Марина Давыдова:

"Пока в Украине идет война, в России совершается "культурная революция".
Предлагаю подвести некоторые (промежуточные) ее итоги.
В российском театре больше не работают:
– Кирилл Серебренников
– Дмитрий Крымов
– Римас Туминас
– Миндаугас Карбаускис
– Тимофей Кулябин
– Максим Диденко
– Филипп Григорян
– Семен Александровский
– Илья Мощицкий
– Ксения Перетрухина
– Вера Мартынов
– Михаил Дурненков
– Ася Волошина
– Саша Денисова
– Чулпан Хаматова
– Александр Вартанов
– талантливого и мужественного Сергея Левицкого не только уволили, на него завели "дело"
– ЦИМа, каким мы его знали и любили, больше нет
– выход журнала ТЕАТР "приостановлен"
– Виктора Рыжакова уже фактически "ушли" из "Современника".
– а сегодня в Москве уничтожен один из лучших театров Европы с уникальной труппой и грандиозным репертуаром – "ГОГОЛЬ-ЦЕНТР"!
Зачистка, как несложно догадаться, будет тотальной, но впечатляет скорость, с которой она происходит.
Даже товарищу Сталину, чтобы уничтожить русский авангард, понадобились годы, а нынешние хунвейбины с помощью своих анонимными телеграм-дацзыбао управились фактически за несколько месяцев.
Они наверняка не только получат за это тринадцатую зарплату, но и будут гореть в аду.
Хорошо бы поскорее и поярче".

Хочу сохранить себе и вам это послание Анатолия Белого, из фб:

"Да, я уехал. Да, ушёл из театра и вообще отовсюду. Руководствуясь понятием профессиональной чести, дослужил, доиграл, скрипя зубами и стиснув зубы, свой 20-й сезон в родном МХТ, чтобы не подставлять театр, и вырвал его из себя с кровью. Потому что больше не могу оставаться в стране, которая ведёт подлую, неправедную, страшную, кровавую войну. Не могу делать вид, что ничего не происходит, не могу видеть смеющихся в летних кафе людей, не могу слышать весёлую музыку, льющуюся из открытых дверей. Не могу больше молчать.
Мою страну выбили из под ног вместе с людьми, которых я считал друзьями (остались единицы), вместе с теми, кому я играл со сцены, наивно полагая, что хоть как- то действую на их души и сердца. Дурак.
Я высказал свою позицию в начале войны и на Дожде, и у себя в соцсетях. Обрушилась такое количество зла и ненависти, что я понял- это бесполезно, действительно большинство za. И я замолчал. Наверное, меня можно назвать пораженцем. Но я правда думаю, что мы проиграли в этой битве. Мы- это культура, это те, кто думал и надеялся на демократическое развитие своей страны. Нас мало. И нас можно сдуть с лица земли и истории очень легко. Мы не нужны России. Очень жаль. Потому что в России большое количество прекрасных людей. Красивых людей. Но тьмы больше.
Это горькая правда, но её надо принять. Самое главное моё слово в этом тёмном времени- разочарование. Оно очень глубокое и разностороннее. Разочарование в природе человека, в победе звериного бессознательного над слабым разумом. Тьма рулит. Сразу предвосхищу такого рода мысли- я не превозношу себя, я не на белом коне, я сам выхожу из своего египта каждый день и многое не удаётся. Но я стараюсь.
Наверное, я из тех, кто не может смеяться после Аушвица. Тот был исторически далеко и не так ощущался, но вот он пришёл в мою жизнь. Пришёл неожиданно и страшно. И как с этим жить- пока не знаю. Я пессимист и думаю, что тьма, пришедшая на русскую землю, очень надолго. На мой век её хватит точно.
Сегодня с утра ракета упала в Виннице. Погибли взрослые, дети. Я родился в Винницкой области. С 24 февраля у меня внутри огромный камень, он давит и сердце моё болит каждый день. Нет войне.
Перечитал текст. Много буквы я. Это для меня несвойственно, но сейчас нужно. Видимо, самоидентификация.
Если под этим постом вы захотите написать гадость, сначала подумайте,пожалуйста".

