Главными театральными событиями прошедшей недели стали:
- очередная премьера Серебренникова без Серебренникова https://daily.afisha.ru/brain/7627-chto-nuzhno-znat-o-nureeve-kirilla-serebrennikova/
- арестованный рояль в «Гоголь-центре» https://www.gazeta.ru/culture/news/2017/12/06/n_10900808.shtml
А пока кругом творится дичь, мы перенесём вас в блаженные времена. Слово Кириллу Серебренникову:
«В России театр неподцензурен. Театр — последняя, может быть, единственная зона свободы, потому что он рассчитан на маленькую аудиторию. Ну, сто тысяч человек посмотрят этот спектакль — больше все равно невозможно. Поэтому никто театром особо не интересуется, и этим можно пользоваться — оставаться честными и не скурвливаться».
Да, в 2011-м все были такие наивные и прекраснодушные.
- очередная премьера Серебренникова без Серебренникова https://daily.afisha.ru/brain/7627-chto-nuzhno-znat-o-nureeve-kirilla-serebrennikova/
- арестованный рояль в «Гоголь-центре» https://www.gazeta.ru/culture/news/2017/12/06/n_10900808.shtml
А пока кругом творится дичь, мы перенесём вас в блаженные времена. Слово Кириллу Серебренникову:
«В России театр неподцензурен. Театр — последняя, может быть, единственная зона свободы, потому что он рассчитан на маленькую аудиторию. Ну, сто тысяч человек посмотрят этот спектакль — больше все равно невозможно. Поэтому никто театром особо не интересуется, и этим можно пользоваться — оставаться честными и не скурвливаться».
Да, в 2011-м все были такие наивные и прекраснодушные.
Посчастливилось поучаствовать в действе Русского инженерного театра «АХЕ». Чтобы «ахешники» не делали (а делают они много: от масштабных уличных представлений до камерных текстовых спектаклей), зритель в их театре именно что (со)участвует, и речь тут не о галимой и уютненькой иммерсивности. Зритель театра «АХЕ» – младший научный сотрудник, подмастерье двух чокнутых профессоров (Максим Исаев и Павел Семченко – создатели театра, авторы спектаклей и актеры), помощник не то учёных умов, не то детей, оставшихся дома одних со спичками. Агрегатное состояние «ахейских» спектаклей не фиксируется, на них действует закон обязательной трансформации: уличный театр перетекает в ритуал, текстовый спектакль в физико-химические эксперименты.
Уличный спектакль (зрелище, перформанс, мистерия) «Мокрая свадьба» – вещь уже хрестоматийная – разыгрывается близ водоёма: в любую погоду невозмутимые операторы – так Исаев и Семченко сами определяют свою функцию в любом спектакле - проводят безжалостный обряд инициации жениха. Женихом, кстати, одно время был Максим Диденко – нынче жутко востребованный режиссёр. На этом видео он самый https://youtu.be/6tse0ZauZ8M?t=3481
В прошедшие выходные случился спектакль «Каталог героя». Место выбрали соответствующее духу театра – цех завода слоистых пластиков (завод, само собой, действующий). В спектакле два оператора с неизменной белой полосой на лице (ре)конструируют житие условного героя. Всё это представляет собой неторопливую последовательность бессмысленных экспериментов, случайные манипуляции с объектами, затянутыми в поле действия спектакля, наивный иллюзионизм и милую интерактивность. Степень вариативности спектакля велика, развитие зависит от того загорится или не загорится, куда упадет чернильная капля, хорошо ли пропечется в печи рубаха.
Герой, понятное дело, так и не явится, да и не в этом счастье. Счастье в том, что огонь потухнет и снова возгорится от силы мысли, просто надо очень этого хотеть.
