Здесь будет про театр и околотеатр. За последние лет семь я поглотил огромное количество драматического и не самого драматического театра. Видел много спектаклей. Думаю, названий триста. А если тебя зовут не Марина Давыдова - это серьезная цифра. В основном – Москва и Петербург, но были и Екатеринбург с Новосибирском. Маме я уже всё об этом рассказал, теперь это знание надо вывалить на кого-то еще. Будут отчеты, всякие истории, рейтинги артистов, режиссеров, театров и зрителей. Не только про премьеры, но и про старье всякое. Короче, понеслась. И да, СВОБОДУ КИРИЛЛУ СЕРЕБРЕННИКОВУ!
В России почти всегда о театре пишут либо матерые театроведы, прекрасные, что и говорить, либо случайные люди (комменты в Интернете типа «мой культурный выход»), впервые оказавшиеся в театре. И если со вторыми всё понятно: «ходили на Богомолова (Жолдока, Волкострелова) – совсем не отдохнули», то с профессиональными критиками ситуа сложнее. Дело даже не в том, что они видят спектакль только на премьере. А в силу специфики отечественной репертуарной системы (об этом отдельно и позже) премьерный спектакль почти всегда - сырой спектакль (взять хоть нового Серебренникова. Когда всех этих упырей, из-за которых спектакль выпускали без режиссера, будут жарить черти, а КС доделает спектакль, а будет это очень скоро, мы все будем плакать от счастья на «Маленьких трагедиях», как раньше на других его спектаклях). Важнее другое: за те годы, что я наблюдаю, со стороны, театральную жизнь, критики напрочь срослись с театрами и режиссерами. Стали такие друзья-подружки. Многие пишущие критики теперь работают в театрах. Мы не против, но, блин, не всё, что ставит Женовач такое уж откровение, вообще-то Тимофей Кулябин унылый эпигон. И скажите кто-нибудь Марку Захарову, что все его новые спектакли лажа. Короче, новая критика подъехала.
Нам показали кусочек того театра, которого мы лишены. Спектакль-посвящение к столетию Ю.П. Любимова в день девяностолетия Олега Ефремова. Уже больше месяца издеваются над Кириллом Серебренниковым. Обо всём этом сказал сам Васильев зрителям перед спектаклем. Первый спектакль Васильева за 11 лет в России. Знайте, оттого, что Васильев не работает здесь, мы очень много потеряли. Мы потеряли красивый, завораживающий театр. Театр, который из голубого тюля, блесток и трубок с воздухом создает чудо. Там были и полный штиль, и бурлящее море (очень эффектно!). Заходил и китайский лев, оглушительно хлопающий глазами.
Голос Аллы Демидовой, ничем не усиленный – ну чистая Древняя Греция - заливал собой тысячный зал. (Маленькие незаметные микрофоны давно уже использует в театре почти повсеместно. Порой это так нелепо. Даже позорно). Демидова, читая с листа, одной кистью правой руки передала и всю мудрость, и всю усталость, и абсолютную несгибаемость непобедимого старика. Красивый, по-Хэмовски лаконичный и сильный, спектакль. Сидел на галёрке, бельэтаж, какой-то ряд, часть сцены не видно. Это дало особый, неповторимый ракурс (в партере наверно смотрели другой спектакль). Васильев однажды сказал: идеальный зритель всегда стоит на балконе, ему как бы позволено подглядывать за спектаклем.
Спешите видеть! А, нет. Ни фига вы не увидите. Это был последний из всего четырех показов. В идеальный театр еще и не попасть.
Голос Аллы Демидовой, ничем не усиленный – ну чистая Древняя Греция - заливал собой тысячный зал. (Маленькие незаметные микрофоны давно уже использует в театре почти повсеместно. Порой это так нелепо. Даже позорно). Демидова, читая с листа, одной кистью правой руки передала и всю мудрость, и всю усталость, и абсолютную несгибаемость непобедимого старика. Красивый, по-Хэмовски лаконичный и сильный, спектакль. Сидел на галёрке, бельэтаж, какой-то ряд, часть сцены не видно. Это дало особый, неповторимый ракурс (в партере наверно смотрели другой спектакль). Васильев однажды сказал: идеальный зритель всегда стоит на балконе, ему как бы позволено подглядывать за спектаклем.
Спешите видеть! А, нет. Ни фига вы не увидите. Это был последний из всего четырех показов. В идеальный театр еще и не попасть.
