В Александринке на основной сцене появился довольно смелый спектакль, что вообще удивительно. Я 14 числа сходил на «Сирано де Бержерак» Николая Рощина, главрежа этого театра. До этого смотрел его отличного «Ворона».
Спектакль очень странный и сделан по схеме, которую я встречал уже несколько раз: в нём как бы три акта, но первые два объединены в одну двухчасовую часть, а третий даётся отдельно после антракта. Так вот первая часть на 70% непонятно зачем сделана. Там есть отличные перформативно-художнические сцены типа когда девять человек минут 12 синхронно, очень подробно и комически одеваются перед зрителями вот в эти свои костюмы 17 века, а рядом с этими сценами какие-то абсолютно бессмысленные разговорные эпизоды, которые нужны, кажется, только для того, чтобы передать фабулу. Может быть, дело в том, что это премьерный показ и артисты ещё не разыгрались, может быть, ещё в чём-то, но на этих сценах абсолютно пропадает энергия и кажется, что режиссёр делал их на похуях. А вот в последнем акте Сирано умирает и начинается просто полный пиздец, о чём ниже.
О какой схеме я говорю — такая же структура, например, у спектакля Филиппа Григорьяна «Тартюф» в Электротеатре. Первый двухчасовой акт деликатно-костюмно-текстовый, хотя и с приветами из постдрамы типа размножения персонажей, а после антракта начинается пиздопроебонь: Тартюф-Распутин появляется в золотом костюме, лосинах, с клатчем, врубается цветомузыка, царь стоит с коробками доширака на ушах. Григорьян объяснял это как метафору смерти и невозможности в настоящем классического театра, типа всё — два часа нормального театра прошло и это было скучно, а теперь вот как надо делать сейчас. Разумеется, так уже давно не надо делать, потому что последние части этих спектов Григорьяна и Рощина — это такой классический постмодернизм с уходом в дикий трэш. В театре это до сих пор очень непривычно видеть, но в пространстве как бы общей чувственности и даже просто в пространстве медиа и более массового искусства этот видимый переход от модерна к постмодерну заезжен ну просто до пизды, то есть если бы театр развивался, что называется, «в ногу со временем», то сейчас такие цветомузычные сцены (у Рощина тоже трэш сопровождается такой радугой из света, всё зелёно-фиолетовое и переливается) были бы уже стыдными.
В этом спектакле есть две хорошие тенденции:
1) Рефлексия на актуальное состояние театра (в прологе показывается видеоролик, где Кардинал выступает против бесчисленных интерпретаций и за новую драматургию); по ходу спектакля есть несколько реплик в эту сторону, а вся последняя часть происходит как раз как торжество «старого театра» — на фоне задников с принтами возрожденческой живописи ритуально пляшут вот эти герои мифологии — Амур, пастушок, черти етс етс.
2) Политический мессадж. История любви пастуха и юной девушки оборачивается в пиздец по следующей схеме: опускается задник максимально похожий на американский флаг и распечатанная плоская огромная кукла чувака, похожего на дядю сэма, — сообщается, что это сам дьявол. И он предлагает молодым людям или продать родину, или попасть в ад. И тут молодой человек в запале патриотизма не соглашается продать родину и тащит девушку за собой в адскую мясорубку, где у них затем происходит ну такой типичный диалог с первого канала — девушка робко интересуется, может быть не надо жертвовать жизнью за эфемерную родину, а пастушок ей отвечает, мол, ты что дура баба, сейчас такое время что враги вокруг, ни шагу назад. То есть абсолютно истерический стёб на текущую российскую реальность, зал ухахатывался. И это, напоминаю, Александринский театр.
Другая мощная сцена в этом смысле — из первого акта; там священник очень быстро венчает Роксану и Кристиана, и сначала идёт такой лёгкий стёб над рпц, а потом они начинают рвать хлеб и пить вино и все втроём по нарастающей орать «Плоть господня, кровь господня» — и так ну вот просто до оргиастической истерики.
