Съездила на Зимний фестиваль уличных театров в Калуге (4-6 января)! Что я заметила об уличном театре после этой поездки?
• Этот театр не столько для детей, «детские забавы», как сурово прокомментировала происходящее на Театральной площади моя мама, сколько для и от тех, кто (еще) способен на «детское» мировосприятие. Что отличает детей от взрослых - ну,в том числе? Нет деления на полезное/неполезное и есть, напротив, доверие к миру и ожидание чудес, причем чудеса случаются повсюду, это не только сказочные существа в особом мире сказок, но и удивление от явлений природы, от фокусов, от родных, появляющихся на «ку-ку». И даже когда уже ребенок понимает, что многое - игра, эта игра доставляет ему неимоверное удовольствие, она все еще схожа с чудом, чудом преображения, и на скептическое взрослое «Ну я же не … (Снегурочка, Чемпион, Снежная королева, нужное подставить)» - отнекивание от игры, в которую тебя хотят затянуть еще на полчасика, ребенок сердито проинструктирует: «Ну, как будто!!». В «как будто» есть понимание иллюзорности и одновременно радость от переключения между мирами, от игры своего воображения, от того, что ты можешь управлять миром. Ребенок – это, конечно, творец. И вот в уличном театре, где, например, тебе дают кусок туалетной бумаги, а называют его талончиком для прохода внутрь, и рамка вместо металлической - картонная (перформанс «Вход» от Картонии), радость можно схватить, только если отрешиться от скепсиса и позволить (не заставить себя, а позволить!) себе видеть
• В школьном понимании театральных занятий, и вообще в видении многих интеллигентных людей, меня всегда смущало понимание театра – как средства. Благодаря театру (просмотру спектаклей или участии в постановке) дети (да и взрослые) что-то якобы должны понять, в литературе или в жизни, театр может служить отправной точкой для разговора о важных вещах… Вообще, конечно, все это может быть. Но я в искусстве просто не могу видеть средство, это целый мир, целая оптика, которая интересна и нужна сама по себе. Уличный театр совершенно легитимно позволяет валять дурака, и это прекрасно. Позволяет он это делать и зрителям, которые по призыву каких-то персонажей в костюмах, алхимиков или еще кого, начинают бежать по площади, прыгать с безумными табличками, кидать звездочки в рот артистам, прятаться за мусорными баками (Алхимики и «Прогулка с лесными феями» от Картонии и LUMidea), позволять надевать на себя памперс и быть облитым, ловить клубы пара или толкать самодельные мобили (Театр им. Которого и Папьемашенники), и – артистам. Вообще всю прелесть театра понимаешь, конечно, когда можешь сам оказаться внутри художественного процесса. Мне вот разрешили прийти на мастер-классы, и это был, конечно, особенный кайф. Что важно: настроение там и настроение на площади не сильно отличались друг от друга, и там, и там царила, прежде всего игра.
• А еще – хотя это то ли причина, то ли следствие – коммуникация. Я спросила Сергея Корсакова на фестивале, часто ли к нему подходят из толпы, и спрашивают о чем-то – даже не зная, что он художник, о чем-то своем? Он ответил, что конечно, и что он постоянно - в коммуникации. И это действительно, такое ощущение, самый востребованный тут режим твоей настройки. В уличном театре нет четвертой стены, и ненормально будет игнорировать обращающихся к тебе людей, по делу они или нет, так что уличный артист как будто не делит себя на «в образе» и «вне» его, а пространство - на сценическое и обыденное (хочется сказать «профанное»). Я говорю «как будто», потому что разница между производственным/репетиционным процессом, конечно, есть, но для ее описания, вероятно, нужны более тонкие грани и вообще наблюдения. Авось, еще когда-нибудь и на репетиции попаду) Но уже на мастер-классе меня поразило, как легко меня впустили в свой круг и помогали-звали-включали.
