Участие в дискуссии проекта «Театрология», как и почти любое столкновение с местной театральной действительностью, стало опытом травматичным и, видимо, небесполезным.
После видеоперформанса Вилисова нас, блогеров, усадили рядком, зачем-то противопоставили театральным критикам и академическим театроведам, большинство хоть сколько-нибудь заметных представителей которых давно отказались с нами общаться. Вместо них неизвестные нам люди задавали правильные вопросы и получали банальные ответы. Впечатления Вани Демидкина и Оли Таракановой.

Вот что хотелось сказать и не сказалось в силу ложной скромности, волнения и общей неразберихи:
Слово «непрофессионал» в русском языке имеет однозначно негативные коннотации. То есть ты либо профессионал, эксперт и можешь участвовать в процессе, либо «несчастный, бездарный подпольщик, вдруг получивший право голоса благодаря новым медиа» (Роман Должанский — театральный критик, арт-директор фестивалей NET и «Территория», заместитель художественного руководителя Театра Наций). Театральный блогинг сегодня — это начало здоровой, обоюдополезной theatre professional-amateur communication, которая как-то изменит то, что происходит в российском театре сегодня согласно видеолекции Вилисова (пиздец). И чем раньше это поймут театральные профессионалы, тем лучше. Организаторы «Театрологии» в этом плане, конечно, серьезно продвинулись.

Общение после было гораздо более обнадеживающим, продуктивным и трогательным.

Еще немного «Театрологии».
Вопрос про зрителей https://vk.com/@teatrologia-voprosy-teatrologii-evgenii-zaicev

Мало кто знает, но идея вызывать милицию, если тебе не нравится спектакль, принадлежит арт-директору фестиваля NET, продвигательнице «современного искусства среди российской публики» Марине Давыдовой.

«Хотели сделать дерьмо — и сделали. А мы съели. Теперь вот сидим рецензию пишем. А ведь как было бы здорово просто взять и позвать милицию» (рецензия на спектакль «Трактирщица», реж. Виктор Шамиров).

В тексте на 700 слов 3 раза — «совесть» и 4 раза — «дерьмо».

А теперь можете пойти и купить билеты на фестиваль NET, их всё равно NET (и никаких извинений за каламбур).

Первый секс в театральной терминологии: бог из машины.

– На какой спектакль похож твой первый секс?
– «Солдат» Волкострелова

Рубрика «Это интересно».

В сентябре люди очень похожие на худрука БДТ Андрея Могучего и завлита БДТ Светлану Щагину атакуют журналистов телеканала «Санкт-Петербург». С тех пор никаких комментариев.
Несколько дней назад Могучий в скучнейшем, как обычно у Синдеевой, интервью на Дожде осудил редактора «Медузы» и попытки редакции его выгородить. Но тут же говорит: «…В принципе человеческое сознание, на мой взгляд, и мозг сегодняшний не приспособлены к той степени информационной свободы, которая сейчас возникла с помощью вот этих современных технологий». А потом: «Но я всё время выступаю за две вещи: это прозрачность, ясность абсолютная, и гуманизм. Вот две вещи, <…> должны быть не только в деле Кирилла, кстати говоря».
Оля Тараканова давеча задавалась вопросом, как нужно действовать в ситуации с БДТ. Типа этично ли анализировать спектакли БДТ в отрыве от случая с нападением на журналистку? Лично мы проделали долгий путь, чтобы внеконтекстно обсуждать талантливые, пусть и редкие, художественные высказывания шовинистов, лизоблюдов, Евгения Миронова и проч. Хотя, может, это немного другое. Любопытно, что у Могучего по этому поводу четкая позиция: «непогружение в контекст ― болезнь сегодняшнего дня <…> Наступает время каких-то иных моральных… Иного морального кодекса. Вот этого я не понимаю». Ясно, про БДТ только в контексте.

А вот что на «Дожде» говорит о насилии и домогательствах в театре и театральных вузах ректор Школы-студии МХАТ Игорь Золотовицкий:

Катаев: Кстати, а насчет домогательств. Как вы думаете, такая волна в российском театре возможна?

Золотовицкий: Нет. Не дай бог. Это ужасно вообще.

Хитров: А эта проблема есть в театре?