в одном месте - кто занял места уволенных руководителей театров, и что театр прямо сейчас теряет

Спасибо Алексею Киселеву
https://daily.afisha.ru/brain/23613-gogol-centr-cim-i-drugie-kto-zanyal-mesta-uvolennyh-rukovoditeley-teatrov/

Прекрасная Полина Бородина записала подкаст с Олегом Михайловым - драматургом, живущим в Харькове, документирующим действительность обстреливаемого города и не теряющим чувство юмора. Силища. (Нет, реально, страшно читать его страницу и одновременно страшно хочется жить и чтобы жизнь победила.)
https://anchor.fm/stopslovo/episodes/ep-e1m15jl

ТРЕТИЙ ОНЛАЙН-ФЕСТИВАЛЬ «ПОЛИТИКА КУЛЬТУРЫ» 14.08

Искусство — это инструмент для публичной реакции на социальные, политические и любые другие процессы. История искусства — хранилище таких инструментов. На фестивале мы расскажем и покажем, как разные арт-практики в разное время и в разных местах вели свое сопротивление. Лекции фестиваля пройдут в Zoom’е, а спектакль и фильм присланы ссылкой на видео.

Все вырученные за счет фестиваля средства будут переведены на финансовую, юридическую и психологическую помощь бежен_кам, мигрант_кам и тем людям, которые были вывезены в Россию из Украины.

ПРОГРАММА НА 14 АВГУСТА:

12:00 — Театр и государство: история симбиоза. Лекция Елены Ковальской

13:30 — Социальный театр в России после революции. Лекция Валерия Золотухина

15:00 — Феминистское искусство как протест. Лекция Марины Исраиловой

16:30 — Bias In, Bias Out. Социальные предрассудки и искусственный интеллект. Лекция Дениса Протопопова

До начала фестиваля вы также можете приобрести доступ к записям проектов швейцарского режиссера Мило Рау — фильму The New Gospel и спектаклю Grief & Beauty. Вместе с ними вы получите 15-минутную лекцию театрального критика и куратора Юлии Клейман о Мило Рау.

https://vnchkaa.notion.site/14-08-f5637e001b9b4071a7b724e016433530

#французскийтеатр
#уличныйтеатр
Дали бейдж профессионала - и я решила сходить на мастер-класс любимых ktha, которые на этом Орийаке в течение 84 часов без перерыва читали свой последний текст On veut, буквально "Хочется", о том, чего мы хотим - крова, любви, маминых объятий, быть свободными, мира - с подключением внешних *любителей* людей. В центре площади стоят маленькие вертящиеся постаменты, и вот на такой и нужно было забраться - чтобы в фирменном стиле ktha искать взгляды зрителей и прохожих (смотреть можно только на живых существ, и смотреть активно, чтобы был именно контакт), и говорить им текст - отрывок из того, что написал драматург Николя Веркен. Самое милое, что я слышала, это что зрители, пришедшие в первый раз, думают, что это не написанный заранее текст, а то, что хочется сказать участникам в данный момент. Когда петля текста естественным образом выводит на повтор, становится не так интересно, но на самом деле, во-первых, редко кто остаётся смотреть более часа, а во-вторых, текст все равно такой, что легко себя с ним ассоциируешь, и искренность следует скорее из этого контакта между конкретными людьми, здесь и сейчас, слова одни и те же значат как будто разное в зависимости от того, кому ты это говоришь, и с кем - главное - ты захотел поделиться ими. Новые участники, как я, могут встроиться в петлю и сказать тот текст, который успели выучить (можно и одну строку) в нужном месте, но могут также произнести его и просто когда захотят. Одновременно может звучать разный текст (а может быть и эхом тот же с разных постаментов), так что нет боязни встрять и все испортить, и так как нет подзвучки, то говоришь действительно кому-то одному, кто оказывается перед тобой.
Ощущение маленького чуда - когда говоришь зрителю, которого видишь в первый раз в жизни: "Хочется услышать "я люблю тебя" - и он говорит "Я люблю тебя" в ответ.
Хочется остаться, хотя бы ненамного, детьми
Хочется уйти, убежать
Хочется надежды
Хочется завтра

