В понедельник Андрей Стадников пришел на спектакль Дмитрия Волкострелова «Розенкранц и Гильденстерн» и уровень постдраматичности спектакля зашкалил.
В начале недели на фестивале «Золотая маска» показали неплохое комбо. Волкострелов-Диденко.
На примере этих спектаклей выделим основные черты современного и традиционного театра.
Розенкранц и Гильденстерн сидят в репетиционном зале «Гоголь-центра» за шахматной доской. Это Карпов и Каспаров, играющие бесконечный – 48 партий при 40 ничьих – шахматный матч. Ну или любые другие советские (квази)интеллигенты. На экране появляются даты каждой партии матча. За весь спектакль никто так и не сделает ни одного хода.
Многие зрители (и даже некоторые почтенные критикессы) считают скуку необходимым условием спектаклей Дмитрия Волкострелова. Отсюда они формируют свою систему претензий: обвиняют Волкострелова в излишней сосредоточенности на концепте и небрежности к литературной основе, в данном случае к Тому Стоппораду.
Понять их можно, ведь они смотрят из драматического, традиционного театра. Там зритель всегда в позиции стороннего наблюдателя. Современный, он же скучный/непонятный/концептуальный/ театр, наоборот, работает с живым присутствием актеров и зрителей в едином пространственно-временном континууме, с пребыванием в единой точке. В этой точке и проявляется ускользающее «здесь и сейчас». Тот самый «данный момент», который безуспешно пытается поймать, зафиксировать Максим Диденко в спектакле «Я здесь» по текстам Льва Рубинштейна.
Несмотря на внешнюю междисциплинарность спектакля (пластический театр, видеоарт и всё такое), Диденко занимается всего лишь интерпретацией текста. Метафизические стихи Рубинштейна у него опять про Сталина, насилие и Данию-тюрьму. Диденко хотел донести до нас свою идею и сделал всё, чтобы до нас дошло.
Волкострелов предзаданному смыслу противопоставляет состояние и его динамику. Герои Стоппарда находятся в предельной неопределенности, страдают провалами в памяти, теряют идентичность. Волкострелов идет дальше: у его героев на месте идентичности лишь советские передовицы, время восхода и захода солнца, советы по уходу за жирными и сухими волосами, расстояние от Москвы до столиц союзных государств по железной дороге в километрах. Волкострелов останавливает время. Застой. Ничья.
Волкострелов не работает с повторением, удвоением реальности. При этом он настолько радикален, что в своих спектаклях-состояниях может прибегнуть к условностям традиционного театра (например, пять месяцев спрессованные в час двадцать) и частичной репрезентации реальности.
Диденко, напротив, стремясь к чистой театральности и полисенсорному театру, в своем спектакле синтезирует отдельные жанры и средства выразительности, и мы получаем образчик театра традиционного с четко сформулированным посланием и вшитым смыслом.
На примере этих спектаклей выделим основные черты современного и традиционного театра.
Розенкранц и Гильденстерн сидят в репетиционном зале «Гоголь-центра» за шахматной доской. Это Карпов и Каспаров, играющие бесконечный – 48 партий при 40 ничьих – шахматный матч. Ну или любые другие советские (квази)интеллигенты. На экране появляются даты каждой партии матча. За весь спектакль никто так и не сделает ни одного хода.
Многие зрители (и даже некоторые почтенные критикессы) считают скуку необходимым условием спектаклей Дмитрия Волкострелова. Отсюда они формируют свою систему претензий: обвиняют Волкострелова в излишней сосредоточенности на концепте и небрежности к литературной основе, в данном случае к Тому Стоппораду.
Понять их можно, ведь они смотрят из драматического, традиционного театра. Там зритель всегда в позиции стороннего наблюдателя. Современный, он же скучный/непонятный/концептуальный/ театр, наоборот, работает с живым присутствием актеров и зрителей в едином пространственно-временном континууме, с пребыванием в единой точке. В этой точке и проявляется ускользающее «здесь и сейчас». Тот самый «данный момент», который безуспешно пытается поймать, зафиксировать Максим Диденко в спектакле «Я здесь» по текстам Льва Рубинштейна.
Несмотря на внешнюю междисциплинарность спектакля (пластический театр, видеоарт и всё такое), Диденко занимается всего лишь интерпретацией текста. Метафизические стихи Рубинштейна у него опять про Сталина, насилие и Данию-тюрьму. Диденко хотел донести до нас свою идею и сделал всё, чтобы до нас дошло.
