вилисов
5.49K subscribers
1.92K photos
152 videos
15 files
1.43K links
куратор крутых штук + автор книжек
инст: instagram.com/vvllsv
https://vlsv.gay
Download Telegram
Уважаемые товарищи, пока мы тут с вами страдаем, скандальный околотеатральный блогер Костя Гуенко (https://t.me/konstyped) посмотрел «Ричарда III» Томаса Остермайера и написал нам пост. Вот наконец и премьера видео в нашем славном паблике.

«Я сейчас нахожусь в достаточно трудном положении, поскольку сам Остермайер в своем интервью (https://www.theguardian.com/stage/2016/jun/06/thomas-ostermeier-richard-iii-language-german-shakespeare) обнажил практически все приемы и ходы спектакля, которые – понятно – и без того лежали на поверхности, и теперь мне надо бы говорить о чем-то другом, что я и постараюсь сделать, но заодно, получается, займусь переводом и изложением его собственных слов.

Спектакль вообще мощный, очень, однако разговорный. Это крайне важно по нескольким причинам. Первая заключается в том, что актеры говорят на немецком (Майенбург – как Набоков – «Онегина» – перевел для Остермайера Шекспира прозой, для точности). Это надо иметь в виду, если вы не читали пьесу или не знаете язык. Несколько раз – в некоторых монологах и в конце – Ричард переходит на английский. Сам Остермайер объясняет это тем – причина номер два, – что он очень хотел продемонстрировать всю мощь оригинала. Заявление сомнительное, поскольку этих мест на английском – кот наплакал, а что есть – уже известные фразы. Еще на английском Ричард III читает рэп, – вообще, он здесь осознанно сценический персонаж: в курсе, что находится на сцене и напрямую заигрывает со зрителями в зале, в чем ему помогает свисающий с потолка – невероятно функциональный – микрофон. Причина третья: у Ларса Айдингера поразительно глубокий голос, от которого, извините, мурашки по коже, и в каком-то смысле не знать немецкий в данном случае – преимущество; отчасти это преимущество еще и потому, что визуального в спектакле немного, хотя то, что есть, – почти все хорошо: от полукруглой покатой сцены с насыпью «влажной глины» и разброшенным конфетти до отдельных костюмов и постоянно – от сцены к сцене – меняющегося образа Ричарда.

Он, Ричард, здесь максимально «изуродован»: грязные лоснящиеся волосы, горб, ботинок размеров так на пять больше другого, брекеты, позже – корсет и шейный гипс. Первую половину спектакля, кроме сцены оголения перед Анной, это все скрыто за стильными костюмами, но чем больше он совершает «зла», тем больше на нем увечий и лишних деталей, тем труднее ему передвигаться и тем больше он ест, вываливая всю еду на свою грязную бороду. Анна, кстати, – хочется заметить в скобках, – почему-то очень сильно выбивается из каста актеров с ее странно экспрессивной декламацией и глазами на выкате, но это все равно не вызывает неприязни, какую обычно испытываешь от такого поведения в русских «разговорных» спектаклях, – эта экспрессия находится в другом регистре.

Спектакль, кстати, в таком случае можно назвать не разговорным, а – если расширять – аудиальным, поскольку в нем ну дико крутое звуковое сопровождение. Справа от сцены сидит человек за акустической ударной установкой и играет в перебивках параллельно с какой-то полу-электронной музыкой, – эффект мощный и служит тому, чтобы «привнести военные коннотации» в спектакль. Плюс, после того, как Ричард становится королем, что-то начинает – постепенно ускоряясь – очень тревожно сигналить, а потом это становится почти сплошным женским протяжным «а-а-а», так что почти вся вторая половина спектакля идет со звуком.

И еще позвольте мне слово про визуальное и, как обещал, про микрофон, который, среди прочего, используют как подъемник, – внутри микрофона встроена плохого качества видеокамера, и в какой-то момент она включается, проецируя на задник призрачно-зеленые лица говорящих, отчего становится немножко тошно. По-хорошему, тошно должно быть и от Ричарда, но он, очевидно, самая привлекательная фигура, – что можно, конечно, интерпретировать как «evil is seductive», – но суть его привлекательности именно – замкнем круг – в его сценических и ораторских способностях, – стержневых в спектакле».