• Этот театр не столько для детей, «детские забавы», как сурово прокомментировала происходящее на Театральной площади моя мама, сколько для и от тех, кто (еще) способен на «детское» мировосприятие. Что отличает детей от взрослых - ну,в том числе? Нет деления на полезное/неполезное и есть, напротив, доверие к миру и ожидание чудес, причем чудеса случаются повсюду, это не только сказочные существа в особом мире сказок, но и удивление от явлений природы, от фокусов, от родных, появляющихся на «ку-ку». И даже когда уже ребенок понимает, что многое - игра, эта игра доставляет ему неимоверное удовольствие, она все еще схожа с чудом, чудом преображения, и на скептическое взрослое «Ну я же не … (Снегурочка, Чемпион, Снежная королева, нужное подставить)» - отнекивание от игры, в которую тебя хотят затянуть еще на полчасика, ребенок сердито проинструктирует: «Ну, как будто!!». В «как будто» есть понимание иллюзорности и одновременно радость от переключения между мирами, от игры своего воображения, от того, что ты можешь управлять миром. Ребенок – это, конечно, творец. И вот в уличном театре, где, например, тебе дают кусок туалетной бумаги, а называют его талончиком для прохода внутрь, и рамка вместо металлической - картонная (перформанс «Вход» от Картонии), радость можно схватить, только если отрешиться от скепсиса и позволить (не заставить себя, а позволить!) себе видеть
трансформацию обычного в иллюзорное, условно низкого - в прекрасное
. И улыбаться тем, кто поймал волну и с тобой в одной, невидимой, банде. • В школьном понимании театральных занятий, и вообще в видении многих интеллигентных людей, меня всегда смущало понимание театра – как средства. Благодаря театру (просмотру спектаклей или участии в постановке) дети (да и взрослые) что-то якобы должны понять, в литературе или в жизни, театр может служить отправной точкой для разговора о важных вещах… Вообще, конечно, все это может быть. Но я в искусстве просто не могу видеть средство, это целый мир, целая оптика, которая интересна и нужна сама по себе. Уличный театр совершенно легитимно позволяет валять дурака, и это прекрасно. Позволяет он это делать и зрителям, которые по призыву каких-то персонажей в костюмах, алхимиков или еще кого, начинают бежать по площади, прыгать с безумными табличками, кидать звездочки в рот артистам, прятаться за мусорными баками (Алхимики и «Прогулка с лесными феями» от Картонии и LUMidea), позволять надевать на себя памперс и быть облитым, ловить клубы пара или толкать самодельные мобили (Театр им. Которого и Папьемашенники), и – артистам. Вообще всю прелесть театра понимаешь, конечно, когда можешь сам оказаться внутри художественного процесса. Мне вот разрешили прийти на мастер-классы, и это был, конечно, особенный кайф. Что важно: настроение там и настроение на площади не сильно отличались друг от друга, и там, и там царила, прежде всего игра.
• А еще – хотя это то ли причина, то ли следствие – коммуникация. Я спросила Сергея Корсакова на фестивале, часто ли к нему подходят из толпы, и спрашивают о чем-то – даже не зная, что он художник, о чем-то своем? Он ответил, что конечно, и что он постоянно - в коммуникации. И это действительно, такое ощущение, самый востребованный тут режим твоей настройки. В уличном театре нет четвертой стены, и ненормально будет игнорировать обращающихся к тебе людей, по делу они или нет, так что уличный артист как будто не делит себя на «в образе» и «вне» его, а пространство - на сценическое и обыденное (хочется сказать «профанное»). Я говорю «как будто», потому что разница между производственным/репетиционным процессом, конечно, есть, но для ее описания, вероятно, нужны более тонкие грани и вообще наблюдения. Авось, еще когда-нибудь и на репетиции попаду) Но уже на мастер-классе меня поразило, как легко меня впустили в свой круг и помогали-звали-включали.
Я в какой-то степени была, думаю, для ребят активным зрителем, участником интерактивного спектакля, но то, насколько это было легко, говорит скорее в пользу концепции возможного соучастия, партиципаторных штук и т.п. По крайней мере пока мне скорее хочется надеяться, что уличные артисты, надевая, бывало, какие-то яркие костюмы, делая себе грим, подбирая маски – не играют роль, не изображают из себя кого-то другого, более, например, приветливого и любящего детей, в общем, не надевают голливудские улыбки на выход, не скрывают себя за масками.
Для этой профессии, с постоянным контактированием с разнообразной публикой, нужно в самом деле любить людей.
Для этой профессии, с постоянным контактированием с разнообразной публикой, нужно в самом деле любить людей.