Волкострелов предзаданному смыслу противопоставляет состояние и его динамику. Герои Стоппарда находятся в предельной неопределенности, страдают провалами в памяти, теряют идентичность. Волкострелов идет дальше: у его героев на месте идентичности лишь советские передовицы, время восхода и захода солнца, советы по уходу за жирными и сухими волосами, расстояние от Москвы до столиц союзных государств по железной дороге в километрах. Волкострелов останавливает время. Застой. Ничья.
Волкострелов не работает с повторением, удвоением реальности. При этом он настолько радикален, что в своих спектаклях-состояниях может прибегнуть к условностям традиционного театра (например, пять месяцев спрессованные в час двадцать) и частичной репрезентации реальности.
Диденко, напротив, стремясь к чистой театральности и полисенсорному театру, в своем спектакле синтезирует отдельные жанры и средства выразительности, и мы получаем образчик театра традиционного с четко сформулированным посланием и вшитым смыслом.
День космонавтики уже скоро. Где отмечать? В театре, конечно! Ребята из нового театрального пространства Community stage приглашают на спектакль про космос «Юре бы это понравилось». Авторы спектакля положили стихи русских поэтов на бит. Спектакль о том, что где-то внутри, в каждом из нас есть бесконечный космос. Можно и слетать. 12 апреля 20:00.
http://communitystage.ru/space
http://communitystage.ru/space
communitystage.ru
Community – это новое место встречи и новое место силы в большом городе. Community – это свой круг и общий дом. Community – это мы с вами.
Пермь. Июнь. Кастеллуччи. Лепаж. Пока есть дешевые (относительно) билеты (все меньше и меньше) http://diaghilevfest.ru/programm/events/
Хуже мира, в котором есть провинциальный драматический театр, может быть только мир, в котором нет провинциального драматического театра.
«Зулейха открывает глаза». Режиссер Айрат Абушахманов. Башкирский театр драмы. Уфа
Золотая маска 2018 еще не закончилась, а мы уже видели спектакль-номинант на Золотую маску 2019 (запомните этот пост).
В Башдраме поставили спектакль по роману Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Сам по себе роман – роуд-муви про раскулачивание – чересчур кинематографичен (изначально это и был киносценарий). Было бы нелепо взять и разыграть этот слишком плотный текст по ролям с драматической экшен-беготней по сцене. Угадали. В Башдраме так и сделали.
В спектакле критически много наклеенных бород, накладных лысин и ядреного наигрыша. Всё это наверно приглянется экспертному совету Маски. Спектакль идет на башкирском, что добавляет ему обаяния.
За современный театр в спектакле отвечают выливающаяся в зал сценография в виде лагерных фуфаек на креслах, лампы из барака над проходом и деревьев в первых рядах партера, а также застенчиво-неловкий видеоарт. Вообще, авторы спектакля внимательно следили за российским театром последних лет. Отсюда прямые цитаты из «Кантоса» (деревья в зале) и «Губернатора» (серо-зеленый грим, который подправляют прямо в процессе спектакля).
Зрительница рядом жаловалась, что в зале затхлый воздух и пахнет мышами. Хотелось пошутить, что это пахнет русским театром. Сдержались. Сказали, что это так специально придумано, ведь мы в бараке для спецпоселенцев. Она обрадовалась.
Билетов, кстати, не достать. Это совсем не типично для регионов и очень радует. Видимо роман Яхиной станет хитярой отечественных сцен. Талгат Баталов уже репетирует в новосибирском «Старом доме».
В Башдраме поставили спектакль по роману Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Сам по себе роман – роуд-муви про раскулачивание – чересчур кинематографичен (изначально это и был киносценарий). Было бы нелепо взять и разыграть этот слишком плотный текст по ролям с драматической экшен-беготней по сцене. Угадали. В Башдраме так и сделали.
В спектакле критически много наклеенных бород, накладных лысин и ядреного наигрыша. Всё это наверно приглянется экспертному совету Маски. Спектакль идет на башкирском, что добавляет ему обаяния.
За современный театр в спектакле отвечают выливающаяся в зал сценография в виде лагерных фуфаек на креслах, лампы из барака над проходом и деревьев в первых рядах партера, а также застенчиво-неловкий видеоарт. Вообще, авторы спектакля внимательно следили за российским театром последних лет. Отсюда прямые цитаты из «Кантоса» (деревья в зале) и «Губернатора» (серо-зеленый грим, который подправляют прямо в процессе спектакля).
Зрительница рядом жаловалась, что в зале затхлый воздух и пахнет мышами. Хотелось пошутить, что это пахнет русским театром. Сдержались. Сказали, что это так специально придумано, ведь мы в бараке для спецпоселенцев. Она обрадовалась.
Билетов, кстати, не достать. Это совсем не типично для регионов и очень радует. Видимо роман Яхиной станет хитярой отечественных сцен. Талгат Баталов уже репетирует в новосибирском «Старом доме».