Видео — https://vk.com/video-129481581_456239303
театр года: Центр им. Мейерхольда + Электротеатр Станиславский
режиссёр года: не вручается
продюсер года: Кирилл Серебренников
знакомство года: Елена Ковальская + Борис Юхананов
театральное событие года: вилисов постдраматический
дебют года: https://www.youtube.com/watch?v=3fRJsBfBF2k
театральный фестиваль года: Территория
позор года: Екатерина Якимова + Роман Должанский
отдельно мразь года: Екатерина Якимова (за обращение с сотрудниками фестиваля и в принципе за клиническую токсичность)
твиттер года: Арина Кориандр-Бойко
редактор года: Филипп Вуячич
драматург года: Наташа Зайцева
ссыкло года: все, кто знал о моей ситуации с Территорией и не выступил публично по понятным причинам социальных связей, а затем ещё ласково попрекал меня «за мудаковатое поведение»
открытие года: три миллиона от ТАСС
книга года: много, но вообще дневники Сьюзен Зонтаг
импотент года: ассоциация театральных критиков + всё т.н. театральное сообщество (по совокупности причин, но в частности за унизительную и непродуктивную истерику вокруг дела 7 студии)
ощущение года: удивлённый трепет
президент года: Валерий Печейкин
раздражение года: зрители на «волшебной горе» Богомолова
личное событие года: последняя неделя декабря в Петербурге + 19 ноября там же
успех года: «мы вилисова обсуждаем чаще, чем путина» (с) Елена Ковальская

Милые, сахарные, пшеничные етс етс етс! Если вы любите то, чем вы заняты, то совершенно естественным кажется, чтобы вы рассказывали об этом широкому кругу людей, чем нам всем и следует заниматься в 2018 году. Пожалуйста, помните, что любая тусовка по природе своей — токсичное гнилое болото. Пожалуйста, помните, что объективная реальность, данная нам в ощущениях, несмотря на всю её эфемерность, значительно менее эфемерна, чем отношения с конкретными людьми. Очень часто важно ругаться и портить отношения с окружающими, чтобы сохранить себя и не раствориться в других людях и унизительных компромиссах. Единственные отношения, которые следует сохранять, — с самим собой, что не отменяет продуктивность коллабораций и коопераций. Единственное, чего в следующем году и вообще ежедневно всем следует желать — энергии, а значит нужно хорошо питаться и достаточно спать. Энергия нужна прежде всего чтобы быть триггером перемен. Мы живём в условиях стремительно усложняющейся реальности, и хотя ни в коем случае не следует складывать оружие иронии, очень важно всерьёз этот процесс воспринимать и не укатываться в кукольный инфантилизм. И самое важное — всё время, беспрестанно, не откладывая ни на секунду — работать над собой.

Это была вечерняя проповедь от 31 декабря.

Я, — витичка вилисов.
ТАК, НУ И ВЫ КОНЕЧНО ДУМАЛИ, ЧТО ВИЛИСОВ ВАС БЕЗ ПОДАРКА ОСТАВИТ, АГА?

Сахарные! Уже более полутора лет мы с вами в этом паблике занимаемся тем, что вилисов достаёт в самых неожиданных и фантастических местах видеозаписи великих спектаклей, заливает их сюда, а вы их смотрите и через это меняетесь.

Раз уж в эту пору принято дарить презенты, то вот пожалуйста. В последний день 2017 года у нас в нашем славном паблике премьера сразу четырёх (!!!) спектаклей, три из которых появляются в интернете ВПЕРВЫЕ (!!!!!). Все они — великих прославленных режиссёров, которых вы прекрасно знаете. Вот эти спектакли:

«Гедда Габлер» Томаса Остермайера
«Эфемерности» Арианы Мнушкиной (с английскими субтитрами!)
«Укрощение строптивой» Кшиштофа Варликовского
«Евгений Онегин» Андрия Жолдака.