Интересные методы проведения обсуждения после спектаклей: http://loooonger.ru/discuss . Я с таким (анонимный цифровой опрос, результаты которого тут же выводятся на экран в виде, например, облака тегов) сталкивалась на онлайн-конференциях/конгрессах, когда, в отсутствие возможности живой коммуникации между участниками, особенно не спикерами, организатором хотелось создать интерактив и какую-то общую деятельность вообще. Но и для живых обсуждений это, видимо, работает хорошо, потому что как раз позволяет высказать мнение даже тем, кто говорить на публику не любит, и в то же время снижает риски узурпирования микрофона кем-то одним. Ещё, кажется, это в целом соотносится с современным ощущением некомфортности от прямого голосового контакта (когда звонить напрямую - это почти насилие, и все больше выбирают писать сообщения или отправлять голосовые, которые можно прочитать/прослушать, когда соберёшься с духом и временем, и даже если что-то пойдет не так во время записи - можно отменить/перезаписать, в общем, у всех коммуникации появляется возможность подумать перед). Но, понятно, цифра работать будет больше на условно молодую аудиторию, и главное - соблюдать баланс.
loooonger.ru
Как обсуждать спектакли — инструкция: «Группа продленного дня»
Техническая инструкция: какие инструменты использовать, чтобы на обсуждениях все говорили и всем было ок
Ассоциация театральных критиков и Ассоциация музыкальных критиков выступают против полицейского насилия в стране
Независимые профессиональные Ассоциации театральных и музыкальных критиков (АТК и АМК) выступают против полицейского насилия. Мы требуем отменить фактический запрет мирных собраний и митингов, прекратить практику незаконных задержаний и наказаний, избиений и унижений людей, собирающихся мирно и без оружия, чтобы заявить о своей гражданской позиции. Мы настаиваем на освобождении задержанных в ходе мирного протеста. Мы выражаем солидарность с теми, кто выступает за соблюдение принципов демократии, закрепленных в Конституции Российской Федерации.
Призываем коллег по цеху, критиков и практиков театра присоединиться к нашему заявлению.
http://teacrit.ru/?section=323
Независимые профессиональные Ассоциации театральных и музыкальных критиков (АТК и АМК) выступают против полицейского насилия. Мы требуем отменить фактический запрет мирных собраний и митингов, прекратить практику незаконных задержаний и наказаний, избиений и унижений людей, собирающихся мирно и без оружия, чтобы заявить о своей гражданской позиции. Мы настаиваем на освобождении задержанных в ходе мирного протеста. Мы выражаем солидарность с теми, кто выступает за соблюдение принципов демократии, закрепленных в Конституции Российской Федерации.
Призываем коллег по цеху, критиков и практиков театра присоединиться к нашему заявлению.
http://teacrit.ru/?section=323
И от лаборатории "Вокруг да около":
Дорогие подруги и друзья!
За последние две недели мы все стали свидетель_ницами невообразимого количества задержаний протестующих силовыми структурами, сопровождавшегося насилием и издевательствами над граждан_ками. Насилие — это самый ригидный и тупой способ взаимодействия, подразумевающий только одну форму ответа на него — страх и подчинение. Поэтому применение насилия государством говорит о неэффективности управления: легитимность власти тает на глазах.
Будучи горизонтальным коллективом, существующим уже более восьми лет, мы верим в силу самоорганизации и взаимной поддержки как альтернативу репрессивным централизованным госструктурам. Мы предлагаем канализировать свой гнев и негодование по поводу происходящего в коллективное действие, во взаимную заботу, в импульс личной инициативы к самоорганизации. Нам нужно запастись терпением и сделать все возможное для того, чтобы наши стихийные и текучие сети окрепли и стали более устойчивыми и стабильными. Так мы начинаем двигаться от протеста, информационно и аффективно стянутого на фигуре лидера, к протесту самоуправляемому и самоподдерживающемуся посредством локальных инициатив.
https://docs.google.com/.../1UypdO5r3VjQOVyaH2.../edit...
Мы собрали полезные ссылки на сборы средств, локальные чаты помощи задержанным, медиа, информирующие об актуальных протестных событиях, инфо-карточки для задержанных и удивительно быстро расцветающие инициативы психологической поддержки пострадавшим. Спасибо всем этим проектам! Копируйте и распространяйте! Также будем очень благодарны вашим дополнениям и комментариям в самом документе и под этим постом.
