«По ту сторону занавеса». Александринский театр. Режиссер Андрий Жолдак.
Сон высшего разума.
Кто-то или что-то в 4015 году решает загрузить в мозг трех сестер — он стоит тут же на сцене, опутанный проводами, в емкости с раствором — текст пьесы Чехова «Три сестры». На протяжении следующих трех с половиной часов сестры и другие обитатели пьесы, не всегда помня кто есть кто, разыграют жестокий и нежный, ернический и глубокомысленный спектакль.
В Александринке не первый раз усаживают зрителей на сцену. В спектакле Андрея Могучего «Иваны» зрителей на сцену проводили закоулками, а сам пятиярусный золотой зрительный зал скрывался за досками и появлялся только в финале. У Жолдака, прежде чем занять свои места, публика проходит через весь зрительный зал, а на сцену императорского театра ей помогают подняться капельдинеры в белых перчатках. В течение почти всего спектакля зрители видят зал Александринки во всем его иерархическом великолепии; на него проектируется то таинственный лес, то мировой океан. Когда в антракте зрителям снова надо будет спуститься в зал, он запылает адским пламенем. И, пожалуй, это лучшая сценография за всю историю отечественного театра. Спектакль Могучего был эсхатологический: гоголевские Иваны ссорились и наступал конец света. В некотором смысле Жолдак продолжает с того места, где Могучий остановился. Его история — полновесная постапокалиптика со всеми атрибутами и соответствующим настроением. Даже от комической импровизации Вершинина — у Жолдака он великовозрастный паяц — про «нашествие самобытных режиссеров», про положение дел в театре и про Серебренникова («…спросил: кому на Руси жить хорошо? Прокуратура тут как тут») веет безнадегой. А еще: мизогиния, инцестуальные мотивы, психогенные нарушения и многое другое. Короче, в Петербурге есть самый настоящий, без оговорок, великий спектакль.
В 2007 году Захаров предложил Жолдаку ставить «Русскую красавицу» Ерофеева в Ленкоме, но после интервью, в котором Жолдак назвал себя Чингисханом, а своей целью – взорвать Москву, «никогда не боявшийся экспериментов Марк Захаров» как-то испугался и врубил заднюю. В 2015 году в Гоголь-центре Жолдак начал репетировать ни то «Грозу», ни то «Преступление и наказание», но проект отменили. В театральных чатиках сказали, что Жолдак бил актрису Гоголь-центра. Учитывая всё это, жителям Москвы и Московской области остается только завидовать петербуржцам, которые прямо сейчас могут смотреть четыре спектакля безумного Андрия. Пятый на подходе.
(А если вы ждали новой истории про очередную ебанутую критикессу, то это в понедельник https://t.me/postpostdrama/722)
Кто-то или что-то в 4015 году решает загрузить в мозг трех сестер — он стоит тут же на сцене, опутанный проводами, в емкости с раствором — текст пьесы Чехова «Три сестры». На протяжении следующих трех с половиной часов сестры и другие обитатели пьесы, не всегда помня кто есть кто, разыграют жестокий и нежный, ернический и глубокомысленный спектакль.
В Александринке не первый раз усаживают зрителей на сцену. В спектакле Андрея Могучего «Иваны» зрителей на сцену проводили закоулками, а сам пятиярусный золотой зрительный зал скрывался за досками и появлялся только в финале. У Жолдака, прежде чем занять свои места, публика проходит через весь зрительный зал, а на сцену императорского театра ей помогают подняться капельдинеры в белых перчатках. В течение почти всего спектакля зрители видят зал Александринки во всем его иерархическом великолепии; на него проектируется то таинственный лес, то мировой океан. Когда в антракте зрителям снова надо будет спуститься в зал, он запылает адским пламенем. И, пожалуй, это лучшая сценография за всю историю отечественного театра. Спектакль Могучего был эсхатологический: гоголевские Иваны ссорились и наступал конец света. В некотором смысле Жолдак продолжает с того места, где Могучий остановился. Его история — полновесная постапокалиптика со всеми атрибутами и соответствующим настроением. Даже от комической импровизации Вершинина — у Жолдака он великовозрастный паяц — про «нашествие самобытных режиссеров», про положение дел в театре и про Серебренникова («…спросил: кому на Руси жить хорошо? Прокуратура тут как тут») веет безнадегой. А еще: мизогиния, инцестуальные мотивы, психогенные нарушения и многое другое. Короче, в Петербурге есть самый настоящий, без оговорок, великий спектакль.
