ПРЕМИЯ КАНАЛА НЕМИРОВИЧ И ДАНЧЕНКО
Все вокруг спешно подводят итоги года. Подведём и мы. Главный итог – 2017 год стал самым стрёмным и позорным годом в новейшей истории отечественного театра. Потому что «Дело «Седьмой студии». На этом можно было бы разойтись. Но, как на зло, в этом году случились сильные, вдохновляющие и обнадеживающие спектакли.
Итак, обладателями нашей премии становятся:
Все вокруг спешно подводят итоги года. Подведём и мы. Главный итог – 2017 год стал самым стрёмным и позорным годом в новейшей истории отечественного театра. Потому что «Дело «Седьмой студии». На этом можно было бы разойтись. Но, как на зло, в этом году случились сильные, вдохновляющие и обнадеживающие спектакли.
Итак, обладателями нашей премии становятся:
Актриса "Гоголь-Центра" Ян Гэ передает привет в прямом эфире "Первого канала" (1:00:11) Кириллу Серебренникову
https://youtu.be/OLBqkPc59WQ?t=3611
https://youtu.be/OLBqkPc59WQ?t=3611
YouTube
Голос. 6 сезон, ФИНАЛ. (29.12.2017)
Есть железобетонный повод оторваться от салатов на каникулах.
В Москву приезжает легендарный инженерный театр АХЕ.
2 января, Тверская улица, дом 25-31, начало в 21:00.
Будет весело, мы проверяли.
https://www.youtube.com/watch?time_continue=433&v=3ndeitOCP0U
В Москву приезжает легендарный инженерный театр АХЕ.
2 января, Тверская улица, дом 25-31, начало в 21:00.
Будет весело, мы проверяли.
https://www.youtube.com/watch?time_continue=433&v=3ndeitOCP0U
YouTube
AKHE. PLUG'N'PLAY
Если в новом году вы наконец решили разобраться в истории театра, то вам повезло. В «Мастерской Фоменко» продолжается шикарный курс лекций. Бартошевич, Соловьева, Силюнас рассказывают про Шекспира, Островского и всех-всех-всех. Берите, пока дают.
http://fomenko.theatre.ru/notperformance/bartoshevich_17century/
http://fomenko.theatre.ru/notperformance/bartoshevich_17century/
Мастерская Петра Фоменко
Лекция Алексея Бартошевича: «Театр XVII века. Смена парадигм»
Перед началом спектакля многие зрители сладострастно ожидали скандала. Еще бы, ведь девиантное поведение зрителей-шакалов на премьерных показах стало почти легендарным. На отчетный показ, как назло, то ли зрители пришли понимающие, то ли они умело скрывали свое недоумение. Кто-то поцокал, кто-то похихикал в кулачок, разок кто-то попытался захлопать, призывая к действию – к счастью, безуспешно. Короче, ничего из ряда вон. Придется рассказывать про сам спектакль.
В металлическом павильоне (шедевральная сценография Ларисы Ломакиной) расположились Константин Богомолов и Елена Морозова; видит их только часть зрителей, для остальных происходящее транслируется на экран.
Многие театроведы и прочие горе-обзорщики утверждают, что первые сорок минут ничего не происходит. Наплюйте им в рот. Первую часть спектакля Морозова кашляет. Кашляет самозабвенно, до хрипоты, чем создает засасывающую атмосферу туберкулезного санатория (единственная аллюзия на роман Томаса Манна).
Партия кашля делится на три части; цезурой служат стихи Некрасова, Шаламова и Заболоцкого. Морозова трижды выходит из павильона, чтобы прочитать стихи (читает словно это вербатим). И хотя все стихи про природу, неизбывный кашель обостряет суггестивность болезненных образов: в стихах слышатся только что-то про опухшие кровавые десна, затруднение дыхания и обмороки.
Вторая часть – уже вполне конвенциональный театр текста. Постмодернисткая лабуда о смерти. Учительница сожгла своих учеников, в подражание Корчаку, ведь тот, по её мнению, избавил детей от ожидавших их в дальнейшей жизни страданий. Так в каждом скетче второй части проступают этические, моральные и правовые планы.
Если вам нужны выводы, то вот:
- во-первых, седеющий Богомолов в белой рубашке и черных брюках на ржаво-лазоревом фоне – это красиво;
- во-вторых, мы тут претендуем на мировую столицу театра, а у нас зритель по-прежнему не готов отказаться от нарратива, действие ему подавай. Сталкиваясь с театром состояния или с отдельными его элементами (в случае «Горы» - ритм, медитативность), местный зритель воспринимает это либо как провокацию, либо как попытку его обмануть.
Многие театроведы и прочие горе-обзорщики утверждают, что первые сорок минут ничего не происходит. Наплюйте им в рот. Первую часть спектакля Морозова кашляет. Кашляет самозабвенно, до хрипоты, чем создает засасывающую атмосферу туберкулезного санатория (единственная аллюзия на роман Томаса Манна).
Партия кашля делится на три части; цезурой служат стихи Некрасова, Шаламова и Заболоцкого. Морозова трижды выходит из павильона, чтобы прочитать стихи (читает словно это вербатим). И хотя все стихи про природу, неизбывный кашель обостряет суггестивность болезненных образов: в стихах слышатся только что-то про опухшие кровавые десна, затруднение дыхания и обмороки.
Вторая часть – уже вполне конвенциональный театр текста. Постмодернисткая лабуда о смерти. Учительница сожгла своих учеников, в подражание Корчаку, ведь тот, по её мнению, избавил детей от ожидавших их в дальнейшей жизни страданий. Так в каждом скетче второй части проступают этические, моральные и правовые планы.
Если вам нужны выводы, то вот:
- во-первых, седеющий Богомолов в белой рубашке и черных брюках на ржаво-лазоревом фоне – это красиво;
- во-вторых, мы тут претендуем на мировую столицу театра, а у нас зритель по-прежнему не готов отказаться от нарратива, действие ему подавай. Сталкиваясь с театром состояния или с отдельными его элементами (в случае «Горы» - ритм, медитативность), местный зритель воспринимает это либо как провокацию, либо как попытку его обмануть.