P.S.: пожалуйста, берегите себя. Любая помощь, которую вы можете оказать, ценна!
https://www.facebook.com/okolovokrug/posts/3007935432774587
Дорогие подруги и друзья!
За последние две недели мы все стали свидетель_ницами невообразимого количества задержаний протестующих силовыми структурами, сопровождавшегося насилием и издевательствами над граждан_ками. Насилие — это самый ригидный и тупой способ взаимодействия, подразумевающий только одну форму ответа на него — страх и подчинение. Поэтому применение насилия государством говорит о неэффективности управления: легитимность власти тает на глазах.
Будучи горизонтальным коллективом, существующим уже более восьми лет, мы верим в силу самоорганизации и взаимной поддержки как альтернативу репрессивным централизованным госструктурам. Мы предлагаем канализировать свой гнев и негодование по поводу происходящего в коллективное действие, во взаимную заботу, в импульс личной инициативы к самоорганизации. Нам нужно запастись терпением и сделать все возможное для того, чтобы наши стихийные и текучие сети окрепли и стали более устойчивыми и стабильными. Так мы начинаем двигаться от протеста, информационно и аффективно стянутого на фигуре лидера, к протесту самоуправляемому и самоподдерживающемуся посредством локальных инициатив.
https://docs.google.com/.../1UypdO5r3VjQOVyaH2.../edit...
Мы собрали полезные ссылки на сборы средств, локальные чаты помощи задержанным, медиа, информирующие об актуальных протестных событиях, инфо-карточки для задержанных и удивительно быстро расцветающие инициативы психологической поддержки пострадавшим. Спасибо всем этим проектам! Копируйте и распространяйте! Также будем очень благодарны вашим дополнениям и комментариям в самом документе и под этим постом.
P.S.: пожалуйста, берегите себя. Любая помощь, которую вы можете оказать, ценна!
https://www.facebook.com/okolovokrug/posts/3007935432774587
Facebook
Log in to Facebook
Log in to Facebook to start sharing and connecting with your friends, family and people you know.
Forwarded from Между искусством и театром
Ну что, когда все успокоились, наконец, по поводу директора ЦИМа (то-то же) могу, наконец, выложить текст про спектакль «Space X» "театра post" - ситуацию, где само пространство становится драматургом. По ссылке - немного впечатлений и короткое интервью с драматургом Екатериной Августеняк:
#спектаклицима #жест
https://telegra.ph/Space-X-teatra-post-v-CIMe-02-16
#спектаклицима #жест
https://telegra.ph/Space-X-teatra-post-v-CIMe-02-16
Telegraph
«Space X» театра post в ЦИМе
Ильмира Болотян
Пожалуй, в Space X мне больше всего понравилось это «X» - мы уже привыкли к этому значку в названиях спектаклей Rimini Protokoll, где X означает потенциально бесконечную серию, Remote X - Remote Paris, Remote Saint-Petersburg, Remote Moscow… И вот теперь есть свой спектакль-серия, спектакль не только про пространство, но спектакль-исследование пространства, разного пространства, начиная с большого зала Центра им. Мейерхольда.
Тут стоит сказать, что ЦиМу исследовать свое пространство и отношения с ним, в том числе на уровне телесном, не впервой: в «Остановке зимним вечером у леса» Татьяна Гордеева и Екатерина Бондаренко приглашали зрителей к хореографическому и в целом перформативному проживанию, вчувствованию пространства не 5-го, но 4-го этажа, где нужно было еще до начала написать, какое движение кажется возможным совершить в кафе - в зеленом фойе, и перформерки потом эти движения осуществляли - уже в зале, и было любопытно и думать, и ощущать разность пространств через этот физический и субъектный сдвиг. Еще там писали ощущения от пространства, которые потом зачитывались на спектакле и вплетались в его ткань - вместе с пересказом разных идей и текстов о соотношении тела и города. Получается, что Space X соотносит какие-то разные пространства, московские, питерские и возможные другие, но и сам оказывается в парадигме со спектаклями-исследованиями и вообще просто практиками, бывшими в этих пространствах до них. Ну вот с «Родиной» хотя бы, где зрители в антракте шли к стенам и читали на них выставленные плакаты и записи, и обходили его по кругу, так что ощущения себя, своего тела, в театральном зале становилось каким-то совершенно другим, не бинарным.