Спектакль очень странный и сделан по схеме, которую я встречал уже несколько раз: в нём как бы три акта, но первые два объединены в одну двухчасовую часть, а третий даётся отдельно после антракта. Так вот первая часть на 70% непонятно зачем сделана. Там есть отличные перформативно-художнические сцены типа когда девять человек минут 12 синхронно, очень подробно и комически одеваются перед зрителями вот в эти свои костюмы 17 века, а рядом с этими сценами какие-то абсолютно бессмысленные разговорные эпизоды, которые нужны, кажется, только для того, чтобы передать фабулу. Может быть, дело в том, что это премьерный показ и артисты ещё не разыгрались, может быть, ещё в чём-то, но на этих сценах абсолютно пропадает энергия и кажется, что режиссёр делал их на похуях. А вот в последнем акте Сирано умирает и начинается просто полный пиздец, о чём ниже.
О какой схеме я говорю — такая же структура, например, у спектакля Филиппа Григорьяна «Тартюф» в Электротеатре. Первый двухчасовой акт деликатно-костюмно-текстовый, хотя и с приветами из постдрамы типа размножения персонажей, а после антракта начинается пиздопроебонь: Тартюф-Распутин появляется в золотом костюме, лосинах, с клатчем, врубается цветомузыка, царь стоит с коробками доширака на ушах. Григорьян объяснял это как метафору смерти и невозможности в настоящем классического театра, типа всё — два часа нормального театра прошло и это было скучно, а теперь вот как надо делать сейчас. Разумеется, так уже давно не надо делать, потому что последние части этих спектов Григорьяна и Рощина — это такой классический постмодернизм с уходом в дикий трэш. В театре это до сих пор очень непривычно видеть, но в пространстве как бы общей чувственности и даже просто в пространстве медиа и более массового искусства этот видимый переход от модерна к постмодерну заезжен ну просто до пизды, то есть если бы театр развивался, что называется, «в ногу со временем», то сейчас такие цветомузычные сцены (у Рощина тоже трэш сопровождается такой радугой из света, всё зелёно-фиолетовое и переливается) были бы уже стыдными.
В этом спектакле есть две хорошие тенденции:
1) Рефлексия на актуальное состояние театра (в прологе показывается видеоролик, где Кардинал выступает против бесчисленных интерпретаций и за новую драматургию); по ходу спектакля есть несколько реплик в эту сторону, а вся последняя часть происходит как раз как торжество «старого театра» — на фоне задников с принтами возрожденческой живописи ритуально пляшут вот эти герои мифологии — Амур, пастушок, черти етс етс.
2) Политический мессадж. История любви пастуха и юной девушки оборачивается в пиздец по следующей схеме: опускается задник максимально похожий на американский флаг и распечатанная плоская огромная кукла чувака, похожего на дядю сэма, — сообщается, что это сам дьявол. И он предлагает молодым людям или продать родину, или попасть в ад. И тут молодой человек в запале патриотизма не соглашается продать родину и тащит девушку за собой в адскую мясорубку, где у них затем происходит ну такой типичный диалог с первого канала — девушка робко интересуется, может быть не надо жертвовать жизнью за эфемерную родину, а пастушок ей отвечает, мол, ты что дура баба, сейчас такое время что враги вокруг, ни шагу назад. То есть абсолютно истерический стёб на текущую российскую реальность, зал ухахатывался. И это, напоминаю, Александринский театр.
Другая мощная сцена в этом смысле — из первого акта; там священник очень быстро венчает Роксану и Кристиана, и сначала идёт такой лёгкий стёб над рпц, а потом они начинают рвать хлеб и пить вино и все втроём по нарастающей орать «Плоть господня, кровь господня» — и так ну вот просто до оргиастической истерики.
Ещё интересно, что в спектакле есть несколько кусков с видео, и оно снято прямо как блокбастер; в одной из самых крупных сцен Сирано выходит из театра и на видео показывается, как он на площади перед Александринкой ебашится с несколькими десятками ОМОНовцев, и там такое реальное мясо. Это было суперок.
Итого: идти, разумеется, надо, но будьте готовы сначала час-полтора пострадать.
Я не знаю, зачем ставятся такие спектакли ради одной-двух сцен, может быть в этом есть резон. Но меня сильнее всего радуют те две тенденции, которые я описал. Это такое робкое возвращение политизации в театр, и что важнее — появление авторефлексии на театр, тем более на такой сцене, как Александринка. Очень положительный опыт.
Итого: идти, разумеется, надо, но будьте готовы сначала час-полтора пострадать.