Уличный спектакль (зрелище, перформанс, мистерия) «Мокрая свадьба» – вещь уже хрестоматийная – разыгрывается близ водоёма: в любую погоду невозмутимые операторы – так Исаев и Семченко сами определяют свою функцию в любом спектакле - проводят безжалостный обряд инициации жениха. Женихом, кстати, одно время был Максим Диденко – нынче жутко востребованный режиссёр. На этом видео он самый https://youtu.be/6tse0ZauZ8M?t=3481
В прошедшие выходные случился спектакль «Каталог героя». Место выбрали соответствующее духу театра – цех завода слоистых пластиков (завод, само собой, действующий). В спектакле два оператора с неизменной белой полосой на лице (ре)конструируют житие условного героя. Всё это представляет собой неторопливую последовательность бессмысленных экспериментов, случайные манипуляции с объектами, затянутыми в поле действия спектакля, наивный иллюзионизм и милую интерактивность. Степень вариативности спектакля велика, развитие зависит от того загорится или не загорится, куда упадет чернильная капля, хорошо ли пропечется в печи рубаха.
Герой, понятное дело, так и не явится, да и не в этом счастье. Счастье в том, что огонь потухнет и снова возгорится от силы мысли, просто надо очень этого хотеть.
⚡️🏛🦄 Предложение для отъявленных и упоротых (театралов, разумеется).
UPD: Билет пристроили. Но в кассах еще есть, так что не поленитесь.
С 15 по 19 декабря в «Электротеатре» будет происходить «Золотой осёл». Это 8 часов театра ежедневно. Всё действо состоит из дневных лабораторий и вечерних показов. Вот здесь посмотрите http://electrotheatre.ru/events/zolotoy-osel-razomknutoe-prostranstvo-raboty-0
Марина-Даже-Лучше-Чем-Вилисов-Давыдова считает, что это главное театральное событие в Москве. А ещё, может быть, это последний показ, так говорят.
❗️У нас для вас один билет на всю субботу.
Пиши в личку https://t.me/EZaytsev, забирай билет, освобождай субботу. Будешь доволен.
UPD: Билет пристроили. Но в кассах еще есть, так что не поленитесь.
С 15 по 19 декабря в «Электротеатре» будет происходить «Золотой осёл». Это 8 часов театра ежедневно. Всё действо состоит из дневных лабораторий и вечерних показов. Вот здесь посмотрите http://electrotheatre.ru/events/zolotoy-osel-razomknutoe-prostranstvo-raboty-0
Марина-Даже-Лучше-Чем-Вилисов-Давыдова считает, что это главное театральное событие в Москве. А ещё, может быть, это последний показ, так говорят.
❗️У нас для вас один билет на всю субботу.
Пиши в личку https://t.me/EZaytsev, забирай билет, освобождай субботу. Будешь доволен.
Ополоумевшая мать рассказывает сказку о великане своей мертвой дочери-кукле, лежащей на авансцене; рабочий стоит над ними и мерно рубит воздух красным флагом, ритмически организуя материнское безумие. Фоном служат горы тряпичных трупов, обволакиваемых дымом.
Сцена эта будет самой громкой и экспрессивной в напряженном и тихом спектакле Андрея Могучего «Губернатор» по рассказу Леонида Андреева. Губернатор расстрелял бунтующих рабочих, а после этого нежданно осознал себя человеком, а не функцией. Могучий почти кинематографически монтирует эпизоды рассказа. Стремительная машинерия в миг трансформирует пространство: только что на губернатора давили обшарпанные казенные стены, как он уже очутился в просторной и многонаселенной гостиной.
В спектакле, не отторгая друг друга, уживаются документальность и гротеск. Среди штабелей трупов-кукол прохаживаются артисты с покрытыми густым серо-зеленым гримом лицами – эти исчадия коллодионного ада очевидно сбежали с фотографий вековой давности. При этом текст от автора читают в документальной манере - торопливо и беспристрастно подобно диктору исторической телепередачи.