❤️

#французскийтеатр #уличныйтеатр

В спектаклях сейчас - и это отражает, конечно, общественный запрос - очевидно важной темой является отношение со своими корнями, с историей предков, принятие внутреннего другого и своей многокультурности. В Шалоне я видела спектакль Nenna, где молодая девушка рассказывала о своей алжирской бабушке (ее как раз и зовут Ненна), и через попытку повторить ее фирменное блюдо - лепешки msemen - приходила к рассказу о том, как бабушка с дедушкой бежали из Алжира, и важно было не только визуально повзаимодействовать с мукой (мука всегда смотрится эффектно, признаем), но найти общее детское впечатление (может, не мсемен, но пирожки/блинчики/лапшу от бабушки представили, думаю, почти все) и общую практику. Одной из таких общих практик стал переход с одного берега на другой (в нашем случае - с одной стороны улицы на другую), пересекаете невидимой границы. «А, забыла сказать: Если среди вас есть возлюбленные, разделитесь!»; «Посмотрите на лица друг друга, может быть, это последний раз, когда вы видитесь», - создавала атмосферу актриса. И ты просто переходил дорогу, но как будто правда немного переживал опыт покидания своей точки, опыт ухода из своего пространства, на которое ты больше как будто не имеешь права. Потому что дедушка героини не просто был алжирец, он служил Франции и был вынужден уехать, когда Алжир завоевал независимость и он стал для своей родины предателем (а кто не сбежал, кого «бросил Де Голль» - был замучен в пытках). А жене просто сказал: уезжаем, сейчас, по крайней мере я уезжаю с дочерьми, решай. И вот они уехали
- туда, где, казалось, они как раз будут свои, но в материковой Франции они оставались чужими. «В Алжире они были французами, а пересекли Средиземноморское море, и паф - уже алжирцы во Франции. Магия, да?» И мешки в руках зрителей - это и мешки с мукой, и мешки с вещами, которые на спех успеешь собрать в дорогу, и мешки воспоминаний, которые тащишь за собой, куда бы ни ехал…

Мне показалось смелым, что проговаривалась такая неочевидная история семьи, и спектакль как будто был публичным опытом присвоения собственной истории и своей двойной идентичности, опытом контакта с алжирской частью себя. И если начинался текст с нескольких типичных фраз типа Cалам Алейкум, «это все, что я знаю по-арабски», то заканчивался рассказом о том, какие слова из французского и из арабского любит героиня, и на арабском это был уже не тривиальный рауи - сказитель. Была такая и песня Raoui, и оттуда героиня напоминает такие слова, очевидно рифмующиеся с ее собственным намерением:

Расскажи, как рассказывали тебе
Не добавляя, не убавляя
Помни, что мы запомним
Расскажи, чтобы мы забыли нашу реальность
Опрокинь нас в « за тридевять земель »

Путешествие из Франции в Алжир, из Алжира во Францию. Из настоящего в прошлое и обратно. Без суда над прошлым - но с вниманием к нему и любовью к родным (и все-таки важно, что рассказ был прежде всего о бабушке, а не о дедушке, это еще и о доле следовать за). Наверно, не ко всем биографиям такой рецепт применим - то тут это показалось очень человечно.

Дорогие полписчики, скажите честно, насколько вам будет интересно читать здесь - про французский уличный (может, и не только) театр? Потому что ближайшее время я смогу только про него и писать, наверно. И вот думаю, а надо ли? Но пара постов вас точно ждёт.