Я не знаю, зачем ставятся такие спектакли ради одной-двух сцен, может быть в этом есть резон. Но меня сильнее всего радуют те две тенденции, которые я описал. Это такое робкое возвращение политизации в театр, и что важнее — появление авторефлексии на театр, тем более на такой сцене, как Александринка. Очень положительный опыт.
Ирония судьбы или с лёгким паром: на школу «Территории» в этом году взяли двоих человек из Новосибирска; оба — перформеры моего августовского спектакля «Трагическая смерть и удивительное воскрешение русского театра». Надеюсь, это диверсия. Трое мне писали и спрашивали, стоит ли указывать в анкете про вилисова, я всем не советовал, и вот третий человек видимо просто не последовал совету.
Если кто вдруг пропустил, то на видеоверсию этого прекрасного нашего спектакля можно до сих пор оформить предзаказ, готовое видео будет совсем скоро по двойному прайсу — https://vk.com/market-129481581?w=product-129481581_1717891
Если кто вдруг пропустил, то на видеоверсию этого прекрасного нашего спектакля можно до сих пор оформить предзаказ, готовое видео будет совсем скоро по двойному прайсу — https://vk.com/market-129481581?w=product-129481581_1717891
На сайт любимовки выложили тексты пьес, теперь кажется можно показать мой «ху-дожественный текст номер три», который отобрали в отмеченные (и который я вообще писал для сборника Данишевского). И сразу же важный анонс: 15 октября Артём Томилов делает читку этого текста (уже была одна в спб в рамках «эха любимовки», предельно странная). Артёму Томилову верю, будет нормально. Мы как-то с ним сошлись взаимно, что будет весело, если в какой-то живой или медиализированной форме моё тело будет присутствовать в рамках этого перформанса. Я ещё напишу про точное время и всем напомню, но Томилову кажется, что это надо делать в адовом советском пространстве, поэтому это будет в Доме Актёра на Невском. Должно быть хорошо и приятно, так что, дорогие петербуржцы, освободите себе 15 октября.
дорогие сахарные товарищи, если совершенно внезапно кто-то из читающих это или из знакомых читающих это может/хочет сдать популярному театральному режиссёру однушку/студию в цнтрльнм, вслстрвскм, птргрдскм или адмрлтскм (не ниже обводного) районе петербурга, то самое время это сделать.
вчера в обед около василеостровской колясочник лет сорока катался по кругу на аллее и орал «вы че уроды блять», «сука да сколько можно вы че охуели», «пидорасы гнойные нахуй». без квартиры я буду проводить время так же.
ПОЖАЛУЙСТА ПОМОЩЬ @paragvaev
вчера в обед около василеостровской колясочник лет сорока катался по кругу на аллее и орал «вы че уроды блять», «сука да сколько можно вы че охуели», «пидорасы гнойные нахуй». без квартиры я буду проводить время так же.
ПОЖАЛУЙСТА ПОМОЩЬ @paragvaev
У нас своеобразная премьера видео. Поделился эксклюзивом, никогда не появлявшимся в сети — «Отелло» Люка Персеваля — с дружественным проектом «Театрология» — https://vk.com/wall-170921948_112
На «Театрологию» обратите внимание: это, кажется, первая после «поле между» нормальная театроведческая конференция. Первая её общедоступная часть будет идти целую неделю с 20 ноября в Петербурге и там будут всякие приятные люди, включая Бориса Юхананова, Владимира Раннева и Кети Чухров, программа уже висит.
И тем веселее, что открывается конференция моим лекционным видеоперформансом 20 ноября в 16:00. Организаторы назвали его «Парадокс о критике. В роли парадокса — виктор вилисов», ну ПУСТЬ БОГ ИМ БУДЕТ СУДЬЯ за это. Понятия не имею, что будет, но должно быть увлекательно, так что, петербуржцы, освобождайте себе если не неделю, то день.
И подпишитесь на их телеграм, чтобы быть в курсе — @theatrologia
На «Театрологию» обратите внимание: это, кажется, первая после «поле между» нормальная театроведческая конференция. Первая её общедоступная часть будет идти целую неделю с 20 ноября в Петербурге и там будут всякие приятные люди, включая Бориса Юхананова, Владимира Раннева и Кети Чухров, программа уже висит.
И тем веселее, что открывается конференция моим лекционным видеоперформансом 20 ноября в 16:00. Организаторы назвали его «Парадокс о критике. В роли парадокса — виктор вилисов», ну ПУСТЬ БОГ ИМ БУДЕТ СУДЬЯ за это. Понятия не имею, что будет, но должно быть увлекательно, так что, петербуржцы, освобождайте себе если не неделю, то день.