Могучий разрабатывает тему, начатую им в «Грозе» - тему русского страшного, русского черного (вариант: серо-зеленого). В «Грозе» черный-черный город выдавливал Катерину, в «Губернаторе» глава такого города, удивившись обнаруженным у себя чувствам, самоуничтожается. Несмотря на подавляющую черноту, ключевой цвет в обоих спектаклях – красный: платье Катерины в «Грозе» и флаг, который в прологе «Губернатора» выносит гимназистка (на её лице нет трупного грима), единственная, кто губернатора пожалеет. Красный для Могучего – цвет если не надежды, то хотя бы небессмысленности жертвы.
Спектакль, очевидно, привезут весной на "Золотую Маску", так что сможете убедиться во всем сами.
Сцена эта будет самой громкой и экспрессивной в напряженном и тихом спектакле Андрея Могучего «Губернатор» по рассказу Леонида Андреева. Губернатор расстрелял бунтующих рабочих, а после этого нежданно осознал себя человеком, а не функцией. Могучий почти кинематографически монтирует эпизоды рассказа. Стремительная машинерия в миг трансформирует пространство: только что на губернатора давили обшарпанные казенные стены, как он уже очутился в просторной и многонаселенной гостиной.
В спектакле, не отторгая друг друга, уживаются документальность и гротеск. Среди штабелей трупов-кукол прохаживаются артисты с покрытыми густым серо-зеленым гримом лицами – эти исчадия коллодионного ада очевидно сбежали с фотографий вековой давности. При этом текст от автора читают в документальной манере - торопливо и беспристрастно подобно диктору исторической телепередачи.
Могучий разрабатывает тему, начатую им в «Грозе» - тему русского страшного, русского черного (вариант: серо-зеленого). В «Грозе» черный-черный город выдавливал Катерину, в «Губернаторе» глава такого города, удивившись обнаруженным у себя чувствам, самоуничтожается. Несмотря на подавляющую черноту, ключевой цвет в обоих спектаклях – красный: платье Катерины в «Грозе» и флаг, который в прологе «Губернатора» выносит гимназистка (на её лице нет трупного грима), единственная, кто губернатора пожалеет. Красный для Могучего – цвет если не надежды, то хотя бы небессмысленности жертвы.
Спектакль, очевидно, привезут весной на "Золотую Маску", так что сможете убедиться во всем сами.
ВРЕМЯ ПОУЧИТЕЛЬНЫХ ИСТОРИЙ
В октябре пошли на оперу «Бенвенуто Челлини» в Мариинку. Бархатов, Шнуров, Берлиоз, рок-н-ролл. Было это в концертном зале Мариинки, там зал-арена. Пришли и понимаем, что все мизансцены, всё действие направлено в партер, как если бы играли на сцене-коробке. Народу полный зал, а играют только для партера. Глядим на спины, вместо звука – каша. Решили терпеть, остались на второе отделение. Не могли же в Мариинке так облажаться. Верим, после антракта все мизансцены повернут к нам. Но нет. В финале партеру был явлен великолепный золотой Орфей работы Челлини, мы же видели только спины да заднюю сторону коробки из-под Орфея.
Чего ж вы хотели, скажите вы, купив билеты для сирых и убогих? Ага. Только билеты эти стоили три тысячи каждый. Поняв, наконец, что нас надули, мы пошли к дежурному администратору. Стоит ли говорить, что театральный администратор – это центр компетенции? Но нашего идеального администратора, видимо, сожрала та корюшка, которая встретила нас внизу. Мы гневались, она вяло отвечала, что обращаться к ней надо было в антракте.