___
Тема миграции, беженцев - важнейшая тема в современном европейском театре. Во Франции я вижу ее в каждом третьем, наверно, спектакле. Современные из Сирии и Африки, про украинцев еще нет - но почти уверена, что тоже будут, и «исторические » - так, спектакль театральной компании Action d’espace (букв. «Действие пространства э») «Мы будем свободны» рассказывает об исходе республиканцев из Испании в ходе Гражданской войны, исходе - La Retirada – прежде всего как раз во Францию. В спектакле сплетаются разные техники и жанры, тут и танец, и рассказ, и элементы экскурсии - и эмоции в диапазоне от нежности до тревоги.
Идея спектакля, насколько я поняла, шла от университета Монпелье - и в спектакле важным стало показать материалы, которые изучали сами артисты, готовясь к спектаклю. Фотографии из лагерей беженцев, книги о Гражданской войне в Испании, о Франко, о терроре - с комментариями артистов, с выделенными пассажами, на которые они обращали внимание. При этом спектакль совсем не напоминает школьный урок, он очень лиричен, и скорее позволяет через сочувствие и даже совместную радость приблизиться к видению той реальности. Которая, впрочем, сегодня вообще не кажется такой уж далекой…

Сценография аскетична и проста: одеяла то складываются горой, то раскладываются по всей площади, превращая ее в возможное место для ночлега, то из них делаются фигурки - как будто женские платки, эфемерные монументы тем женщинам, которые спасали своих детей и себя и которых не оставляла надежда и чувство достоинства, даже когда условия пребывания были совсем нищенскими. Одеяло может стать даже картой, по которой мы представим себе перемещения людей…
Это спектакль о памяти - они будут помнить свою Испанию, даже когда уже поймут, что не вернутся туда. Это спектакль о свободе, о стойкости - а таким образом и о надежде.
И, конечно, это спектакль об истории, причем не только Испании, но, и прежде всего, самой Франции, и острые углы здесь артисты не скрывают - важно увидеть и им, и зрителям, какие не самые лучшие условия французское правительство тогда предоставило испанцам, а уж факты, что кого-то депортировали, кто-то пропал в нацистских лагерях... Но и солидарность тоже была, и к солидарности спектакль взывает.
#французскийтеатр
#уличныйтеатр

Когда я смотрела Alter компании Kamchàtka (в Москве и Петербурге были их Fugit и Habitaculum), я думала, что совершенно могу представить себе этот спектакль под Суздалем. Да вообще в наших широтах, где есть речка и лес. И уж картошку прикопать и принести с собой сваренную в мундире угостить потом других - это совсем естественное.

Я думала о том, что спектакль, где не говорят ни на каком языке вербальном, только взгляды, улыбки, танцы - это то, с чего нужно будет "оттаивать".
Что фигура человека, наполовину закопанного в землю, но выбирающегося с помощью зрителей наверх, и высыпающего песок из карманов - это такая хорошая метафора сегодняшнего состояния ума, и одновременно надежда, что мы и наша память не до конца омертвеем.

А вообще это просто грустно-веселый, как всегда у Камчатки, спектакль о памяти, о потере и обретении дома, о том доме, который - люди и их практики, а не государства и что там ещё. Тем важнее.

И как же это красиво - спектакль в полночь. Совсем не страшно, когда идёшь группой и с гидом, и особенно радостно почему-то, когда встречаешь ещё одну группу спустя почти час, как будто родные, как будто свои, не потерялись, а нашлись.

#уличныйтеатр

Началась осень, и нужно срочно описать те пару художественных вещей, которые были для меня важны в предыдущем сезоне!

Самым главным, пожалуй, для меня были прогулки, организованные итальянской командой Stalker и Лабораториями Обервилье. Les Labos вообще - одно из любимых моих мест в Иль-де-Франсе, немного за территорией самого Парижа, куда я моталась весной раза два в неделю, потому что там просто совершенно мои люди и место! Там открытая кухня, там в дворе печь, и можно приходить учиться печь хлеб, там начатый когда-то художницей сад на месте бывшей парковки, шикарный стол во дворе, за которым можно обсуждать все проекты, своя коллекция книг по театру и перформансу, небольшой бар, театральный зал, и междисцплинарная команда - от актеров до поэтов, самых разные художники здесь показывают свои работы и приходят участвовать в проектах других. Завтра будет первый сбор в новом году - и первая Mosaïque des Lexiques, где артисты показывают какие-то мини-работы и перезнакамливаются, а потом просто танцы-вино. Так что кто в Париже - айда.