В 2007 году Захаров предложил Жолдаку ставить «Русскую красавицу» Ерофеева в Ленкоме, но после интервью, в котором Жолдак назвал себя Чингисханом, а своей целью – взорвать Москву, «никогда не боявшийся экспериментов Марк Захаров» как-то испугался и врубил заднюю. В 2015 году в Гоголь-центре Жолдак начал репетировать ни то «Грозу», ни то «Преступление и наказание», но проект отменили. В театральных чатиках сказали, что Жолдак бил актрису Гоголь-центра. Учитывая всё это, жителям Москвы и Московской области остается только завидовать петербуржцам, которые прямо сейчас могут смотреть четыре спектакля безумного Андрия. Пятый на подходе.
(А если вы ждали новой истории про очередную ебанутую критикессу, то это в понедельник https://t.me/postpostdrama/722)
«Любителям — любовь»
Недавно все умилялись уфимскому блогеру, который рассказывал о мужском взгляде в театральной критике. А вот цитата профессионального театрального критика с дипломом, главного редактора самого страшненького в мире журнала о театре «Петербургский театральный журнал» (не пугайтесь, мы не заставим вас его читать; его всё равно не для нас делают, а для «профессионалов и гуманитарно развитых зрителей»), Марины и, кстати, тоже Юрьевны, Дмитревской:
«То, что профессия феминизировалась, очень печально. В Москве еще есть мужчины-критики, а в Питере с этим сейчас совсем слабо… Спектаклю надо отдаваться — видимо, это женское дело. (Улыбается.) Мужчины вообще более эгоистичны по своей природе. Женщина податливее и восприимчивее к чему-то другому, к растворению в художественной ткани спектакля, она «душечка» ... А на самом деле женщины часто пишут по-мужски... И в то же время есть мужчины, которые пишут абсолютно по-дамски. Вот такую бабскую критику я не люблю. Точно так же, как мне глубоко антипатично бабство и обыденное коммунальное сознание внутри театральной среды».
Дмитревская убеждена, что говорить о театре могут только отмаявшиеся на театроведческих факультетах. В пределах одного предложения она может заявить, что все блогеры непрофессионалы, говорить ей с ними не о чем, но у Станиславского с Мейерхольдом дипломов не было. Кажется, именно это называется когнитивным диссонансом.
Это всё, собственно, к тому, что в Петербурге через месяц пройдет театральная конференция «Театрология. Второе столетие», которую при поддержке Союза театральных деятелей делают преподаватели РГИСИ. Они позвали участвовать театральных блогеров (мы тоже поедем) в дискуссии «Парадокс о критике». Обещают, что будем не только создавать культ личности Вилисова, но конструктивно дискутировать о новых способах и задачах театральной критики. Проект уже вызвал пароксизмальные расстройства в сознании петербуржских критикесс: они стали писать кляузы всем вокруг и призывать своих коллег отказаться от участия в конференции. Некоторые отказались. Но понятно же, что конференция всё равно состоится и будет весело. Так что подключайтесь к «Театрологии». Там есть мемасики, картинки, Бартошевич и театральные блогеры.
Недавно все умилялись уфимскому блогеру, который рассказывал о мужском взгляде в театральной критике. А вот цитата профессионального театрального критика с дипломом, главного редактора самого страшненького в мире журнала о театре «Петербургский театральный журнал» (не пугайтесь, мы не заставим вас его читать; его всё равно не для нас делают, а для «профессионалов и гуманитарно развитых зрителей»), Марины и, кстати, тоже Юрьевны, Дмитревской:
«То, что профессия феминизировалась, очень печально. В Москве еще есть мужчины-критики, а в Питере с этим сейчас совсем слабо… Спектаклю надо отдаваться — видимо, это женское дело. (Улыбается.) Мужчины вообще более эгоистичны по своей природе. Женщина податливее и восприимчивее к чему-то другому, к растворению в художественной ткани спектакля, она «душечка» ... А на самом деле женщины часто пишут по-мужски... И в то же время есть мужчины, которые пишут абсолютно по-дамски. Вот такую бабскую критику я не люблю. Точно так же, как мне глубоко антипатично бабство и обыденное коммунальное сознание внутри театральной среды».