Пришлось на следующий день звонить главному администратору, истерить. В итоге нам предложили писать на имя Гергиева Валерия Абисаловича жалобу. Написали. Мы написали такое письмо. Злобное, вдохновенное и гениальное. Невозможно было не ответить, и спустя месяц нам ответили:
В октябре пошли на оперу «Бенвенуто Челлини» в Мариинку. Бархатов, Шнуров, Берлиоз, рок-н-ролл. Было это в концертном зале Мариинки, там зал-арена. Пришли и понимаем, что все мизансцены, всё действие направлено в партер, как если бы играли на сцене-коробке. Народу полный зал, а играют только для партера. Глядим на спины, вместо звука – каша. Решили терпеть, остались на второе отделение. Не могли же в Мариинке так облажаться. Верим, после антракта все мизансцены повернут к нам. Но нет. В финале партеру был явлен великолепный золотой Орфей работы Челлини, мы же видели только спины да заднюю сторону коробки из-под Орфея.
Чего ж вы хотели, скажите вы, купив билеты для сирых и убогих? Ага. Только билеты эти стоили три тысячи каждый. Поняв, наконец, что нас надули, мы пошли к дежурному администратору. Стоит ли говорить, что театральный администратор – это центр компетенции? Но нашего идеального администратора, видимо, сожрала та корюшка, которая встретила нас внизу. Мы гневались, она вяло отвечала, что обращаться к ней надо было в антракте.
Пришлось на следующий день звонить главному администратору, истерить. В итоге нам предложили писать на имя Гергиева Валерия Абисаловича жалобу. Написали. Мы написали такое письмо. Злобное, вдохновенное и гениальное. Невозможно было не ответить, и спустя месяц нам ответили:
Памятка.
Театральные администраторы, если вы ошиблись – не бойтесь исправить свою ошибку.
Зритель, не забывай вонять (спектакль «Волшебная гора» – не повод для вони).
Театральные администраторы, если вы ошиблись – не бойтесь исправить свою ошибку.
Зритель, не забывай вонять (спектакль «Волшебная гора» – не повод для вони).
Анекдот про Немировича от Довлатова:
«Когда шахтер Стаханов отличился, его привезли в Москву. Наградили орденом. Решили показать ему Большой театр. Сопровождал его знаменитый режиссер Немирович-Данченко. В этот день шел балет “Пламя Парижа”. Началось представление.
Через три минуты Стаханов задал вопрос Немировичу-Данченко:
— Батя, почему молчат?
Немирович-Данченко ответил:
— Это же балет.
— Ну и что?
— Это такой жанр искусства, где мысли выражаются средствами пластики.
Стаханов огорчился:
— Так и будут всю дорогу молчать?
— Да, — ответил режиссер.
— Стало быть, ни единого звука?
— Ни единого.
А надо вам сказать, что “Пламя Парижа” — балет уникальный. Там в одном месте поют. Если не ошибаюсь, “Марсельезу”.
И вот Стаханов в очередной раз спросил:
— Значит, ни слова?
Немирович-Данченко в очередной раз кивнул;
— Ни слова.
И тут артисты запели.
Стаханов усмехнулся, поглядел на режиссера и говорит:
— Значит, оба мы, батя, в театре первый раз?!»
«Когда шахтер Стаханов отличился, его привезли в Москву. Наградили орденом. Решили показать ему Большой театр. Сопровождал его знаменитый режиссер Немирович-Данченко. В этот день шел балет “Пламя Парижа”. Началось представление.
Через три минуты Стаханов задал вопрос Немировичу-Данченко:
— Батя, почему молчат?
Немирович-Данченко ответил:
— Это же балет.
— Ну и что?
— Это такой жанр искусства, где мысли выражаются средствами пластики.
Стаханов огорчился:
— Так и будут всю дорогу молчать?
— Да, — ответил режиссер.
— Стало быть, ни единого звука?
— Ни единого.
А надо вам сказать, что “Пламя Парижа” — балет уникальный. Там в одном месте поют. Если не ошибаюсь, “Марсельезу”.
И вот Стаханов в очередной раз спросил:
— Значит, ни слова?
Немирович-Данченко в очередной раз кивнул;
— Ни слова.
И тут артисты запели.
