"Пожалуйста, давайте перестанем задавать вопрос, театр это или нет. Столько есть всего, что надо исследовать. Давайте исследовать, описывать, анализировать конкретные феномены. Мы сэкономим кучу времени, если перестанем задавать этот вопрос".
© Дариуш Косиньски
"Нам придется смириться с тем, что то, что кажется социологией, является театром.
И надо вовремя догнать художников, потому что сегодня художники часто оказываются впереди теоретиков и критиков". © Кристина Матвиенко
- конференция "Революция в театральном пространстве" (реакция на вчерашние вопросы Штефану Кэги (Rimini Protokoll), предсказуемые, про "а это театр?")

Если составлять личный топ Точки доступа, то это:
"Красный шум"лаборатории "Вокруг да около", с прорезанием мест и времени вокруг Нарвской заставы (подробно можно почитать в канале Дины Годер);
конференция "Революция в театральном пространстве", где не хватало только времени на дискуссии, а идей и хороших людей - с избытком (от театра как гипноза до модели не-места и проектов переживания бессонницы внутри театра; от режиссеров до продюсеров и культурологов);
тексты Анны Старобинец, по рассказам "Злачные пажити" и "Паразит" которой Юлия Ауг сначала сделала эскиз в новосибирском "Старом доме", а теперь вот представила полноценный спектакль в копродукции с питерским фестивалем.

Вот о них.
Как передать? Читаешь и видишь очень светлого человека, мотылька, который и пишет очень легко, парит, как бабочка, и одновременно ты чувствуешь колоссальную боль, но вместо черноты- вопрошание, взывание все еще неба, в котором, правда, ты уже видишь сплошь пепел.
Хотя "Злачные пажити" написаны от лица героя, кажется, что это проговаривает, представляет его Алиса, или по крайней мере соединенное, неразлученное (еще) существо, совместный голос, просвечивающий женскую сторону через мужскую и наоборот. Кто кому говорит, что полета никогда больше не будет- непонятно. Но от этого и есть совместный полет. В языке он есть.
Язык - как утопия. Последнее наше убежище.

В спектакле же просвечивают друг сквозь друга не языки, а заснятые на видео лица героев. Прошедшие оцифровку.
Надежды уже нет.
(а ребенка или голубя/фламинго не было визуально и впомине, тут даже во время мечтаний- экологический цвет "луг" вместо реальных трав. И только когда герои забудут о безопасности -  появится фотография города, на пару секунд).

Спектакль обращается не ко второму лицу, ища в слове близости с ним, а к нам, свидетелям и толпе, при молчаливом согласии которой. Окончательно превращая лирическую прозу в риторическую.

Немой герой "Паразита" здесь переходит на крик, минуя превращение немоты в голос (зато не минуя набедренной повязки из картин по библейским сюжетам). Самый добрый и чуткий персонаж вмиг становится диктатором и провозглашает всему миру возмездие. И нас действительно не жалко.

Удивительно, как вообще на фестивале зазвучала сильно тема необходимости ритуала (спроса на), веры во что-нибудь. (Сначала на конференции Павлович объявил современный театр местом риуала, потом Борис Никитин представил спектакль на грани с проповедью - о жесте Фомы (который-таки поверил, не вложил- такое толкование- рук в раны Христа)). С учетом, что ставит Ауг, думаешь, конечно, о "Мученике", но и вообще это о чем-то говорит..

Текст, написанный месяц назад, наконец-то в блоге журнала "Театр". О танцевальном перформансе - по жанру "докладу об архитектуре" – Тани Гордеевой и Кати Бондаренко "Остановка зимним вечером у леса" в ЦиМе. Об опыте настоящей междисциплинарности: чтобы не танцовщик + драматург, параллельно решающие свои задачи, а танцовщик & драматург через overlap и обучение практике другого. Очень крутой опыт, в том числе и зрительский! http://oteatre.info/arhitektory-tela/ - немного жаль, что убрали "перформерок", но что поделать.