И подпишитесь на их телеграм, чтобы быть в курсе — @theatrologia
Все, кто обвинял меня зачем-то в хайпожорстве, за прошедшую неделю должны были понять, что они неправы, потому что такой плодородной почвы для хайпа на диких театральных тётках, как фабро-гейт, ну просто не было за все два года, что я пишу про театр. А я эту почву вообще не пользовал и написал про это только один скромный пост, пока другие коллеги шутили на годы вперёд. Почему так? Потому что я просто сижу и охуеваю, потому что удивительно, как все вскрылись там, где вообще никто предположить не мог. Это всё очень красивая история, вот сегодня окончательно ебанулась и Давыдова — https://facebook.com/ignatson/posts/10210827358194304
То есть самая жесть конечно даже не в том, что она пишет этот комплицитный пиздец, а жесть в том, что это такой журнал «Крокодил» 1994 года, и в принципе именно на таких кейсах даже у фанатов есть шанс понять, кто реально into contemporary theater, а кто ну просто слезу над Тальхаймером пускает потому что так сложилось.
То есть самая жесть конечно даже не в том, что она пишет этот комплицитный пиздец, а жесть в том, что это такой журнал «Крокодил» 1994 года, и в принципе именно на таких кейсах даже у фанатов есть шанс понять, кто реально into contemporary theater, а кто ну просто слезу над Тальхаймером пускает потому что так сложилось.
Ещё восьмого сентября, когда у меня был резонансый лекционный перформанс на cosmoscow, в рамках этой же ярмарки вечером показывали «театральный эксперимент» (sic) Олега Глушкова «Ах, Тузенбах». Я Глушкова люблю, но это очень показательный кейс и про место России в, извините, глобальном пространстве, и про понимание контекста людьми театра, даже молодыми (Глушкову, кажется, вообще нет сорока даже).
Цимес «театрального эксперимента» перед началом вышел и сформулировал сам Глушков. Он сказал примерно следующее: «Этим экспериментом мы хотим ответить на вопрос: так ли обязательно наличие профессионального актёра на сцене, или он может быть заменён простым зрителем». Я напоминаю, что идёт 8 сентября 2018 года, уже готовится помирать Роберт Уилсон, Кастеллуччи успел поседеть, Living Theater, кажется, половиной состава уже ушли на радугу етс етс етс. Уже даже успел появится спектакль Сильвии Меркуриали Macondo, крутейший пример автотеатра с бинауральным звуком и инструкциями, буквально то, чем пытался заниматься Глушков.
То есть как бы первым делом хочется подойти к режиссёру, нежно посмотреть ему в глаза и сказать «Дорогой Олег, ответ на вопрос, который вы ставите, уже давно найден, нет, не обязательно для современного театра присутствие профессионального актёра на сцене, всё нормально, можно просто идти варить суп на ужин, не надо ничего делать».
Но это ладно, можно понять, не всегда концептуализация перформанса совпадает с какой-то витальной творческой интенцией из которой он появился. Захотелось сделать ещё один спектакль со зрительской активностью. Кто запрещает? Никто! Все вообще за.
Но дальше следует реализация.
Спектакль, который длится минут 25, задержали на 40 минут. У креативной команды не работали аудиоплееры, которые им принесли, поэтому они начали собирать по знакомым из зала телефоны и загружать на них аудиотрек с инструкцией для участников. Еле-еле наскребли из зала девять перформеров (играли первый акт «Трёх сестёр»). Затем они очень долго не могли синхронно включить эти аудио, а когда включили, у одной девушки всё сбросилось и пришлось включать заново. Когда спектакль всё-таки запустился, звук у перформеров, разумеется, пошёл в полный рассинхрон, реплики и движения давались в произвольном порядке, и именно это спасло перф, потому что он превратился в генератор неловкости, такой руский монтипайтон по Чехову. То есть это было нелепо и смешно, поэтому не очень стыдно.