Стаханов усмехнулся, поглядел на режиссера и говорит:
— Значит, оба мы, батя, в театре первый раз?!»
В кого ни плюнь – все любят «брусникинцев».
Посмотрели спектакль «Сван» под водительством Елены Ковальской в Центре Мейерхольда.
В результате получилась старая добрая рецензия.
Под двуглавым голографическим лебедем на ринге для смешанных единоборств заседает комиссия ФМС. Три румяные женщины в небесно-голубом экзаменуют гастарбайтеров в стихосложении. Это условие гражданства в России будущего – стране «Лебедянии». По ходу экзамена одна из сотрудниц сойдет с ума и перережет всех вокруг – разумеется, в танце.
«Разумеется» - потому что стихотворную пьесу Родионова и Троепольской режиссер Юрий Квятковский поставил с первым призывом «брусникинцев», о которых принято считать, что они могут всё – и поэтический театр, и физический театр, и вербатим. Вот и в «Сване» «брусникинцы» спешат предъявить весь свой набор навыков. Они энергично танцуют и поют, складываются пополам, ходят по потолку и выполняют сверхзадачу.
Антиутопический анекдот о любви начальницы ФМС и бедного поэта с эфиопскими – какими ещё? – корнями замешивает не только жанры, но и формы театра. Тут и древнегреческий Пролог (используя расхожий символ полицейского государства – мегафоны, он провозглашает закон о поэтической речи), и комедия дель арте с ее масками и импровизацией, и двадцатый век с агитационным театром и театром эпическим. И всё это в стихах, под звуки перкуссии, висящей под самыми колосниками в строительной люльке.
У «Свана» два финала. В первом слезоточивая любовная история разъела ржавчиной мясорубку сатиры: сотрудники ФМС и гастарбайтеры, усевшись рядком, мирно пьют чай. Зато второй финал переигрывает весь спектакль. Голый по пояс артист Титов перевоплощается в поэта Родионова и читает стихотворение о русской тропинке, ступая по доскам, русский особый путь символизирующим. Сверху льёт грязная вода.
Посмотрели спектакль «Сван» под водительством Елены Ковальской в Центре Мейерхольда.
В результате получилась старая добрая рецензия.
Под двуглавым голографическим лебедем на ринге для смешанных единоборств заседает комиссия ФМС. Три румяные женщины в небесно-голубом экзаменуют гастарбайтеров в стихосложении. Это условие гражданства в России будущего – стране «Лебедянии». По ходу экзамена одна из сотрудниц сойдет с ума и перережет всех вокруг – разумеется, в танце.
«Разумеется» - потому что стихотворную пьесу Родионова и Троепольской режиссер Юрий Квятковский поставил с первым призывом «брусникинцев», о которых принято считать, что они могут всё – и поэтический театр, и физический театр, и вербатим. Вот и в «Сване» «брусникинцы» спешат предъявить весь свой набор навыков. Они энергично танцуют и поют, складываются пополам, ходят по потолку и выполняют сверхзадачу.
Антиутопический анекдот о любви начальницы ФМС и бедного поэта с эфиопскими – какими ещё? – корнями замешивает не только жанры, но и формы театра. Тут и древнегреческий Пролог (используя расхожий символ полицейского государства – мегафоны, он провозглашает закон о поэтической речи), и комедия дель арте с ее масками и импровизацией, и двадцатый век с агитационным театром и театром эпическим. И всё это в стихах, под звуки перкуссии, висящей под самыми колосниками в строительной люльке.
У «Свана» два финала. В первом слезоточивая любовная история разъела ржавчиной мясорубку сатиры: сотрудники ФМС и гастарбайтеры, усевшись рядком, мирно пьют чай. Зато второй финал переигрывает весь спектакль. Голый по пояс артист Титов перевоплощается в поэта Родионова и читает стихотворение о русской тропинке, ступая по доскам, русский особый путь символизирующим. Сверху льёт грязная вода.