На прошлой неделе были в ростовском Театре 18+ на «Производстве бреда» по тексту Павла Пряжко. Рассказывать особо нечего. Вместо Пряжко получился Вырыпаев для нищих в эстетике (несимпатичного) мусорного постмодернизма.
Но у нас есть для вас и хорошие спектакли по текстам Пряжко. Вот мы тут написали
https://pluggedin.ru/open/recenziya-na-spektakly-chernaya-korobka-chto-gde-kogda-8991
Но у нас есть для вас и хорошие спектакли по текстам Пряжко. Вот мы тут написали
https://pluggedin.ru/open/recenziya-na-spektakly-chernaya-korobka-chto-gde-kogda-8991
Plugged In
Рецензия на спектакль «Черная Коробка». Что? Где? Когда?
Черный зал Центра им. Мейерхольда натурально представляет собой черную коробку. Внутри коробки 1986 год и школа-интернат. Шестеро героев – четыре школьника, учитель и женщина из медпункта
Богомолов режиссер. В «Ленкоме» снимают с репертуара спектакль «Борис Годунов» (сначала говорили, что последний раз покажут 31.03, теперь добавили показ 5.05.). Если не видели – поторопитесь. Это классический спектакль Богомолова «диванного» периода: мрачный капустник, попсовые песни, кожаный диван и заламывающий руки Миркурбанов (особое удовольствие). А еще есть гениальная сцена – «Пушкин звонит брату по скайпу». Обоих братьев играет Виктор Вержбицкий. Сидя на одном диване, он произносит реплику первого, встает, медленно идет к другому дивану, садится, произносит реплику второго. На протяжении этого диалога чувственный опыт подсказывает зрителю, что на сцене один человек, но при это зритель четко осознает присутствие двух братьев.
Богомолов чтец. В четвертой части «Сверлийцев» в Электротеатре для фанатов КЮ есть пасхалка. «Закадровый» текст за Юханановым повторяет Богомолов (кажется, кроме нас этого никто не заметил). Будет ли он в пятой части неизвестно, завтра можете проверить сами.
Богомолов литератор. Всем известно, что Константин Юрьевич почему-то позиционирует себя, прежде всего, как писателя. На этот раз он придумал многосерийный спектакль-дискуссию, в каждой новой серии которого будет обсуждать классическую литературу. Первая серия будет называться … КОНСТАНТИН ДОСТОЕВСКИЙ. 21 марта, «Новое пространство Театра Наций».
На фестивале «Территория» в прошлом октябре Богомолов уже устраивал подобные театрализованные дискуссии. Получалось беспомощно и глупо, тогда даже Юхананов не спасал.
Богомолов чтец. В четвертой части «Сверлийцев» в Электротеатре для фанатов КЮ есть пасхалка. «Закадровый» текст за Юханановым повторяет Богомолов (кажется, кроме нас этого никто не заметил). Будет ли он в пятой части неизвестно, завтра можете проверить сами.
Богомолов литератор. Всем известно, что Константин Юрьевич почему-то позиционирует себя, прежде всего, как писателя. На этот раз он придумал многосерийный спектакль-дискуссию, в каждой новой серии которого будет обсуждать классическую литературу. Первая серия будет называться … КОНСТАНТИН ДОСТОЕВСКИЙ. 21 марта, «Новое пространство Театра Наций».
На фестивале «Территория» в прошлом октябре Богомолов уже устраивал подобные театрализованные дискуссии. Получалось беспомощно и глупо, тогда даже Юхананов не спасал.
Сексистская рассылка от какого-то помоечного сайта-продавца билетов. Приглашают отведать беспримесного говна
Спектакли-долгожители – имманентная черта советско-российской театральной системы. Спектакли в отечественных репертуарных театрах идут неправдоподобно долго. В Германии, Польше и других странах со схожей репертуарной системой редко встретишь спектакли старше десяти лет. В берлинском «Шаубюне» на тридцать спектаклей в репертуаре приходится всего три старше десяти лет. В одном из самых популярных московских театров – «Мастерской Фоменко» – на 41 спектакль приходятся 12 спектаклей возрастом от 10 до 26 лет. Мало того, после смерти Петра Фоменко театр восстановил два спектакля, которые сам Фоменко давно снял.
Этот пост не о вреде репертуарной системы. Просто хотим отметить многочисленные бессмысленные попытки длить жизнь дряхлым, но худо-бедно дающим кассу спектаклям. Пример подобной гальванизации трупа – спектакль «Юнона и Авось». Спектакль появился в другом социально-общественном контексте, в другой театральной парадигме, и, если верить старожилам, 35 лет назад был прорывным и чего-то там значил. Сейчас это тухлая нежить с провалившимся носом и Дмитрием Певцовым. Но самое забавное – это неизменный sold-out. При стоимости в среднем 3-5К на ближайшие 7 показов все билеты проданы. Публика, конечно, дура, но об этом в другой раз.