Но почему и зачем всё так? Проблема синхронного аудио решается без всяких плееров, с помощью FM-ресиверов, которые можно купить за три копейки. Проблема с микрофонами решается ну просто качественной подготовкой. Но зачем это всё было в целом? Когда я пишу какой-то текст по громкой теме, я читаю тексты других людей, чтобы не особо повторяться. Когда ты делаешь проект, почему бы не сделать предварительный рисёрч: делали ли это уже до тебя, в какой форме, при помощи каких технологий? Потому что самое поверхностное гугление даёт шанс понять, что называть такую штуку в 2018 году театральным экспериментом стыдно, что это никакой не эксперимент, а позавчерашка, ещё и убого сделанная технически.
Когда такое происходит с режиссёрами, которые делают спектакли типа «Гипноса», ты просто в очередной раз понимаешь, что такое современный театр в России и насколько он за рамками технологического и медиаконтекста.
Цимес «театрального эксперимента» перед началом вышел и сформулировал сам Глушков. Он сказал примерно следующее: «Этим экспериментом мы хотим ответить на вопрос: так ли обязательно наличие профессионального актёра на сцене, или он может быть заменён простым зрителем». Я напоминаю, что идёт 8 сентября 2018 года, уже готовится помирать Роберт Уилсон, Кастеллуччи успел поседеть, Living Theater, кажется, половиной состава уже ушли на радугу етс етс етс. Уже даже успел появится спектакль Сильвии Меркуриали Macondo, крутейший пример автотеатра с бинауральным звуком и инструкциями, буквально то, чем пытался заниматься Глушков.
То есть как бы первым делом хочется подойти к режиссёру, нежно посмотреть ему в глаза и сказать «Дорогой Олег, ответ на вопрос, который вы ставите, уже давно найден, нет, не обязательно для современного театра присутствие профессионального актёра на сцене, всё нормально, можно просто идти варить суп на ужин, не надо ничего делать».
Но это ладно, можно понять, не всегда концептуализация перформанса совпадает с какой-то витальной творческой интенцией из которой он появился. Захотелось сделать ещё один спектакль со зрительской активностью. Кто запрещает? Никто! Все вообще за.
Но дальше следует реализация.
Спектакль, который длится минут 25, задержали на 40 минут. У креативной команды не работали аудиоплееры, которые им принесли, поэтому они начали собирать по знакомым из зала телефоны и загружать на них аудиотрек с инструкцией для участников. Еле-еле наскребли из зала девять перформеров (играли первый акт «Трёх сестёр»). Затем они очень долго не могли синхронно включить эти аудио, а когда включили, у одной девушки всё сбросилось и пришлось включать заново. Когда спектакль всё-таки запустился, звук у перформеров, разумеется, пошёл в полный рассинхрон, реплики и движения давались в произвольном порядке, и именно это спасло перф, потому что он превратился в генератор неловкости, такой руский монтипайтон по Чехову. То есть это было нелепо и смешно, поэтому не очень стыдно.
Но почему и зачем всё так? Проблема синхронного аудио решается без всяких плееров, с помощью FM-ресиверов, которые можно купить за три копейки. Проблема с микрофонами решается ну просто качественной подготовкой. Но зачем это всё было в целом? Когда я пишу какой-то текст по громкой теме, я читаю тексты других людей, чтобы не особо повторяться. Когда ты делаешь проект, почему бы не сделать предварительный рисёрч: делали ли это уже до тебя, в какой форме, при помощи каких технологий? Потому что самое поверхностное гугление даёт шанс понять, что называть такую штуку в 2018 году театральным экспериментом стыдно, что это никакой не эксперимент, а позавчерашка, ещё и убого сделанная технически.
Когда такое происходит с режиссёрами, которые делают спектакли типа «Гипноса», ты просто в очередной раз понимаешь, что такое современный театр в России и насколько он за рамками технологического и медиаконтекста.
Ситуация следующая: мы постепенно выходим на финальную черту монтирования видео спектакля «Трагическая смерть и удивительное воскрешение русского театра». Все, кто уже предзаказал его, получат видео в целости и сохранности, и пускай потом не жалуются. Для тех, кто ещё не предзаказал видео, вот сегодня вышел первый трейлер
Понятно, что трейлеры так не делаются, но кто нас осудит? Хороший шанс принять взвешенное решение: хотите вы сделать предзаказ сейчас за 190р. или вы хотите как дураки сидеть и ждать пока готовое видео уйдёт на Vimeo on demand за €5. Хотите ли вы вообще смотреть такой спектакль?
ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР
Понятно, что трейлеры так не делаются, но кто нас осудит? Хороший шанс принять взвешенное решение: хотите вы сделать предзаказ сейчас за 190р. или вы хотите как дураки сидеть и ждать пока готовое видео уйдёт на Vimeo on demand за €5. Хотите ли вы вообще смотреть такой спектакль?
ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР
YouTube
«трагическая смерть и удивительное воскрешение русского театра» | трейлер #1
полную видеозапись этого спектакля можно купить вот здесь – https://vk.com/market-129481581?w=product-129481581_1717891
Ещё 22 сентября ходил на ивент, заявленный как беседа Бориса Юхананова и Валерия Фокина про мультифункциональные театральные площадки (Новая сцена александринки — клон ЦИМа, и вместе с Электротеатром они почти однотипные блэкбоксы), но Фокин через пять минут оставил БЮ с модератором и ушел репетировать Гамлета. Почти два часа это всё было, то есть в целом много всего, но среди прочего Юхананов рассказывал, как он пришёл в государственный театр.
Он это называет желанием получить независимость от независимости, потому что сначала был андеграунд, потом был индепендент, а потом наступило такое время, когда ему показалось правильным входить на территорию государственного театра и проводить открытую и умную (он не сказал слово «антигосударственную», но оно просто светилось в воздухе в этой фразе) культурную политику, имея деликатные рабочие отношения со всеми. Поэтому он подготовил программу для конкурса на театр Станиславского, нашёл денег на Фонд поддержки и выиграл.
У поста с таким предисловием как бы мощный визионерский заряд, но его надо сдуть, потому что я хочу поделиться довольно безответственным ощущением. Ощущение состоит в том, что вот сейчас идёт 2018 год и если ты молодой режиссёр/театральный куратор/художник, то если тебе 20+ или 27-, то тебе уже должно быть довольно странным всерьёз хотеть попасть в театр, то есть вот прямо буквально в театр, в крупное театральное здание. Мы говорили об этом недавно совсем с моей подругой, которую не взяли на Blackbox в ЦИМ в этом году; я не стал подаваться на Blackbox, во-первых, конечно, после того, как Рыжаков снял уже принятый туда спект Лисовского (пусть там и был кромешный пиздец после первого эскиза, как говорят), но ещё и из вот этого ощущения, что мне в этой запущенной театральной махине делать нечего.
Это ещё и упражнение по самоограничению в методе выразительности, потому что я, конечно, очень сильно тянусь к вот этим художественным спектаклям с дым-машиной и красивым светом, к таким красочным картинкам, где зрители сидят и смотрят. Надо из себя это выбивать.
То есть я вот иду по набережной Фонтанки и через речку смотрю на здание БДТ. Я уверен, что у режиссёра Богомолова просто не может быть никаких таких мыслей, когда его зовут ставить «Славу», для него это всё естественно. А я чувствую какую-то увеличивающуюся дистанцию, какое-то такое смешное отстранение. Опять же, как говорил Юхананов, «работая со своим будущим как с настоящим», я не могу сейчас представить, что я хочу, чтобы меня через 5 или 10 лет, когда я стану стандартным известным молодым режиссёром, позвали в БДТ. Или в Новую Мариинку. Или в Гоголь-центр. Или в Мюнхенский каммершпиле. Мне это кажется просто диким, — зачем? То есть это даже не про институции, а скорее про архитектуру — и здания, и сознания.
Это вполне себе тривиальная мысль, если смотреть на неё с позиций людей, занимающихся site-specific театром, типа, ало, а что тут нового, мы давно уже ничего не делаем в театрах. Но мне кажется, что это ощущение чуть глубже и ведёт не к разнообразию жанров, а к разделению театра на две части. Потому что если искусство, как говорит Гройс, действительно заменило людям церкви, то вот эти гигантские храмы на фонтанке, на б.дмитровке, на курской и менделеевской будут стоять ещё очень долго. И время вокруг них бежит явно быстрее, чем они способны вибрировать на месте.
Он это называет желанием получить независимость от независимости, потому что сначала был андеграунд, потом был индепендент, а потом наступило такое время, когда ему показалось правильным входить на территорию государственного театра и проводить открытую и умную (он не сказал слово «антигосударственную», но оно просто светилось в воздухе в этой фразе) культурную политику, имея деликатные рабочие отношения со всеми. Поэтому он подготовил программу для конкурса на театр Станиславского, нашёл денег на Фонд поддержки и выиграл.