А что же делали Сталкер? В мае они открывали запись в Школу кочевой урбанистики (Ecole d’urbanisme nomade). И 10 дней группа в плавающем составе 15-20 человек ходила по району Сен-Сен-Дени, т.е. по пригородам Обервилье и Сен-Дени, исследовала самые разные тропы, чтобы прочувствовать место и обнаружить или не обнаружить отзвуки колонизации, ибо поводом стал день памяти жертв колониального рабства. Какого-то специального и продуманного плана не было, но комом добавлялись идеи, куда надо дойти, и часто ходили мы дольше, чем было прописано по плану - что во Франции редкость! Сквозной оптикой прогулок стал вопрос, насколько пространство открыто, насколько оно принимает или отвергает… Мы увидели каменные столбики разной высоты, поставленные явно для того, чтобы там не разбивали палатки - и даже перекопанную землю - с той же целью, и даже валуны! А с другой стороны, были палатки на территории, куда по идее вообще нельзя заходить, ибо территория эта принадлежит военным, была семья румын около моста, палатку которых мы еле приметили, такая там была мимикрия с зеленью вокруг, и были, конечно, сквоты. Сквоты очень разные - от сквотов, где обитают художники, и в них царит такой почти хипстерский дух, до сквотов, где живут многочисленные семьи мигрантов из Африки и Сирии, и если один такой - Шеффер, можно назвать образцовым, с невероятной самоорганизацией, с продуманными и построенными бараками-ячейками для каждой семьи, чистой территорией душа, кухни, расписанием языковых занятий и еженедельными собраниями, то другой - коллектив La Seine - показывал, каким тяжелым может быть быт беженца, хотя ребята там казались дружелюбными, говорил за всех только один лидер, который давно в этом сквоте уже не живет, и от нас почему-то ждали только писем в поддержку и свидетельств, что так жить нельзя, хотя снимать при этом что либо там запретили. Многие беженцы возмущались неравенством в связи с тем приемом, какой оказывали украинцам…

А еще была мастерская скульптора, который давно самовольно занял пространство в поле, и превратил его в свою мастерскую и скоро должен открыть вход для посетителей, были совместные огороды - фишка большого Парижа вообще, когда соседи выращивают овощи на совместной территории, - был клуб-бар, так и хочется сказать «на районе», во дворе большого дома, открытый местными парнями, чтобы соседи общались друг с другом, и были крыши Maladrerie, архитектурного образца социального жилья, построенного Рене Гайусте, где бетон соседствует с зеленью, даже если ты не первом этаже.

В нашей группе были художники, люди из мира академии - преподаватели студенты, фотографы и просто зрители Лабораторий. Было много итальянцев, так что итальянский вообще был в фаворе, и вообще много «приезжих», включая меня - так что чужими не чувствовали себя никто. Кто из Афганистана, кто их России получилось, натурально… так что свое «мне жаль» я еще сказала в процессе.

И мы все бродили по пригородному Парижу и мечтали о том, чтобы стены были сломаны - по крайней мере те, что мешают миру быть открытым и добрым. И на финальной прогулке, которую Лоренцо из Сталкера назвал процессией, стояли у стены, построенной специально, чтобы остановить наркотрафик, а вернее, чтобы разбирались с ним в области, а не в городе, и шептали ей, потому что, может быть, par les murmures les murs tomberont?

Теперь у меня дома висит (ладно, все никак не могу купить скотч, но будет висеть) плакат, который мы в местной типографии и набрали, и это был отдельный классный тактильный опыт - Les murs tombent (Стены падают).

А вы, кстати знаете песню L’estaca на каталонском? Segur que tomba, tomba, tomba…. Есть и русский переклад - И стены рухнут, рухнут, рухнут…. - но на каталонском совсем хорошо - правда, это пели уже на другом спектакле…