Привычными для рецензий на премьерные спектакли наших театров стали намеки на то, что спектакль сыроват, но вы приходите лет через пять: артисты обживут свои роли, подучат текст и всё будет норм. Самое странное, что зачастую это именно так и работает.
Зритель! Выбирая возрастной спектакль, будь осторожен вдвойне.
А вот вам наш выбор трех долгоиграющих спектаклей, которые вроде бы еще не выветрились.
Этот пост не о вреде репертуарной системы. Просто хотим отметить многочисленные бессмысленные попытки длить жизнь дряхлым, но худо-бедно дающим кассу спектаклям. Пример подобной гальванизации трупа – спектакль «Юнона и Авось». Спектакль появился в другом социально-общественном контексте, в другой театральной парадигме, и, если верить старожилам, 35 лет назад был прорывным и чего-то там значил. Сейчас это тухлая нежить с провалившимся носом и Дмитрием Певцовым. Но самое забавное – это неизменный sold-out. При стоимости в среднем 3-5К на ближайшие 7 показов все билеты проданы. Публика, конечно, дура, но об этом в другой раз.
Привычными для рецензий на премьерные спектакли наших театров стали намеки на то, что спектакль сыроват, но вы приходите лет через пять: артисты обживут свои роли, подучат текст и всё будет норм. Самое странное, что зачастую это именно так и работает.
Зритель! Выбирая возрастной спектакль, будь осторожен вдвойне.
А вот вам наш выбор трех долгоиграющих спектаклей, которые вроде бы еще не выветрились.
ТРИ ХОРОШИХ СПЕКТАКЛЯ СТАРШЕ ДЕСЯТИ ЛЕТ
«Предпоследний концерт Алисы в стране чудес». 2003 год. Режиссер Юрий Погребничко. Театр «Около дома Станиславского». Алиса (Алексей Левинский) попадает в иррациональный мир НКВДшного и гестаповского террора. Погребничко делал интертекстуальные спектакли еще до того, как это стало мейнстримом и в те времена, когда Костя Богомолов еще в школе учился.
«Черный монах». 1999 год. Режиссер Кама Гинкас. «Московский театр юного зрителя». Ясуловичу уже под восемьдесят, а он по-прежнему материализуется из пустоты, проваливается сквозь землю и сводит с ума Маковецкого. Спектакль играют на балконе зрительного зала.
«Лес». 2004 год. Режиссер Кирилл Серебренников. МХТ. Версия Серебренникова снова актуальна. Ведь в марте потрепанная Гурмыжская опять выберет себе в мужья серое плешивое чмо. Заповедный напев, заповедная даль.
PS. Изначально в тройку входил легендарный (и действительно прекрасный) спектакль Петра Фоменко «Одна абсолютно счастливая деревня», но мы узнали цены на билеты. Рекомендовать вам спектакль от 8000 до 20000 рублей за билет было бы свинством с нашей стороны.
«Предпоследний концерт Алисы в стране чудес». 2003 год. Режиссер Юрий Погребничко. Театр «Около дома Станиславского». Алиса (Алексей Левинский) попадает в иррациональный мир НКВДшного и гестаповского террора. Погребничко делал интертекстуальные спектакли еще до того, как это стало мейнстримом и в те времена, когда Костя Богомолов еще в школе учился.
«Черный монах». 1999 год. Режиссер Кама Гинкас. «Московский театр юного зрителя». Ясуловичу уже под восемьдесят, а он по-прежнему материализуется из пустоты, проваливается сквозь землю и сводит с ума Маковецкого. Спектакль играют на балконе зрительного зала.
«Лес». 2004 год. Режиссер Кирилл Серебренников. МХТ. Версия Серебренникова снова актуальна. Ведь в марте потрепанная Гурмыжская опять выберет себе в мужья серое плешивое чмо. Заповедный напев, заповедная даль.
PS. Изначально в тройку входил легендарный (и действительно прекрасный) спектакль Петра Фоменко «Одна абсолютно счастливая деревня», но мы узнали цены на билеты. Рекомендовать вам спектакль от 8000 до 20000 рублей за билет было бы свинством с нашей стороны.
Комикс-опера Владимира Раннева многослойна во всех смыслах. Опишем только визуальную многослойность. Низкий и широкий портал сцены перекрывает прозрачное стекло, обращенное под острым углом к зрительному залу, второе стекло, так же под острым углом, обращено к заднику. Две эти прозрачные плоскости сходятся в центре сцены.
На лицевой плоскости в течение действия появляются проекции исполнительниц, расположившихся в оркестровой яме (сколько их – одна, две, десять? – станет ясно только на поклонах) – это первый слой. Комиксовые бабблы с текстом жуткого рассказа Мамлеева «Жених» и видеоарт с буквальной его иллюстрацией – слой второй. Чуть ли не двухмерные исполнители, взаимодействующие с бабблами по Мамлееву, но исполняющие при этом акапельно оперу по Чехову («Степь») – слой третий. Все слои прозрачные и при наложении друг на друга дают визуальную глубину. Музыкальный слой и смыслы обоих текстов формируют совсем уж безграничные пространства.