У меня есть ещё несколько спектаклей Оливье Пи, но я подумал, что будет слишком постиронично дарить русским на НГ спектакли человека, которого зовут Оливье.

Милые! Ура! В новом году продолжим разрывать жопы поборникам антипиратства и максимально широко распространять чудеса из мира спектакулярных искусств. И жмите репост этого поста, а то как же народонаселение России узнает о таком шикарном подарке.

И мой личный совет: я «Эфемерности» Мнушкиной не смотрел, а только пролистывал, но даже по пролистыванию понятно, что это идеальный спектакль для одинокой или не одинокой новогодней ночи. Имейте это в виду.

Все видео тут — https://vk.com/wall-129481581_1835
Я вам предыдущим постом подарок сделал? сделал. А теперь вы вилисову в обраточку приятное: кто вдруг пропустил, поглядите его скандальный спектакулярный мировой дебют и репосты, репосты! Надеюсь сейчас в комментарии придут все независимые театральные площадки Москвы и такие: ой, вилисов, а ты пока в столице, поставишь нам чего-нибудь? Поставишь, поставишь?
https://www.youtube.com/watch?v=3fRJsBfBF2k
Наконец-то Герберт Фритч поставил спектакль в России.
На свеженький спеткль Дмитрия Крымова «ɐɯɯǝqvʎжɓ и оǝwоd (киндерсюрприз)» я сходил ещё 29-го числа. На «Безприданнице» тоже был то ли в октябре, то ли в ноябре. И если островскиада в исполнении Крымова мне вроде бы зашла при всех нюансах, то тут что-то совсем какая-то беда.

Я хочу сначала коротко про сам спектик, а потом генерально о том, что в творческом методе Крымова меня угнетает.

Очень большое впечатление, что лепили этот спект за недельку. В этом так много такой ленивой халтурной необязательности, которая обычно у Крымова через энергетику актёров трансформируется в комичность, а тут она ни во что не трансформируется. Всё как бы через губу и равнодушно. Это крайне озадачивает.

Формы здесь никакой, не то что структуры. Всё очень расхлябано и в основном строится на тексте (вяло переписанный Шекспир) + фирменных крымовских приёмчиках из театра художника+вещей: что-то рушится, утаскивается за ноги за сцену, какие-то такие тупорыленькие трюки и так далее. Местами они эффектные, местами чудовищные.

Здесь есть рэп-баттл! Крымов очень радикальный режиссёр: он не только устроил баттл в спектакле, но ещё и один актёр демонстрирует жест мастурбации. Кажется, до такого накала сексуализации Крымов ещё не опускался. О Ч Е Н Ь С М Е Л О.

Я очень люблю два спектакля Крымова — «Горки-10» и по Бунину с длинным названием, их я смотрел на видео. Ну и пока вот это смотрел, сформулировал главное, что мне противно в крымовском типе театра. Есть какие-то частности типа лоховского квн-юмора, который где-то менее стыдный, где-то более стыдный. Плюс я в принципе не люблю эстетику русского бедного, мне кажется, что за этим хаосом собранных на свалке вещей тонет какая-то важная энергетика, из плюшничества не рождается большое искусство, а рождается милый аттракцион. Ну и вот этот его модус чувственности — nice and sweet; Крымов, конечно, самый м и л ы й русский режиссёр, и для русских, судя по смеху в зале, это заебись, но лично для меня — чудовищно. Но это всё частности.