Очень классный текст о "Красном шуме" у Романа Осьминкина: http://syg.ma/@roman-osminkin/krasnyi-shum-vriemieni-ili-slushat-ghorod-drughimi-ushami А я тоже написала вот о "Точке доступа" для "Экрана и сцены", знаков много - а всего все равно не сказала. Об "Афган-Кузьминках", "Столкновении с бабочкой" (пришлось смотреть "Твин пикс" же, чтобы хоть что-то понять!), немного о нашей конференции и паблик-токах... Ну и о "Красном шуме", разумеется. И даже фотографию, независимо от меня, выбрали со мной вместе. вот он, театр участия! (на самом деле нет)
http://screenstage.ru/?p=7161

полезная игрушка! ключевые слова performance studies. иллюстрации, понятия, монологи практиков и теоретиков. http://intermsofperformance.site/

Если еще не заходили сегодня на кольту: рецензия на книгу о нелинейности времени (распалась связь времен, никакого прошлого и будущего отдельно от настоящего, в котором они и творятся-пересоздаются (потому что переосмысливаются, но и не только), начинающася с рассказа о сконструированной ситуации Тино Сегала (конкретно This Progress) - это must read! Андрей Завадский о новой книге Алейды Ассман. (и мне вот очень любопытно теперь почитать и сравнить еще и с "Призраками Маркса" Деррида, который тоже книгу начинает с разбора ровно этой реплики из Шекспира.) http://www.colta.ru/articles/literature/15671

Вместо того, чтобы идти сейчас с купленными месяц назад билетами на Люпу, я продолжаю бронхитить, это уже больно, так что на следующей неделе собираюсь быть в форме, а пока хотя бы смотреть запись. И с Любимовкой всех! Как всегда не вмещающий всех людей зал, спертое дружное дыхание и разговоры-обнимашки обо всем в перерывах - начались и это очень воодушевляет.

Запись встречи, а не спектакля, я не Вилисов, увы( да и смотреть Люпу все же надо именно вживую, тут же все дело в этом тянущемся вязком ритме, в мертвящей медлительности. Пишут, что кто-то из зрителей сильно скучал - это не такой уж плохой показатель. (я на самом деле очень завидую людям, которые могут смотреть записи спектаклей как спектакли. я готова их воспринимать как очень хорошее средство документации, архива, но театральное переживание у меня в процессе их просмотра не рождается... вообще попадание случается очень редко. у Шеро был прекрасный тандем со Стефаном Метжем, и его документалка о репетициях и спектакле "В одиночестве хлопковых полей" Кольтеса – в числе любимых фильмов вообще, но мне кажется, так сложилось еще и именно потому, что Метж никогда не притворяется, что это спектакль, а не фильм о спектакле. Тогда получается метаконструкция, а не вторичность. В общем, сложное у меня отношение с видеозаписями, хотя я бы и не отказалась от трансляции из Александринки сейчас, за неимением большего. а лучше задуматься о поездке в Вильнюс)