А еще вот держу я полароидный снимок кусочка стены ЦиМа перед собой, под номером 56, доставшийся мне во время Space X, и думаю о том, что кирпичный декор, который даже не обязательно натурально-кирпичный, о чем мы узнаем в том числе из спектакля, ассоциируется у меня не только с ЦиМом, а еще и с СТИ, и с ГИТИСом, вообще - с театром… И синекдоха, занятие только малой части стенки, случайная выборка, позволяет как раз проецировать этот снимок на какую угодно театральную стену благодаря своей абстрактности и отсутствию конкретно-цимовских опознавательных знаков.
Так что для меня в каком-то смысле Space X оказался про масштаб.
И, конечно, про классную человеческую возможность, или даже потребность, все наполнять смыслом. Нет, правда, магия, как из ответов зрителей на общие вопросы в sli.do получается зачитывать тут же совершенно драматургические строчки, так что смеешься и плачешь. И никакого одного автора как будто не надо.
Как будто - потому что вместо авторства строк авторы спектакля из театра Post предлагают схемы, сценарий действий, и именно четкость исполнения и вообще исполнение их - создает ритм и цельность. И зрители включаются в игру, и идут именно к своим номерам у неровно (но по своему порядку) расставленных кресел, и придумывают иногда какие-то свои действия поверх (собирать упавшие шарики, скажем), но оно тоже идет в еще один слой. И так заполняется людьми и смыслами все пространство, такое большое и пустое, на первый взгляд.
Чертежи же, планы зданий, проецирующиеся на потолке в конце, кажутся такой естественно-postìовской штукой, что удивительно, как этого не было раньше. Есть в этом минималистичном наложении планов ЦиМа и планов Капитолия, Стоунхенджа, Эйфелевой башни или первобытных шалашей что-то такое одновременно страшно рационалистическое и страшно случайное, что свойственно именно этому театру, экстаз от выверенной гармонии игрового ума.
Тут стоит сказать, что ЦиМу исследовать свое пространство и отношения с ним, в том числе на уровне телесном, не впервой: в «Остановке зимним вечером у леса» Татьяна Гордеева и Екатерина Бондаренко приглашали зрителей к хореографическому и в целом перформативному проживанию, вчувствованию пространства не 5-го, но 4-го этажа, где нужно было еще до начала написать, какое движение кажется возможным совершить в кафе - в зеленом фойе, и перформерки потом эти движения осуществляли - уже в зале, и было любопытно и думать, и ощущать разность пространств через этот физический и субъектный сдвиг. Еще там писали ощущения от пространства, которые потом зачитывались на спектакле и вплетались в его ткань - вместе с пересказом разных идей и текстов о соотношении тела и города. Получается, что Space X соотносит какие-то разные пространства, московские, питерские и возможные другие, но и сам оказывается в парадигме со спектаклями-исследованиями и вообще просто практиками, бывшими в этих пространствах до них. Ну вот с «Родиной» хотя бы, где зрители в антракте шли к стенам и читали на них выставленные плакаты и записи, и обходили его по кругу, так что ощущения себя, своего тела, в театральном зале становилось каким-то совершенно другим, не бинарным.
А еще вот держу я полароидный снимок кусочка стены ЦиМа перед собой, под номером 56, доставшийся мне во время Space X, и думаю о том, что кирпичный декор, который даже не обязательно натурально-кирпичный, о чем мы узнаем в том числе из спектакля, ассоциируется у меня не только с ЦиМом, а еще и с СТИ, и с ГИТИСом, вообще - с театром… И синекдоха, занятие только малой части стенки, случайная выборка, позволяет как раз проецировать этот снимок на какую угодно театральную стену благодаря своей абстрактности и отсутствию конкретно-цимовских опознавательных знаков.
Так что для меня в каком-то смысле Space X оказался про масштаб.
И, конечно, про классную человеческую возможность, или даже потребность, все наполнять смыслом. Нет, правда, магия, как из ответов зрителей на общие вопросы в sli.do получается зачитывать тут же совершенно драматургические строчки, так что смеешься и плачешь. И никакого одного автора как будто не надо.