Из "Послания к (русскому) человечеству" Анатолия Васильева. Прочитано Васильевым перед началом спектакля "Старик и море": Нужен ли театр? Спрашивают тысячи разочаровавшихся в театре профессионалов и миллионы уставших от него людей. Зачем он нам? В годы, когда сцена так ничтожна по сравнению с площадями городов и землями государств, на которых разыгрываются настоящие трагедии из подлинной жизни. Что он нам? Позолоченные ярусы, бархатные кресла, грязные кулисы, вымученные голоса, или наоборот — черные боксы, заляпанные грязью и кровью с кучей взбесившихся голых тел. Что он может сказать?
Всё! Театр может сказать всё. И как боги на небесах живут, и как заключённые в пещерах томятся, и как страсть возвышает, и как любовь губит, и как добрый человек не нужен, и как обман царствует, и как люди живут в квартирах, а дети — в лагерях для беженцев, и как с любимыми расстаются, театр может сказать обо всем. Театр был и останется навсегда.
И сейчас, он особенно необходим. Потому что из всех публичных искусств только театр — это из уст в уста, из глаз в глаза, из рук в руки, и от тела — к телу. Ему не нужен посредник, между человеком и человеком — прозрачная стена света, не юг, не север, не восток, не запад — сам по себе свет, светящийся со всех четырёх сторон, непосредственно узнаваемый всяким враждебным или дружественным человеком.
Театр нужен разный. К черту гаджеты и компьютеры — идите в театр, занимайте ряды в партере и на ярусах, вслушайтесь в слово и всмотритесь в живые образы. Перед вами театр, не пренебрегайте им и не пропустите в своей торопливой жизни.
Театр нужен всякий. И только один театр не нужен — это театр политических игр, театр политической мышеловки, театр политиков, театр политики. Театр ежедневного террора — личного и коллективного, театр обысков, арестов, тюрем, театр судов и судей в тогах, театр трупов и театр крови на площадях и улицах, в столицах и в провинции, между религиями и этносами.
Театр открыт. Вход свободный».
Всё! Театр может сказать всё. И как боги на небесах живут, и как заключённые в пещерах томятся, и как страсть возвышает, и как любовь губит, и как добрый человек не нужен, и как обман царствует, и как люди живут в квартирах, а дети — в лагерях для беженцев, и как с любимыми расстаются, театр может сказать обо всем. Театр был и останется навсегда.
И сейчас, он особенно необходим. Потому что из всех публичных искусств только театр — это из уст в уста, из глаз в глаза, из рук в руки, и от тела — к телу. Ему не нужен посредник, между человеком и человеком — прозрачная стена света, не юг, не север, не восток, не запад — сам по себе свет, светящийся со всех четырёх сторон, непосредственно узнаваемый всяким враждебным или дружественным человеком.
Театр нужен разный. К черту гаджеты и компьютеры — идите в театр, занимайте ряды в партере и на ярусах, вслушайтесь в слово и всмотритесь в живые образы. Перед вами театр, не пренебрегайте им и не пропустите в своей торопливой жизни.
Театр нужен всякий. И только один театр не нужен — это театр политических игр, театр политической мышеловки, театр политиков, театр политики. Театр ежедневного террора — личного и коллективного, театр обысков, арестов, тюрем, театр судов и судей в тогах, театр трупов и театр крови на площадях и улицах, в столицах и в провинции, между религиями и этносами.
Театр открыт. Вход свободный».
https://www.gazeta.ru/culture/news/2017/10/05/n_10655096.shtml
Николя, сами удивляемся! А зачем про Пастернака в Гоголь-центре поставили? Человек ведь про Гоголь-центр даже не слыхал.
Николя, сами удивляемся! А зачем про Пастернака в Гоголь-центре поставили? Человек ведь про Гоголь-центр даже не слыхал.
Газета.Ru
Цискаридзе удивился постановке «Нуреева» именно в Большом театре
Ректор Академии русского балета имени Вагановой Николай Цискаридзе удивился постановке балета «Нуреев» Кирилла Серебренникова именно в Большом театре, передает «Интерфакс» .
РУБРИКА «МОЛОДЕЦ, СЕРГЕЙ!»
Сегодня у нас Сергей Игнашевич, который был замечен на спектакле «Старик и море». История не про то, что его команда в тот день великолепно сыграла вничью с аутсайдером, а он пошел в театр. Мы ж не фанаты Динамо, которые угрожали Кристиану Нобоа за прогулки по ТЦ Мега после поражения. История про, что Игнашевича в театре я встречаю уже второй раз. Первый раз был на спектакле Фоменко «Одна абсолютно счастливая деревня» 28 апреля 2012 г. В тот день, это вам скажет любой театрал, команда Игнашевича играла со Спартаком. Вместо того, чтобы отправится на стадион, Игнашевич пошел к Фоменко в театр. И это радует. Всегда выбирай хороший театр, а не матч посредственных команд. Молодец, Сергей!
