросы, которые им задавали участники. Вопросы уже были заготовлены машинкой, заранее их никто не знал. В отличие от обычной светской беседы, предполагающей избегать при знакомстве вопросов, которые могут вызвать споры¸ машинка не постеснялась спросить, какие политические темы обсуждают за столом хозяева, общаются ли они с соседями и знают ли, за кого те голосовали на прошлых выборах.
Не менее не комфортные вопросы будут заданы и участникам. Кому-то из них предстоит рассказать о своей самой большой удаче (кто-то нашел идеальную няню для своих детей; кто-то вылечился от тяжелой болезни), кому-то – о своей волонтерской деятельности. Придется также раскрыть свои зарплаты и профессии. Мне, например, пришлось рассказать практически тайну всей моей жизни, о которой я никогда не рассказываю незнакомцам – о моем происхождении. Почему я это сделала? Потому что так сработало морфическое (собирательное) поле спектакля. Был задан вопрос: кому из вас пришлось скрывать свою национальность? Подняли руки два человека: один парень скрывает за границей, что он русский; а я не отвечаю на вопросы о моей национальности, потому что в ней в сочетании с моими именем и фамилией слишком все запутано, чтобы подробно рассказывать об этом не близким мне людям. Поэтому я скрыла часть правды о себе прямо во время спектакля. Однако поле сработало таким образом, что выступавшая за мной женщина озвучила историю, которая все-таки побудила меня признаться, что я и сейчас скрыла правду.
Такого типа игра напоминает чем-то расстановки по Хеллингеру, где участники начинают чувствовать некоторую связь с клиентом (в данном случае – с выступающим) и озвучивать нечто, что побуждает его раскрывать в себе проблемные зоны. Так называемое заместительное восприятие.
Не известно, имеют ли в виду этот эффект создатели спектакля, но в их работах часто заложена рефлексия на тему того «как группа принимает решение», а группа, как показывает даже игровой формат, постоянно колеблется в своих решениях,
«Борис Годунов». «Коляда-театр», Екатеринбург. Режиссер Николай Коляда
Лучшее, что ты можешь сделать в Екатеринбурге – это пойти на спектакль Коляды с великим Олегом Ягодиным. Про эстетику Коляды мы уже писали. На примере посмотренного вчера «Бориса Годунова» расскажем о ключевой составляющей метода Николая Коляды – о работе с реквизитом.
У Коляды на сцене всегда куча хлама. Вот и в «Борисе Годунове» небольшая сцена завалена вилами, топорами, топорищами, матрешками всех размеров, пластиковыми наградными кубками, алюминиевыми бидонами, жестяными подносами, вувузелами, китчевыми коврами-иконами. Начиная с излюбленного плясового зачина и до конца спектакля, актеры будут производить некие необязательные действия, играть(-ся) со всеми этими предметами. Реквизит здесь становится полноценным действующим лицом. Его избыточность, нагромождение, казалось бы, случайных предметов, создают ощущение страшной серой толпы, густого морока, ощущение хаоса. В классическом театре интерпретации – а «Коляда-театр» именно такой театр, как бы он не шокировал уральских матрон – все это работает безотказно.
У Коляды на сцене всегда куча хлама. Вот и в «Борисе Годунове» небольшая сцена завалена вилами, топорами, топорищами, матрешками всех размеров, пластиковыми наградными кубками, алюминиевыми бидонами, жестяными подносами, вувузелами, китчевыми коврами-иконами. Начиная с излюбленного плясового зачина и до конца спектакля, актеры будут производить некие необязательные действия, играть(-ся) со всеми этими предметами. Реквизит здесь становится полноценным действующим лицом. Его избыточность, нагромождение, казалось бы, случайных предметов, создают ощущение страшной серой толпы, густого морока, ощущение хаоса. В классическом театре интерпретации – а «Коляда-театр» именно такой театр, как бы он не шокировал уральских матрон – все это работает безотказно.
«Без вины виноватые». Театр юного зрителя, Екатеринбург. Режиссер Григорий Дитятковский
Зацените высокотехнологичную сценографию екатеринбургского ТЮЗа. Не поверите, но все эти чмошные задники, экраны и падуги двигаются: справа налево и обратно, вверх и вниз. Не показывайте Хайнеру Гёббельсу – он тронется умом от зависти.
Отдельно отмечаем работу художников, которые вдохновлялись интерьерами убогих ресторанов в русском стиле.
В 2012 году этот спектакль номинировали на «Золотую Маску», что многое говорит о «Золотой Маске». Актеры наяривают так, что страшно (на самом деле стыдно). Актриса Светлана Замараева – хорошая актриса, но даже она не оправдывает существование этого бессмысленного спектакля.
А еще в екатеринбургском ТЮЗе есть фонограмма воды.
Отдельно отмечаем работу художников, которые вдохновлялись интерьерами убогих ресторанов в русском стиле.
В 2012 году этот спектакль номинировали на «Золотую Маску», что многое говорит о «Золотой Маске». Актеры наяривают так, что страшно (на самом деле стыдно). Актриса Светлана Замараева – хорошая актриса, но даже она не оправдывает существование этого бессмысленного спектакля.
А еще в екатеринбургском ТЮЗе есть фонограмма воды.