У поста с таким предисловием как бы мощный визионерский заряд, но его надо сдуть, потому что я хочу поделиться довольно безответственным ощущением. Ощущение состоит в том, что вот сейчас идёт 2018 год и если ты молодой режиссёр/театральный куратор/художник, то если тебе 20+ или 27-, то тебе уже должно быть довольно странным всерьёз хотеть попасть в театр, то есть вот прямо буквально в театр, в крупное театральное здание. Мы говорили об этом недавно совсем с моей подругой, которую не взяли на Blackbox в ЦИМ в этом году; я не стал подаваться на Blackbox, во-первых, конечно, после того, как Рыжаков снял уже принятый туда спект Лисовского (пусть там и был кромешный пиздец после первого эскиза, как говорят), но ещё и из вот этого ощущения, что мне в этой запущенной театральной махине делать нечего.
Это ещё и упражнение по самоограничению в методе выразительности, потому что я, конечно, очень сильно тянусь к вот этим художественным спектаклям с дым-машиной и красивым светом, к таким красочным картинкам, где зрители сидят и смотрят. Надо из себя это выбивать.
То есть я вот иду по набережной Фонтанки и через речку смотрю на здание БДТ. Я уверен, что у режиссёра Богомолова просто не может быть никаких таких мыслей, когда его зовут ставить «Славу», для него это всё естественно. А я чувствую какую-то увеличивающуюся дистанцию, какое-то такое смешное отстранение. Опять же, как говорил Юхананов, «работая со своим будущим как с настоящим», я не могу сейчас представить, что я хочу, чтобы меня через 5 или 10 лет, когда я стану стандартным известным молодым режиссёром, позвали в БДТ. Или в Новую Мариинку. Или в Гоголь-центр. Или в Мюнхенский каммершпиле. Мне это кажется просто диким, — зачем? То есть это даже не про институции, а скорее про архитектуру — и здания, и сознания.
Это вполне себе тривиальная мысль, если смотреть на неё с позиций людей, занимающихся site-specific театром, типа, ало, а что тут нового, мы давно уже ничего не делаем в театрах. Но мне кажется, что это ощущение чуть глубже и ведёт не к разнообразию жанров, а к разделению театра на две части. Потому что если искусство, как говорит Гройс, действительно заменило людям церкви, то вот эти гигантские храмы на фонтанке, на б.дмитровке, на курской и менделеевской будут стоять ещё очень долго. И время вокруг них бежит явно быстрее, чем они способны вибрировать на месте.
ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ДАВАТЬ ХОРОШИЕ ИНТЕРВЬЮ ВОТ ДАЛ ХОРОШЕЕ ИНТЕРВЬЮ ЛУЧШЕМУ ПЕТЕРБУРГСКОМУ МЕДИА ПОЧИТАЙТЕ СКОРЕЕ
https://paperpaper.ru/kak-polyubit-sovremennyj-peterburgs/
(разумеется, там вообще не про петербургский театр)
https://paperpaper.ru/kak-polyubit-sovremennyj-peterburgs/
(разумеется, там вообще не про петербургский театр)
«Бумага»
Как полюбить современный петербургский театр, если вы в нем ничего не понимаете? Рассказывает театральный критик Виктор Вилисов
Почему современный театр такой странный и на что нужно сходить
Вот-вот расскажу про Саратов и спектакль Хайруллиной, а пока хорошая новость для некоторых: видео спектакля «Трагическая смерть и удивительное воскрешение русского театра» прошло свой славный путь рендеринга, два часа шуток и прибауток совсем скоро отправятся всем тем, кто сделал предзаказ, но и у всех остальных, кто не сделал, остаются считанные часы, чтобы исправить положение — https://vk.com/market-129481581?w=product-129481581_1717891
Милые друзья, а вот такой у меня реквест к вам всем: кто участвовал в режиссерских, междисциплинарных и вообще театральных лабораториях где угодно (особенно интересно если вне россии) и в качестве кого угодно (хоть в качестве режика с эскизом, хоть в качестве эксперта, куратора или зрителя) и если у вас остался какой-то внятный опыт — позитивный и особенно интересно негативный, — напишите мне, ПОЖАЛУЙСТА — @paragvaev — хочу порасспрашивать чуть-чуть.