Была сегодня на двух вещах - «Войне, которой не было» на Арт-миграции и «Точках на временной оси» на Любимовке.
«Война, которой не было» – это игровой моноспектакль (с музыкальными вкраплениями еще двух актеров театра) прекрасной уральской актрисы Екатерины Соколовой по документальному материалу – дневникам Полины Жеребцовой о жизни в Грозном во время чеченских войн. Семен Серзин, режиссер, выточил из многих страниц свидетельства историю насильного взросления девочки, когда первые мысли о мальчиках приходят на фоне убийств, а детские шалости с муравьями переходят в сильное чувство вины, как будто война вызвана твоим плохим отношением к животным.
Интересно вспомнить «Войну. Мир» в ЦМВС РФ, где Семен брал монологи бывших солдат, оказавшихся в послевоенной реальной жизни не у дел, поскольку война в миру не то чтоб интересна, вояк еще и побоятся и не возьмут на работу, только на дискотеке можно поголосить «спасибо деду за победу» и потусоваться хорошо – тем, для кого война – это что-то неизвестное. Те монологи были написаны под документальные - но написаны драматургом, Полиной Бородиной, а манера произношения была вполне себе привычная тихая-документальная. Это желание показать живых людей, а не картонных «героев», с их жизнью не только внутри, но и вокруг исторической катастрофы, перешло и сюда, и тема войн недавнего прошлого, а то и настоящего, о которой не почти не говорят публично, которой как бы поэтому и нет, не оставила Семена. Он взял уже полностью документальный материал и дал актрисе его не просто с вдумчивой дистанцией произнести, а прокричать, проболеть, вы-петь.
В документальном театре прямая эмоция, усиление текста иллюстрирующей музыкой – не то чтобы самые ходовые приемы, если не сказать запрещенные. Свидетелю, рассказывающему о своей травме со сцены, все бы это было позволительно без вопросов, но тут испытываешь определенный зрительский дискомфорт: «бытие», про ужасы ужасным криком и взглядом, понятно, что девочка может это все писать прямо, ей нужно выговориться и, может, благодаря этому – выжить, но в театре ты привык это считать фальшью и мелодраматизмом… Так эстетическая неготовность опрокидывается в тебя этической стороной: можно ли рассказ о травматичном оценивать художественно и воспринимать отстраненно, а если вдруг в тебе что-то в нем не отзывается – то кто ты тогда?
В финале спектакля годы текут очень быстро, был 2000- и вот уже 2004, сильных изменений не то чтобы в войне много, течет как река. Актриса, повзрослевшая и отчаявшаяся героиня, с песней бросается танцевать по углю, он крошится под ее ботинками, как почерневший от пожаров сахар, о котором она рассказывала - который нужно съесть перед смертью, как напоминание о нефти под ногами, как собственные судьбы, превращающиеся в пепел. Актриса падает и снова встает: с пораненной губой, со следами черноты (а разве можно смыть с себя память смерти?) она будет смотреть вместе с нами, каким стал Грозный в 2017 году. Видео гламурной идиллии чеченской столицы по-кадырову рифмуется с начальным псевдо-идиллическим видео советских времен, между которыми – не такая уж пропасть.
Говорят, в Ельцин-центре потом еще поднимается жалюзи и зрителям открывается вид на современный Екатеринбург. Так тебя опрокидывают в жизнь, продляя спектакль и напоминая, что это все наши реалии, что внутри этой благополучной картинки – страшная история. (так видом на город заканчивался «Город-герой» Новой сцены Александринки, но важно, что там о Питере и шла речь, это был спектакль о блокаде, а тут город – другой). И, может, нужно именно кричать. Не стесняться понятных символов. Говорить и говорить.

«Точки на временной оси» – пьеса Димы Богословского, представляющая собой сценки-этюды на тему фотографий: что случилось до/во время этого момента. Вместе с режиссером, Никитой Кобелевым, Дима отобрал ряд фотографий с мест войны/демонстраций/стихийных бедствий, и сделал простую, но удивительную вещь: поместил внутрь них добрых людей. Истории их вроде бы о боли, о страхе, а их внутреннее добро позволяет им так говорить и действовать так, как привыкшие к войнам, к подлости, ко лжи, обессиленные и обескровленные мы, уже забыли, что так можно, или думаем, что это все только в сказках. Иногда действительно думаешь, что диалог немножко описателен и картонен, но кто-то сказал пренебрежительно «соцреализм», а я думаю: может, эта натяжка нам и нужна, жизненно нужна, чтобы самим стать здоровыми вслед за этими героями. Ведь для хэппи-эндов нужны сказочные герои и поступки. «Зло можно победить только, если перестать к нему применяться», как сказала Дина Годер сегодня.
Этот неожиданный свет на фоне травмированной и покосившейся исторической оси дает надежду на то, что человечность все-таки победит. Хотя бы на время.

И с днем рождения Кирилла Серебренникова, конечно.

7-го съездила на Любимовку, под холотропное (кажется, так говорил Лисин) дыхание и обесчеловеченные интонации стадниковских ребят ("Текстогенератор" Елены Демидовой) подумала про филологичность сознания, когда отсутствие связности в тексте ассоциируется с нарушениями связей родственных, и когда даже перетасованные слова и реплики создают какой-то смысл в голове, думаешь: а ведь точно, родство размывается, но в голове, а то и по правде, все равно оно есть, и ты все равно себя через него как-то определяешь, и помнишь про какую-то часть персидскую в родословной (или это легенда? меняет ли это что-нибудь?).

Подход Кати Бондаренко и Тани Гордеевой через социальную хореографию к пьесе из математических формул очень порадовал, после духоты любимовской как-то особенно приятно что-то поделать физическое. Думала, что в формуле - актанты и разные драматургические ситуации: вот сейчас они вместе, а вот порознь, и все ты ищешь, как и с кем тебе хорошо... И здорово было эту схему, как бы обобщающую возможные реальные ситуации, снова очеловечить, вернуть в телесное. При этом никакого тебе возврата к бытовому реальному положению дел, и проверка не индивидуальных, а коллективных рефлексов и социальных ролей (например, исходя из возраста: до условных 33 это один кластер зрительский, после - другой). Ну, то есть важно не только как p будет c q, а как частицы q будут чувствовать себя друг с другом и смотреть на другой класс частиц. При этом параллельное коллективное действие не сливает же фигуры... Кажется, знаю наконец, как проходить со студентами раздел логики по риторике. К слову.