Главное, что меня в крымовском театре ужасает, это вот эта отпущенная безответственная инфантильность в условиях постоянно усложняющегося мира. Мне кажется, для художника теперь укатываться в свою нору и там миленько перебирать гирлянды — это преступный эскапизм, который не то чтобы даже девальвирует то, чем он занимается, а просто отрубает его от мира. Значит и незачем ходить его смотреть, с таким же удовольствием в парк аттракционов можно сходить. Меня такая позиция нулевой претензии страшно раздражает.
Перемены происходят довольно быстро: в конце ноября я смотрел интервью с Богомоловым в «Культурном обмене» на ОТР — тогда сдавал текст про его «Волшебную гору» на the village и чекал интервью, чтобы лучше понять. Он там ближе к концу проговаривает одну мысль — и кажется в такой форме проговаривает её впервые — что в значительной части так называемого прогрессивного европейского театра (и того российского, который делается по тамошним образцам), на самом деле нет корневой новации, потому что он строится на том же принципе отношений сцена—зал, что и «традиционный» театр: желании понравиться зрителю. «Понравиться» в широком смысле — вызвать сильные эмоции, впечатления, потрясения етс етс. Зная лёгкость обращения Богомолова со словами, я всё-таки думаю что это такая необязательная формула, однако уже к вечеру того дня, когда я это смотрел, эта мысль у меня крепко в голове засела и я её с тех пор время от времени шевелю, она в принципе довольно сильно сместила мою личную оптику.

Эта мысль неизбежно приходит в голову в связи с «Маленькими трагедиями» Кирилла Серебренникова, на которые я ходил третьего декабря. Перед показом Валера Печейкин меня бегло познакомил с Диденко, а через некоторое время после этого мы с Печейкиным ходили в Гараж на Мураками и уже на выходе вспомнили про «МТ» — Валера сказал, что они с Диденко были в большом восторге, и напрасно, мол, ты, вилисов, не был в восторге. После этого что-то вспомнили про Стадникова, на С.Л.О.Н.е которого Валера был с дружочком давно и у них там почти случилась истерика, потому что это почти пять часов «ничего не происходит», а потом вдруг в конце «все начинают громко кричать». И Валера, памятуя про мои восторженные отзывы на «Родину» резюмирует: ну если я должен был понять, что Стадников не любит зрителя, я это понял, спасибо, необязательно ещё раз идти на «Родину» за тем же.

Два совершенно условных полюса: Андрей Стадников и Кирилл Серебренников. Первый ебал в рот зрителя как такового и занимается своим радикальным искусством. Второй зрителя хочет облизать, насколько позволяет собственный культурный уровень, хочет сделать так, чтобы зрителю на пластмассовых стульях Г-центра было три часа комфортно: весело, грустно, тревожно, понятно.

Я сам по себе вот до этого интервью Богомолова вполне осознанно любил театр аттракционного типа: европейские красоты, шобы всё цветное и прыгало етс етс етс. Не то чтобы я резко перестал его любить, но когда вот эта мысль из интервью Богомолова и «Родина» Стадникова попадают в тебя за один короткий период, что-то обязательно происходит.

И, естественно, это помогло мне сформулировать то главное, от чего меня в спектаклях Кирилла Серебренникова тошнит: искренняя и безоглядная интенция навстречу массовому зрителю, вообще зрителю.

«Маленькие трагедии» в этом смысле — ну просто концентрация вот этого радостного движения навстречу, попытки зрителю угодить. Мы все понимаем контекст, в котором этот спектакль делался, и сколько там КС, а сколько не КС, особенно в последней части, но всё же.

Я у кого-то прочитал, что этим спектом КС «вырывается в новую эстетику», поэтому так «непривычно это смотреть». И тут у меня всерьёз, без кокетства возникает вопрос: это я дегенерат и не вижу тонкости прорыва в новую эстетику, или те, кто так считает, за новую эстетику держат минимальное смещение по фазе? Потому что лично мне после «МТ» хотелось, извините, цитировать Татьяну Москвину — «скучно, как всегда у Серебренникова». Окей — в «Машине Мюллер» было не скучно, то есть было, но по-хорошему скучно, не от бесконечного облизывания зрителя, а от медленного времени и изъёбистости мюллеровского текста.

Единственное, что меня в «Маленьких трагедиях» зацепило — это поразительная по энергетическому потенциалу сценография, замыкающаяся к заднику. И, естественно, этот потенциал вообще не был использован — Серебренников завалил его декором, людьми, хаотичным светом.