Сегодня у нас Сергей Игнашевич, который был замечен на спектакле «Старик и море». История не про то, что его команда в тот день великолепно сыграла вничью с аутсайдером, а он пошел в театр. Мы ж не фанаты Динамо, которые угрожали Кристиану Нобоа за прогулки по ТЦ Мега после поражения. История про, что Игнашевича в театре я встречаю уже второй раз. Первый раз был на спектакле Фоменко «Одна абсолютно счастливая деревня» 28 апреля 2012 г. В тот день, это вам скажет любой театрал, команда Игнашевича играла со Спартаком. Вместо того, чтобы отправится на стадион, Игнашевич пошел к Фоменко в театр. И это радует. Всегда выбирай хороший театр, а не матч посредственных команд. Молодец, Сергей!
КАШЛЯЕШЬ В ТЕАТРЕ? НИ ЧЕРТА НЕ ПОНИМАЕШЬ В ТЕАТРЕ!
Кашель в зрительном зале бесит далеко не только Константина Райкина. Известно, будь у тебя хоть катар, инфлюэнца или чахотка, ты никогда не закашляешь во время спектакля, если понимаешь природу театра. Если сознаешь, что перед тобой живой артист, ты никогда не оскорбишь его своим кашлем. Но если в зале сидит больше пяти человек, всегда найдется вот такой субчик: расположился в кресле, телефон выключил (он воспитан, он понимает - шуметь нельзя), казалось бы, готов внимать. Но тут в дело вступает физиология: он начинает кашлять, кряхтеть, вздыхать, чесаться, шаркать ногами, ёрзать в кресле. Всё потому, что организм такого зрителя не приучен к коммуникации с живым артистом; его организм полагает, что между ним и артистом звуконепроницаемая стена. Будто бы ему включили запись, как в кино. Зритель, помни! Твой кашель разрушает атмосферу спектакля. БУДЬ ЗДОРОВ, НЕ КАШЛЯЙ!
Кашель в зрительном зале бесит далеко не только Константина Райкина. Известно, будь у тебя хоть катар, инфлюэнца или чахотка, ты никогда не закашляешь во время спектакля, если понимаешь природу театра. Если сознаешь, что перед тобой живой артист, ты никогда не оскорбишь его своим кашлем. Но если в зале сидит больше пяти человек, всегда найдется вот такой субчик: расположился в кресле, телефон выключил (он воспитан, он понимает - шуметь нельзя), казалось бы, готов внимать. Но тут в дело вступает физиология: он начинает кашлять, кряхтеть, вздыхать, чесаться, шаркать ногами, ёрзать в кресле. Всё потому, что организм такого зрителя не приучен к коммуникации с живым артистом; его организм полагает, что между ним и артистом звуконепроницаемая стена. Будто бы ему включили запись, как в кино. Зритель, помни! Твой кашель разрушает атмосферу спектакля. БУДЬ ЗДОРОВ, НЕ КАШЛЯЙ!
А вот шуршание фантиками от конфет, чипсами и бутербродами во время спектакля имеет более чем двухтысячелетнею историю. Дело в том, что в Древней Греции во время представления зрителям бесплатно раздавали всевозможные закуски. И если пьеса зрителям не нравилась, они поглощали закуски нарочито громко.
http://mr7.ru/articles/168499/ Видел (и надеюсь, увижу еще раз до конца года) № 3 из этого списка. Один из лучших спектаклей в моей жизни.
MR7.ru
Минкульт перечислил опасные для зрителей спектакли Театра имени Ленсовета и БДТ
Постановки этих учреждений культуры нецелесообразно проводить под эгидой Петербургского культурного форума.
Ничего нового о «деле "Седьмой студии"» я вам тут не расскажу. Шевкунов? Мединский? Загадочные силовики? Все разом? Это, вообще-то, и не важно. Худшее уже всё равно случилось. Не будем судачить и о том, чем всё это закончится. Хотя кое-что можно сказать определенно. В конечном итоге Гоголь-центр прекратит своё существование. По крайней мере в том виде, в котором мы знаем и любим его сегодня. Хочу ошибиться, но, кажется, это и была одна из задач этой мерзотной показательной акции. Боюсь, что смелый, живой, искренний театр работает последний сезон. Успей! Особо рекомендую: Мертвые души, Сон в летнюю ночь, Кому на Руси жить хорошо, (М)ученик, спектакль про Пастернака, Хармс. Мыр. На Маленькие трагедии билетов нет за месяц до показа (довольно редкий случай для русского театра). Беги в театр. Приобщись.
Как говорил гениальный Николай Эрдман: если вокруг театра нет скандала, то это не театр.
Спектакль по очень редкой пьесе Камю.