А, конечно, деление зрителей на подгруппы по признаку работы в госсекторе/учебы на бюджете - бессрочно или срочно, или в частном секторе, и предлагаемые жесты - иконические жесты реальных протестов, с фотографиями и историческими справками, заставляли думать о том, что происходит, о чем на Любимовке говорят перед каждой читкой. После всего организаторы угостили всех тортом, и записали все вместе видеопоздравление К.С.

#любимовка2017

У меня сегодня был день Любимова: сначала конференция в РГБИ, где я рассказывала о спектаклях, которые не видела (и потом, разумеется, реакцией «Все было не так!» и в кулуарах «все было именно так!»), а затем спектакль Максима Диденко «10 дней, которые потрясли мир» в пространстве выставки Алексея Трегубова о Любимове, в музее Москвы. Три вещи интересные хочется отметить: первое, конечно, это не иммерсивный театр никакой, но именно что спектакль внутри выставки, спектакль-выставка. вместо погружения здесь скорее дистанция, отстранение, особенно благодаря явно бутафорским костюмам, да и в действие включать зрителей не спешат, иногда могут увести кого-то, но совсем не обязательно, так что можно просто самовольно бродить от сценки к сценке. но! это-то и не плохо в спектакле после спектакля, на выставке о театре. Второе: Очень здорово, что выставка остается видна (ну это основа сайт-специфического театра), не превращается в декорацию. Сапоги условного 1917-го на актерах рифмуются с присутствующими в зале сапогами из «А зори здесь тихие», читая бегущую строку с просьбами рабочих к государю, вспоминаешь о деревне и коллективизации, в «Деревянных конях»… Таганка была удивительно слита с обществом и своим временем, выставка о ней волей-неволей превращается в слепок эпохи, и театр-бродилка только усиливает это ощущение. В памяти о Революции сквозит весь случившийся XX век. Наконец, третье: именно для спектакля о 1917-м форма променада и особенно вынужденная фрагментированность зрительского опыта – кажется уместной. Ты ходишь и видишь только кусочки мозаики, иногда не в том хотя бы фабульном порядке, но так и случается взаправду. И когда ты доходишь в последний зал - с тамошнего дубля таганской сцены ты видишь экран с 4 планами, и на нем – разные фабульные точки, которые играются одновременно, актеры – и зрители. тут-то коллаж и собирается, и это само по себе очень по-тагански.

Бутафорность все равно немного смущает, и звучащий нарратив (который не документальная бегущая строка) хочется убрать, оставив только нагнетающую музыку и движения молодых. [И Смехова - тут он в роли говорящей головы, но какой ведь мастер!] В конце вот как хорошо ребята в трениках покидают зал, словно на замедленном видео - бегут, не меньше 15, а говорят, было и под 40, минут. Символ ли это пушечного мяса («война - дело молодых?»), утопического дейнекинского коллективного тела, социалистических парадов, или просто вызывающий привыкание красивый физический театр, – бог весть, но действует.

Главная же мысль вертелась в голове: спектакли, при том, что и их немного, которые говорят о 1917-м годе, получаются о том, насколько мы о нем не думаем, насколько мы от него далеки. Нет единой позиции по его оценке, сакральны у нас и царь, и вожди коммунизма, но в спектаклях не звучит это проблемой, что война и убийства нехороши – это да, а к исторической рефлексии приближения почти нет. не знаю, почему так, может, я и не права в этом своем наблюдении.

P.S. Что посмотришь перед - то и увидишь. Попала недавно на сериал «Вспомни, что будет», там речь о «затмении»/«отключке» – массой потери сознания и видениях будущего в этот момент, у всего мира, когда отключка происходят - люди падают и лежат так на земле несколько минут. Финальные сцены у Диденко напомнили эту мизансцену, и к «телам» были, выходит, два вопроса: есть ли у вас будущее и помните ли вы это будущее?

Ну а к чему там разного цвета Николаи, есть ли вообще смысл и не хватит ли устраивать везде сайт-специфики, – пойдите и решите сами.
Выставка точно изумительная, на нее надо успевать - точно.