Вот тут бы и поговорить о музыкальной составляющей, ведь это опера. Но мы не умеем; не обладаем инструментарием. Поэтому перейдем к постыдному неймдроппингу. Опера Раннева производит эффект сопоставимый с балабановским «Грузом 200». Удар – ты лежишь и ловишь воздух ртом.
На лицевой плоскости в течение действия появляются проекции исполнительниц, расположившихся в оркестровой яме (сколько их – одна, две, десять? – станет ясно только на поклонах) – это первый слой. Комиксовые бабблы с текстом жуткого рассказа Мамлеева «Жених» и видеоарт с буквальной его иллюстрацией – слой второй. Чуть ли не двухмерные исполнители, взаимодействующие с бабблами по Мамлееву, но исполняющие при этом акапельно оперу по Чехову («Степь») – слой третий. Все слои прозрачные и при наложении друг на друга дают визуальную глубину. Музыкальный слой и смыслы обоих текстов формируют совсем уж безграничные пространства.
Вот тут бы и поговорить о музыкальной составляющей, ведь это опера. Но мы не умеем; не обладаем инструментарием. Поэтому перейдем к постыдному неймдроппингу. Опера Раннева производит эффект сопоставимый с балабановским «Грузом 200». Удар – ты лежишь и ловишь воздух ртом.
На сцене стоит застеленный газетами поминальный стол. Зрители и актеры (перформеры/акторы) рассаживаются в случайном порядке, разливают друг другу морс, угощаются пирожками, Ксения Перетрухина («Золотая Маска» за лучшую работу художника) варит сардельки.
Театр Всеволода Лисовского располагается на приграничных с современным искусством территориях. Сам комиссар Лисовский любые границы презирает и в своих экспериментах довольно далеко уходит в перформанс и хэппенинг.
В новой же работе Лисовский разрабатывает принципиально иной формат: его «Поминки по Бертольту» обладают ключевыми чертами ритуального действия (уже само название предполагает обрядовость). Зритель может абсолютно свободно вмешиваться в ход действия и высказывать свое ко всему отношение. Тут-то и кроется то, что делает «Поминки по Бертольту» ритуалом и принципиально отличает от спектакля или перформанса. Это – функция зрителя; точнее то, что зритель перестает быть зрителем.
Перформанс от спектакля отличается уровнем присутствия зрителя; перформанс предполагает совместное действие зрителя и перформера, создающее энергетическое поле между ними. Спектакль, напротив, воздействие на зрителя. В ритуале же вообще нет функции зрителя; даже зрительского пространства нет. В «Поминках по Бертольту» все сидят за одним столом, никакого театрона и привычной иерархии. Ты можешь ничего вообще не высказывать, а только пить (или не пить) морс, но ты все равно уже не зритель, ты – пусть и пассивный, но участник ритуала.
Принципиальные отличия касаются и активных участников ритуала. Если в театре, так или иначе, подразумевается перевоплощение, то ритуальное действие требует от участника оставаться самим собой. Что бы участники ни делали – разыгрывали ли сцену из Брехта, делали ли доклад на тему «эстетика Брехта в творчестве режиссера Б.» или «Эрвин Писктор – отец политического театра», говорили ли о сродстве душ с Брехтом, иронизировали ли над отчуждением – делали они это, оставаясь сами собой, а не от имени персонажа.
Театр Всеволода Лисовского располагается на приграничных с современным искусством территориях. Сам комиссар Лисовский любые границы презирает и в своих экспериментах довольно далеко уходит в перформанс и хэппенинг.
В новой же работе Лисовский разрабатывает принципиально иной формат: его «Поминки по Бертольту» обладают ключевыми чертами ритуального действия (уже само название предполагает обрядовость). Зритель может абсолютно свободно вмешиваться в ход действия и высказывать свое ко всему отношение. Тут-то и кроется то, что делает «Поминки по Бертольту» ритуалом и принципиально отличает от спектакля или перформанса. Это – функция зрителя; точнее то, что зритель перестает быть зрителем.
Перформанс от спектакля отличается уровнем присутствия зрителя; перформанс предполагает совместное действие зрителя и перформера, создающее энергетическое поле между ними. Спектакль, напротив, воздействие на зрителя. В ритуале же вообще нет функции зрителя; даже зрительского пространства нет. В «Поминках по Бертольту» все сидят за одним столом, никакого театрона и привычной иерархии. Ты можешь ничего вообще не высказывать, а только пить (или не пить) морс, но ты все равно уже не зритель, ты – пусть и пассивный, но участник ритуала.
Принципиальные отличия касаются и активных участников ритуала. Если в театре, так или иначе, подразумевается перевоплощение, то ритуальное действие требует от участника оставаться самим собой. Что бы участники ни делали – разыгрывали ли сцену из Брехта, делали ли доклад на тему «эстетика Брехта в творчестве режиссера Б.» или «Эрвин Писктор – отец политического театра», говорили ли о сродстве душ с Брехтом, иронизировали ли над отчуждением – делали они это, оставаясь сами собой, а не от имени персонажа.