У Камю - древнегреческая трагедия в декорациях европейской гостиницы середины прошлого века. У режиссера Маликова - спектакль о том, насколько все друг другу бесконечно чужие. Запоминающаяся сценография – стильный бутик-отель в холодных тонах, симпатичный и пугающий разом, саундтрек – вибрации планеты Юпитер, записанные «Вояджером». Все это должно вызывать тревогу; зрителю должно быть жутковато и неуютно сидеть в кресле. Словом, то, что происходит, когда ты возвращаешься в отель «Оверлук» из фильма «Сияние». И все бы получилось, да подкачали артисты. Таких проблем с исполнением не встречал давно. Артист, играющий Яна, чтобы показать недоумение или злобу, да и вообще любое состояние, кривит рот, крючит пальцы, щурит глаз. Его хотя бы быстро убивают. А вот на исполнительницу роли Марты пришлось глядеть и мучаться до конца спектакля. По задумке режиссера у неё было два состояния: омерзение ко всему вокруг, прикрытое холодным добродушием - в начале спектакля и истерика - в конце. Первое состояние она изображала так, будто ей хурма вяжет рот. А как она показывала истерику? Правильно – кричала с авансцены в зал, срывающимся голосом: ненавижу! Выглядело так, словно актёрское мастерство в театральном им преподавал Джо Триббиани. Спектакль заканчивался в недоуменной тишине зрительного зала. Именно в недоуменной, а не в тишине глубоких раздумий. Пойду ли я в театр Старый дом, когда опять приеду в Новосибирск? Пойду непременно. А вдруг получится лучше?
У Камю - древнегреческая трагедия в декорациях европейской гостиницы середины прошлого века. У режиссера Маликова - спектакль о том, насколько все друг другу бесконечно чужие. Запоминающаяся сценография – стильный бутик-отель в холодных тонах, симпатичный и пугающий разом, саундтрек – вибрации планеты Юпитер, записанные «Вояджером». Все это должно вызывать тревогу; зрителю должно быть жутковато и неуютно сидеть в кресле. Словом, то, что происходит, когда ты возвращаешься в отель «Оверлук» из фильма «Сияние». И все бы получилось, да подкачали артисты. Таких проблем с исполнением не встречал давно. Артист, играющий Яна, чтобы показать недоумение или злобу, да и вообще любое состояние, кривит рот, крючит пальцы, щурит глаз. Его хотя бы быстро убивают. А вот на исполнительницу роли Марты пришлось глядеть и мучаться до конца спектакля. По задумке режиссера у неё было два состояния: омерзение ко всему вокруг, прикрытое холодным добродушием - в начале спектакля и истерика - в конце. Первое состояние она изображала так, будто ей хурма вяжет рот. А как она показывала истерику? Правильно – кричала с авансцены в зал, срывающимся голосом: ненавижу! Выглядело так, словно актёрское мастерство в театральном им преподавал Джо Триббиани. Спектакль заканчивался в недоуменной тишине зрительного зала. Именно в недоуменной, а не в тишине глубоких раздумий. Пойду ли я в театр Старый дом, когда опять приеду в Новосибирск? Пойду непременно. А вдруг получится лучше?
ЕЩЕ ОБ АКТЕРСКИХ ТЕХНИКАХ
Артист МХАТ Алексей Николаевич Грибов долгие годы играл Чебутыкина в «Трёх сестрах». Как вы помните, пьеса заканчивается словами Чебутыкина: Тара... ра... бумбия... сижу на тумбе я... <...> Все равно! Все равно! Грибов, произнося эти слова, каждый раз заливался горючими слезами. В конце каждого спектакля он всегда рыдал. Его постоянно спрашивали, как ему это удается. Алексей Николаевич всегда отмахивался. Но однажды признался. «Сижу я на сцене и думаю: вот закончится спектакль, все будут собираться домой, и я буду просить у своих коллег-артистов немного денег взаймы, чтобы купить выпить. И никто не даст». А вы говорите - Джо Триббиани.
Артист МХАТ Алексей Николаевич Грибов долгие годы играл Чебутыкина в «Трёх сестрах». Как вы помните, пьеса заканчивается словами Чебутыкина: Тара... ра... бумбия... сижу на тумбе я... <...> Все равно! Все равно! Грибов, произнося эти слова, каждый раз заливался горючими слезами. В конце каждого спектакля он всегда рыдал. Его постоянно спрашивали, как ему это удается. Алексей Николаевич всегда отмахивался. Но однажды признался. «Сижу я на сцене и думаю: вот закончится спектакль, все будут собираться домой, и я буду просить у своих коллег-артистов немного денег взаймы, чтобы купить выпить. И никто не даст». А вы говорите - Джо Триббиани.