Как будто - потому что вместо авторства строк авторы спектакля из театра Post предлагают схемы, сценарий действий, и именно четкость исполнения и вообще исполнение их - создает ритм и цельность. И зрители включаются в игру, и идут именно к своим номерам у неровно (но по своему порядку) расставленных кресел, и придумывают иногда какие-то свои действия поверх (собирать упавшие шарики, скажем), но оно тоже идет в еще один слой. И так заполняется людьми и смыслами все пространство, такое большое и пустое, на первый взгляд.
Чертежи же, планы зданий, проецирующиеся на потолке в конце, кажутся такой естественно-postìовской штукой, что удивительно, как этого не было раньше. Есть в этом минималистичном наложении планов ЦиМа и планов Капитолия, Стоунхенджа, Эйфелевой башни или первобытных шалашей что-то такое одновременно страшно рационалистическое и страшно случайное, что свойственно именно этому театру, экстаз от выверенной гармонии игрового ума.
Меж тем, тихо началась Золотая Маска, и сыграли первый спектакль программы «Маска плюс» - «Зона красоты» (идет еще сегодня). Театр из Новосибирска «Понедельник выходной» обнаружил, что в новосибирской женской колонии существует конкурс красоты, и, благодаря Году театра, режиссеру Сергею Дроздову даже разрешили ходить в ИК-2 брать интервью у заключенных девушек - в обмен на помощь в том самом конкурсе, подготовке к представлению.
Шесть актрис рассказывают взятые истории от первого лица практически в отсутствии декораций (только сверкающие шторки-дождики, рифмующиеся с клетками и одновременно с условным гламуром), с емким приемом «обратного стриптиза», как это определили зрители на обсуждении: выходя на середину сцены в интересных, разных черных нарядах, они раздеваются до одинаковых темно-зеленых роб. В фойе филиала Пушкинского можно посмотреть на мини-выставку фотографий: реальные прототипы на одной стороне карточки в тюремной одежде, а переворачиваешь - те же девушки, но с макияжем и в красивых платьях. Такую фотосессию организовал режиссер для этих девушек, пригласив профессиональных фотографов и визажиста, - и это был, как он сам говорит, достаточно важным для них событием, потому что в условиях колонии сложно проявлять и даже не забывать про собственную женственность и уникальность. «зеленое больше в жизни не надену».
Для зрителей и актеров этот спектакль был, кажется, не менее терапевтичным или вообще условно «социальным». Многие говорили, что спектакль важно показывать, молодежи и не только, разбивать образ опасных зэчек, якобы других («они правда так без мата говорят?», «да они же обычные, и я сама такая вот дурочка»). Колония оказывается местом, про которое скорее принято молчать или стереотипно что-то думать, не интересуясь ни приведшими туда историями, ни условиями заключения, ни тем, что происходит с девушками потом. Правда, хотя этот вопрос - а что потом? они же не ужасные, но нужно же им помогать потом, не чураться, наоборот, после такой-то жизни, целых лет в ситуации охраняющий-охраняемые, когда добро воспринимается как из ряда вон выходящее событие, – звучал от актрис в том числе, спектакль забирается только на первую ступень – показать, что там не другие, что там люди. Об условиях жизни в самой колонии говорится очень мало, о конкурсе тоже – кто их оценивает? Действительно ли выигравшей снимают профучеты? Кто вообще и зачем это придумал?
Тем не менее, спектакль видится важным, и когда входит связь с повесткой домашнего насилия, например, - особенно явной делает мысль, что от тюрьмы обычных людей отделяет совсем не так много.
Эстетически же главным становится вопрос, что такое документальность. Потому что истории эти воссоздаются такими же, какими их произнесли прототипы, то есть вербатим вроде в чистом виде. Но эти истории не могут не напоминать сторителлинг, потому что сами рассказчицы повествование это явно уже сформировали, отпрактиковали, выстроили в сюжет с собой в главной роли, и выбирают тот фокус собственной истории, которая им кажется как бы выигрышной. Не обязательно это происходит сознательно, но сконструированность сюжетов очевидна. Какие-то прорывы, когда человек забывается и доходит до действительно болезненной для него и сейчас части, случаются, но девушки быстро возвращаются на круги своя, круги своего сюжета. Тем не менее, актрисы играют исходя из того, что им верят, и, может, это не самый плохой ход. Театрализованность историй и речи все равно видна – и постоянным отстранением ее в куб возводить было бы, пожалуй, чересчур. Между рассказыванием историй (кто-то сравнил их с оскаровскими речами) девушки возвращаются в «клетки» и совершают пластические этюды, один из которых - жуткие улыбки в стиле «Джокера» (придуманные, правда, до выхода фильма, уточняет режиссер) –воздействуют на неравнодушного зрителя не хуже самого текста.