Дмитревская убеждена, что говорить о театре могут только отмаявшиеся на театроведческих факультетах. В пределах одного предложения она может заявить, что все блогеры непрофессионалы, говорить ей с ними не о чем, но у Станиславского с Мейерхольдом дипломов не было. Кажется, именно это называется когнитивным диссонансом.
Это всё, собственно, к тому, что в Петербурге через месяц пройдет театральная конференция «Театрология. Второе столетие», которую при поддержке Союза театральных деятелей делают преподаватели РГИСИ. Они позвали участвовать театральных блогеров (мы тоже поедем) в дискуссии «Парадокс о критике». Обещают, что будем не только создавать культ личности Вилисова, но конструктивно дискутировать о новых способах и задачах театральной критики. Проект уже вызвал пароксизмальные расстройства в сознании петербуржских критикесс: они стали писать кляузы всем вокруг и призывать своих коллег отказаться от участия в конференции. Некоторые отказались. Но понятно же, что конференция всё равно состоится и будет весело. Так что подключайтесь к «Театрологии». Там есть мемасики, картинки, Бартошевич и театральные блогеры.
ВКонтакте
Театрология | второе столетие
Театрология - независимая платформа, посвященная современному театру и методам его изучения. Проект был задуман в несколько этапов, посвящен 100-летию российского театроведения (2020). Сегодня Театрология - это образовательный паблик, сайт, лекционные программы…
Петербургский «Приют комедианта» везет в Москву пять спектаклей. Волкострелов, Диденко, четырехчасовые «Братья» Евгении Сафоновой. Три из пяти спектаклей, что приедут, в афише «Приюта» значатся с загадочной пометой «особый ракурс». Чтоб вы понимали, у богомоловского «Лира» оттуда же такой пометы нет. Похоже, за неимением большего, это главные московские гастроли осени. Не на «Территорию» же нам ходить.
А еще скоро будут сладкие промокоды.
http://bilet.pkteatr.ru
А еще скоро будут сладкие промокоды.
http://bilet.pkteatr.ru
26 октября 1898 года спектаклем в постановке Станиславского и Немировича-Данченко «Царь Федор Иоаннович» открылся Московский Художественный театр. На момент основания он назывался Художественно-общедоступный театр, а первые сезоны играл в театре в саду «Эрмитаж». С тех пор как он только не назывался, и 120-летие чего отмечают сегодня сказать сложно. Мы предпочитаем думать, что сегодня исполняется 120 лет первой попытке создать идеальный театр. Концепцию нового театра Станиславский и Немирович придумали за год до премьеры, когда затусили в «Славянском базаре», а потом на даче Станиславского. Так что правильный театр должен начинаться с вечеринки.
Мы отмечать будем завтра. В самом неочевидном и неподходящем для этого месте — во МХАТе им. Горького. И Доронина будет.
Мы отмечать будем завтра. В самом неочевидном и неподходящем для этого месте — во МХАТе им. Горького. И Доронина будет.
Coub
Любите ли вы театр
В эпицентре пиздеца. Мединский про академизм и эксперименты (никому не нужные естессно)
Рубрика «Стрёмный театр». Своим голосованием вы отправили нас в МХАТ им. Горького.
В субботу доронинский МХАТ, основанный в 1987 году, отмечал своё 120-летие. И это было совсем не круто.
В полутемном неопрятном фойе, в мрачном зале с обшарпанными креслами праздником и не пахло. А пахло пылью, формалином, забвением и дешевой парфюмерией. Перед началом голос товарища майора просит не только выключить телефоны, но и напоминает, что нельзя кричать и свистеть.