Золотовицкий: И на меня так подозрительно посмотрел. Нету. Этой проблемы нету.

Катаев: Кевин Спейси тоже так говорил.

Золотовицкий: Да, Кевин Спейси бедный, хороший какой. Ужасно это всё. Но я вам хочу сказать, что это на самом деле американское сумасшествие. Приехали ребята, у нас несколько проектов американских. Приехали ребята, и девочкам не понравилось, там мальчик красивый был в этой группе, им не понравилось, как он смотрел на их попы, когда они переодевались на танец.
Они написали письмо, его в двадцать четыре часа выгнали из Москвы. Я хотел заступиться, потому что это не так. Они сказали: «Ты даже не заикайся, потому что тебя туда еще». Ну вы что? Потом этот мальчик выиграл суд! Но он ушел из этой программы. Это сумасшествие, я считаю. Я считаю, что это сумасшествие вообще.

Катаев: Но у нас такого не будет.

Золотовицкий: Слава тебе господи.

Если вы подумали, что это пост о том, что местное театральное сообщество — сборище инертных, токсичных, лицемерных мудаков, то нет. Это пост о том, что у нас теперь есть подписка на «Дождь».

Мы не знаем, кто будет руководить пресс-службой МХАТа Горького. Но нам слили проект нового логотипа.

Ровно год тихой революции в костромской драме. Будем держать вас в курсе.

Написали про 5 необычных московских спектаклей. Можете считать этот список руководством к действию. Почти на всё можно попасть в ближайшее время.
«Curious ― это издание для любознательных жительниц большого города». Но, думаем, всем остальным тоже можно. А еще в недрах сайта есть статья Таракановой про тенденции в современном театре.
UPD: и даже Ваня Демидкин у них есть https://vk.com/@curious_ru-10-spektaklei-chtoby-razobratsya-v-sovremennom-teatre

На встрече Путина и театральных деятелей про Серебренникова упомянул только Бычков. После встречи Ревякина и Бородин «позитивно» поговорили с Путиным о «театральном деле». Теперь всё нормально будет (нет). Год театра подкрался незаметно. https://tvrain.ru/news/teatralnye_dejateli_obsudili_s_putinym_delo_serebrennikova-477007/

«Ай Фак. Трагедия». Режиссер Константин Богомолов.

Из основных предметных тем романа Пелевина — секс и гендерные вопросы, современное искусство, искусственный интеллект — для своего спектакля Богомолов выбрал первые две. Поэтому божественным провидением и единственной удачей спектакля становятся туалеты на 4-м этаже башни Меркурий в Сити, совершенно случайным образом оказавшиеся гендерно нейтральными. В тему, как говорится.
Лаконичная сценография Ломакиной мимикрирует под оставленные без отделки бетонные полы и стены лофта. Само пространство, учитывая фабулу романа Пелевина, предсказуемо представляет собой (как бы) выставку современного искусства. Специально для спектакля арт-объектов делать не стали, взяли напрокат. Зато на выставке есть дверь из туалета редакции журнала «Афиша», которая видела Сапрыкина и сожалеет, что в нее так и не вошел Вилисов.
Два часа с перерывом (он нужен, кажется, только, чтобы «подогреть» бар) Миркурбанов, Мороз и брусникинцы зачитывают отрывки из эссеобразного романа Пелевина про Богооставленную конца XXI.
Пространство разделено на три изолированных сектора, каждый со своей сценой и зрительным залом. Если на одной из сцен похожий на Росомаху Миркурбанов жирно дает Миркурбанова, на двух других он присутствует в виде изображения на экранах (снимают на айфоны, видео с них напрямую транслируют на экраны, и это почему-то впечатляет). Весь спектакль Богомолов привлекает внимание к различию между медиализацией и «живым форматом». Чем интенсивнее актеры присутствуют на экране, тем сильнее зрители хотят увидеть их вживую. И несмотря на то, что в конце живое присутствие на сцене сводится к минимуму, а Богомолов, прибегая к любимым титрам на экране, сообщает: «Кино – говно», на поклон актеров он не выводит. Лишая зрителей привычного для театра финального физического соприсутствия с актерами, Богомолов оставляет публику с ощущением незаконченного, а может, и небывшего вообще спектакля.