Шесть актрис рассказывают взятые истории от первого лица практически в отсутствии декораций (только сверкающие шторки-дождики, рифмующиеся с клетками и одновременно с условным гламуром), с емким приемом «обратного стриптиза», как это определили зрители на обсуждении: выходя на середину сцены в интересных, разных черных нарядах, они раздеваются до одинаковых темно-зеленых роб. В фойе филиала Пушкинского можно посмотреть на мини-выставку фотографий: реальные прототипы на одной стороне карточки в тюремной одежде, а переворачиваешь - те же девушки, но с макияжем и в красивых платьях. Такую фотосессию организовал режиссер для этих девушек, пригласив профессиональных фотографов и визажиста, - и это был, как он сам говорит, достаточно важным для них событием, потому что в условиях колонии сложно проявлять и даже не забывать про собственную женственность и уникальность. «зеленое больше в жизни не надену».
Для зрителей и актеров этот спектакль был, кажется, не менее терапевтичным или вообще условно «социальным». Многие говорили, что спектакль важно показывать, молодежи и не только, разбивать образ опасных зэчек, якобы других («они правда так без мата говорят?», «да они же обычные, и я сама такая вот дурочка»). Колония оказывается местом, про которое скорее принято молчать или стереотипно что-то думать, не интересуясь ни приведшими туда историями, ни условиями заключения, ни тем, что происходит с девушками потом. Правда, хотя этот вопрос - а что потом? они же не ужасные, но нужно же им помогать потом, не чураться, наоборот, после такой-то жизни, целых лет в ситуации охраняющий-охраняемые, когда добро воспринимается как из ряда вон выходящее событие, – звучал от актрис в том числе, спектакль забирается только на первую ступень – показать, что там не другие, что там люди. Об условиях жизни в самой колонии говорится очень мало, о конкурсе тоже – кто их оценивает? Действительно ли выигравшей снимают профучеты? Кто вообще и зачем это придумал?
Тем не менее, спектакль видится важным, и когда входит связь с повесткой домашнего насилия, например, - особенно явной делает мысль, что от тюрьмы обычных людей отделяет совсем не так много.
Эстетически же главным становится вопрос, что такое документальность. Потому что истории эти воссоздаются такими же, какими их произнесли прототипы, то есть вербатим вроде в чистом виде. Но эти истории не могут не напоминать сторителлинг, потому что сами рассказчицы повествование это явно уже сформировали, отпрактиковали, выстроили в сюжет с собой в главной роли, и выбирают тот фокус собственной истории, которая им кажется как бы выигрышной. Не обязательно это происходит сознательно, но сконструированность сюжетов очевидна. Какие-то прорывы, когда человек забывается и доходит до действительно болезненной для него и сейчас части, случаются, но девушки быстро возвращаются на круги своя, круги своего сюжета. Тем не менее, актрисы играют исходя из того, что им верят, и, может, это не самый плохой ход. Театрализованность историй и речи все равно видна – и постоянным отстранением ее в куб возводить было бы, пожалуй, чересчур. Между рассказыванием историй (кто-то сравнил их с оскаровскими речами) девушки возвращаются в «клетки» и совершают пластические этюды, один из которых - жуткие улыбки в стиле «Джокера» (придуманные, правда, до выхода фильма, уточняет режиссер) –воздействуют на неравнодушного зрителя не хуже самого текста.
Про спектакли «Пока все дома» и «Северное сияние» и вообще про границы и доверие в спектакле с участием зрителя написала тут.
https://telegra.ph/Spektakli-razgovory-04-18
https://telegra.ph/Spektakli-razgovory-04-18
Telegraph
Спектакли-разговоры
Уже много лет один из основных критериев художественного впечатления для меня - это необязательность произведения. И его, наверно, незавершенность. Вот как бы странно это ни звучало. Когда спектакль кажется отточенным от начала до конца, когда видно, как…