На сцену, запутавшись в мятом занавесе, выходит Мединский; поёт дифирамб МХАТу Горького за верность академической-классической-неебической-русской театральной традиции. Традицию тут же предъявляют: разыгрывают первую сцену из «Трех сестер» в постановке Немировича 1940 года. Часто люди говорят, что не любят театр из-за неестественных движений и неживых интонаций актеров. Да что они понимают в неживых интонациях, если они не видели спектакля МХАТа им. Горького (видео с пруфом выше)? Любитель традиции Мединский насладиться традицией почему-то не остался.
Потом на сцену с торжественным словом вышла Доронина. Ну как со словом, пространной лекцией на час пятьдесят. Первые минут пятнадцать было даже нормально. Живой и напряженный рассказ про раскол МХАТа, предателей идеи Художественного театра, про Ефремова — события тридцатилетней давности до сих пор держат Татьяну Васильевну. Потом она совсем поплыла, и дело кончилось зачитыванием из записной книжки всех поставленных в театре с 87 года спектаклей с именами всех актеров, режиссеров и драматургов, а поскольку немногие отваживались тут работать, Доронина полтора часа, путая, перечисляла по кругу десять имен. Зрители все это время свободно ходили по залу и разговаривали в голос. На выходе охранник с татуировкой на шее и нездоровым цветом лица искренне удивлялся, куда это все уходят.
В прошлом выпуске «Стрёмного театра» мы ходили в Театр Луны. Там тоже совсем плохо, но весело. В Театре Луны царит дух задорной профнепригодности. В МХАТ им. Горького нет ничего смешного. И ничего живого. А если знать, что в советское время неуютное здание на Тверском бульваре называли крематорием, а театр в этом здании — «театром Дантеса» (плохой и напротив Театра Пушкина), то некрофильские ассоциации только усилятся.
В субботу доронинский МХАТ, основанный в 1987 году, отмечал своё 120-летие. И это было совсем не круто.
В полутемном неопрятном фойе, в мрачном зале с обшарпанными креслами праздником и не пахло. А пахло пылью, формалином, забвением и дешевой парфюмерией. Перед началом голос товарища майора просит не только выключить телефоны, но и напоминает, что нельзя кричать и свистеть.
На сцену, запутавшись в мятом занавесе, выходит Мединский; поёт дифирамб МХАТу Горького за верность академической-классической-неебической-русской театральной традиции. Традицию тут же предъявляют: разыгрывают первую сцену из «Трех сестер» в постановке Немировича 1940 года. Часто люди говорят, что не любят театр из-за неестественных движений и неживых интонаций актеров. Да что они понимают в неживых интонациях, если они не видели спектакля МХАТа им. Горького (видео с пруфом выше)? Любитель традиции Мединский насладиться традицией почему-то не остался.
Потом на сцену с торжественным словом вышла Доронина. Ну как со словом, пространной лекцией на час пятьдесят. Первые минут пятнадцать было даже нормально. Живой и напряженный рассказ про раскол МХАТа, предателей идеи Художественного театра, про Ефремова — события тридцатилетней давности до сих пор держат Татьяну Васильевну. Потом она совсем поплыла, и дело кончилось зачитыванием из записной книжки всех поставленных в театре с 87 года спектаклей с именами всех актеров, режиссеров и драматургов, а поскольку немногие отваживались тут работать, Доронина полтора часа, путая, перечисляла по кругу десять имен. Зрители все это время свободно ходили по залу и разговаривали в голос. На выходе охранник с татуировкой на шее и нездоровым цветом лица искренне удивлялся, куда это все уходят.
В прошлом выпуске «Стрёмного театра» мы ходили в Театр Луны. Там тоже совсем плохо, но весело. В Театре Луны царит дух задорной профнепригодности. В МХАТ им. Горького нет ничего смешного. И ничего живого. А если знать, что в советское время неуютное здание на Тверском бульваре называли крематорием, а театр в этом здании — «театром Дантеса» (плохой и напротив Театра Пушкина), то некрофильские ассоциации только усилятся.